Последней ускользающей от меня мыслью была даже и не мысль, а риторический вопрос: интересно, сколько же еще трупов надо обнаружить, чтобы научиться наконец осторожности?..
Глава 8 В логове кушумского «Хана»
Не могу сказать, что пробуждение мое было очень уж неприятным. Скорее даже наоборот. Все вокруг едва заметно пружинисто покачивалось, шины мягко шуршали по асфальту (видимо, скорость была приличная!), а моя голова удобно покоилась на чем-то теплом, твердом, но упругом. Уже потом я поняла, что это, наверное, мужское плечо. Перед глазами у меня было по-прежнему темно, однако теперь эта темнота не была непроницаемой: в ней плавали какие-то смутные образы и красивые радужные круги — малиновые, зеленые, синие… Только вот почему-то очень болело под правой лопаткой, а так — все было совсем неплохо, и мне, убаюканной, хотелось ехать и ехать в этой машине, и сладко подремывать, и видеть радужные сны…
Но моя занудная детективная сущность упорно пыталась вернуть свою хозяйку к активной жизни. Поэтому мне волей-неволей пришлось сообразить, что меня везут с завязанными глазами в легковой машине — по-видимому, в той самой «девятке», ибо других машин поблизости не было, на заднем сиденье, зажатую между двумя особями мужского пола. То, что везли с завязанными глазами, было хорошим знаком: другой из известных способов заставить молчать об увиденном нравился мне гораздо меньше.
Тут я вспомнила о микрофончике, спрятанном на моей трепетной груди. Мне не составило труда незаметно убедиться, что он на месте. Ага, значит, не обыскивали — совсем хорошо. Значит, мой напарник все слышал, все понял и уж, конечно, что-нибудь предпримет. Может быть, уже и предпринял.
После всего, что я вспомнила и сообразила, мне оставалось только пошевелиться и подать голос — не для того, чтобы получить ответ на вопрос, а просто чтобы услышать их голоса. Может, удастся еще что-нибудь сообразить.
— Куда вы меня везете?
Молодой голос с чуть заметным акцентом ответил мне не сразу, но вполне вежливо и даже на «вы»:
— Узнаете. Вам не сделают ничего плохого.
Хм, приятно это слышать. Хотя, с другой стороны, если они считают, что электрошок — это «ничего плохого», то…
Я решила, что продолжать беседу бессмысленно, и попробовала соображать дальше. Вопрос номер один — тот, который я уже задала вслух: куда меня везут? Судя по акценту, ответивший мне парень вполне может оказаться татарином; можно предположить, что и другие — тоже. Учитывая криминальную «родословную» убитого Визиря (а я склонна думать, что убитым был именно он), а также то, что едем мы уже довольно долго и явно не по городу, можно сделать логический вывод: везут меня скорее всего в ставший уже родным моему сердцу Усть-Кушум. Вероятно, это тот самый случай, когда люди, обладающие властью — пусть даже весьма своеобразной, — захотели со мной побеседовать.
Догадка эта не вызвала у меня большого энтузиазма. Но и паники тоже: оказаться в логове Батыра, которому я пока еще ни разу не перешла дорогу, было для меня, безусловно, лучшим вариантом, чем попасть в лапы Галантерейщика. Впрочем, у Батыра могло быть на этот счет свое мнение — я имею в виду «переход дороги». А потому гораздо большую актуальность, на мой взгляд, приобретал вопрос номер два: зачем меня туда везут?
Между тем, кажется, меня уже почти привезли. Я усекла знакомый спуск-подъем перед самым Кушумом, гомон людей на автобусной остановке, характерные звуки жизни на деревенских подворьях. Перед этим на меня нахлобучили какую-то соломенную шляпу — наверное, чтобы повязка на глазах не вызвала подозрений у чрезмерно любопытных. Машина сбросила скорость, повернула налево — но, по-моему, не на ту улицу, где находилась дача Бутковских, потом направо, потом «еще много-много раз», так что мне начало уже казаться, что мы спускаемся по кругам ада. Наконец мы остановились, водитель посигналил, я услышала звук, который, по моему мнению, могли производить раздвигающиеся металлические ворота. Мы продвинулись еще немного вперед, снова остановились, кто-то открыл заднюю дверцу, и новоприбывшие обменялись со здешними караульными несколькими короткими репликами на своем наречии. Я уловила только два или три раза произнесенную — на восточный манер — кличку «Визирь». С меня сняли шляпу — очевидно, чтобы похвастаться уловом, и возгласы встречавших выразили живейшее одобрение.
«Вот ишаки вонючие!» — мысленно выругалась я. И неожиданно для самой себя рявкнула вслух:
— Хватит трепаться, поехали! Шеф ждет!
Они проглотили остатки своих восторгов — возможно, вместе с языками. Я ожидала, что мне сейчас врежут за наглость, но ничего подобного не случилось. Кто-то, очевидно, «старшой», отдал короткую команду, дверца захлопнулась, и машина резво взяла с места при гробовом молчании пассажиров. Наверное, шеф действительно ждал!
Должно быть, еще добрых пять минут мы ехали от КПП к дому по ровненькой подъездной дороге со скоростью никак не меньше 60 кэмэ в час! И вот водитель заглушил двигатель, а мой сосед слева, на плече которого я мирно дремала добрую половину пути, заботливо придержал меня за локоть:
— Выходите, приехали.
— Может, развяжете глаза-то? Я у вас тут шею сломаю!
— Ничего, я помогу. — В чем он мне поможет, я так и не поняла: шею сломать, что ли?.. — Осторожнее, здесь ступенька…
Таким манером — то ползком, то волоком — мы преодолели бесчисленное количество ступенек, лестниц, коридоров и коридорчиков — одним словом, погонных метров вражеской территории. Навстречу нам бесконечно попадались новые люди — почему-то исключительно мужского пола, мой провожатый обменивался с ними какими-то фразами, но, судя по тону, уже в сугубо деловом ключе. И не раз я пожалела, что ничего не смыслю в татарском, кроме «бар» да «йок»… Надо будет подзаняться. Если, конечно, во всей передряге мне не выйдет полный «йок»…
Наконец, открыв какую-то дверь, мой сопровождающий сказал: «Подождите здесь». С этими словами он снял пелену с моих глаз и бесшумно исчез прежде, чем я смогла его увидеть. Мне показалось, что в мою бедную сетчатку ударили разом сто миллионов фотонов, и я зажмурилась от резкой боли. А когда вновь смогла приоткрыть глаза, то поняла: хотя света в этом помещении не так уж много, но зажмуриться тут есть от чего!
Судя по всему, меня привели в кабинет шефа. Площадью он был никак не меньше, чем малый зал заседаний нашего областного правительства. И вся эта площадь — от стенки до стенки! — была укрыта золотистым персидским ковром, о стоимости которого я не берусь даже делать предположения. (А ведь кое-что в этих делах смыслю!) Мои ноги, обутые, по случаю рискового мероприятия, в простенькие и удобные матерчатые тапочки, утонули в этом произведении коврового искусства по самые щиколотки. В противоположном от меня конце «зала заседаний», близ окон, задрапированных зелеными парчовыми шторами с золотыми кистями (точно такие же зеленые покрывала украшали оттоманку в углу и несколько кресел, разбросанных по всей комнате) расположился резной с инкрустациями письменный стол — тоже произведение искусства. За ним смело могло бы уместиться все наше правительство. Сбоку от этого «полигона» красовалась китайская фарфоровая напольная ваза гигантских размеров: небесно-голубая, расписанная тончайшим причудливым орнаментом, с ручками в виде огнедышащих драконов… Все губернское правительство в ней, конечно, не поместилось бы, но уж один губернатор — это как пить дать!
Слева, над зеленой оттоманкой, на зеленом же ковре (правда, размером поменьше, чем на полу) расположилась потрясающая коллекция старинного холодного оружия. Благородные дамасские клинки, кривые турецкие ятаганы, казачьи шашки, кинжалы, усыпанные драгоценными каменьями, доведенные до совершенства причудливой фантазией древних оружейников… Ничего подобного я никогда не видела!
Довершил же мой моральный разгром камин, который занимал почти всю противоположную стену — по правую руку от меня. В нем могло бы… ладно, оставим в покое наше несчастное правительство, ему и так уже досталось. В этом камине спокойно могла бы припарковаться та вишневая «девятка», которая меня сюда доставила. Готова поспорить: такому камину позавидовал бы даже «Президент-отель»! А впрочем, я понятия не имею, что там есть, в этом «Президент-отеле», да и наплевать: мне на всю оставшуюся жизнь хватило бы этой комнаты! Я уж не говорю о каминной решетке, о люстре, канделябрах, подсвечниках, зеркалах, вазах, статуэтках, письменных приборах, о шелковых обоях на стенах и даже — о Господи! — о золоченой клетке с «райской птичкой»… Боже правый! Аллах всемилостивый!
В этой комнате, похоже, не было ни одной даже самой малой вещицы, которая не являлась бы произведением искусства, музейным экспонатом. Впечатление создавалось такое, что всю свою обстановку хозяин этого кабинета приобрел на распродаже у какого-нибудь внезапно обедневшего арабского эмира, но… как иначе объяснить, что все эти вещи оказались здесь?!
