одной пустой строки в пухлом ежедневнике.
Пышные юбки шуршали по́лами, оставляя после себя россыпь из бисера и пайеток. Ладонью Яна разглаживала шаль на плече у статистки, чтобы посмотреть, не будет ли рябить в кадре. Губы привычно сжимали головки булавок. Художники по гриму между дублями сражались в преферанс не на жизнь, а на смерть. Благородная дива бальзаковского возраста, теперь игравшая гувернантку, штемпелем стучала по конвертам на камеру, тяжело вздыхая. Выйдя из задымленного павильона покурить на задворки, Яна уткнулась в забор, за которым поскрипывали, притормаживая на повороте, поезда. Шпалы пахли креозотом, это возвращало ее мыслями в электричку до Солнечногорска, что отходила с кишащего вороватыми цыганятами Ленинградского вокзала. А там, измазавшись вареной кукурузой, она прыгала в кряхтящий автобус до заветного Татищево. Зря Яна тогда не осмелилась потискать псов с шершавыми языками.
Однажды под гул поездов ей позвонил Никита с неизвестного номера. Вдрызг пьяный, каким она никогда его не слышала, он едва ворочал распухшим от алкоголя языком и потому изъяснялся косно, хоть и звучал честно.
– Выслушай меня и не бросай трубку! Прошу, – едва складывая слова в предложения, начал он.
– Я на работе. У меня минута, – она обдала его арктическим холодом.
– Олень, я правда сожалею, что ты узнала. То, что я сделал, никак не меняет того, что я тебя любил. Правда любил.
– Зачем тогда все эти бабы, схемы, мутки? Так не любят, – пыталась держать себя в узде Яна.
– Берег тебя от самого себя. – Никита то ли икнул, то ли рыгнул.
– Слишком патетично.
– Как мог, так и берег, – сквозь икоту выпалил он и после шумного вдоха задержал дыхание.
– Хреново вышло.
– Олень… – просопел он на медленном выдохе.
– Не смей меня так называть. Для тебя я Яна. А лучше вообще никто.
– Ян! Как будто ты не знаешь, как мы устроены. Совершенно неважно, кого мы отодрали на поводу у инстинктов. Главное – с кем мы хотим семью. Это приоритет. Я не хотел тебя ранить.
– А деньги в банке? Это тоже форма оберега?
– Ян, если бы ты не притащилась с полканом этим, поняла бы, что ничего криминального не планировалось, – снова одержимый икотой, объяснялся Никита.
– Ну конечно, нет. Просто ты хотел засадить собственную жену.
– Я же не просто так просил тебя уехать. Может, человек я так себе. Даже можно сказать, говно человек, но не дурак же?
– Не дурак, Никит. Только и не человек. Мне пора идти. Пока.
– Ян, не ложись только под ментов, – пытался он напоследок то ли выдать, что знает про ее фривольное поведение с Колей, то ли просто испугался появления полкана в отставке у нотариуса.
Она повесила трубку и пополнила список заблокированных контактов еще одним номером. Свист электрички рассек пространство и выдернул Яну в рабочие будни. И снова зашуршали платья, и на губах застывал вкус металла от иголок и булавок. Так длилось ровно до выходных.
Яна забыла выключить будильник и проснулась, когда за окном показалось прошитое нитями дождя утро.
Пытаясь избавиться от похабной трели, она одним открытым глазом заметила много значков на экране телефона. Спасибо ночному режиму, который уберег ее недолгий сон хотя бы до восьми утра.
Четырнадцать пропущенных звонков. И сообщение в телеграм: «Срочно перезвоните». В информации о контакте значилось лишь имя, Кирилл, написанное на латинице с одной буквой l в окончании. Яна спросонья долго копалась в памяти, пока не вспомнила это имя. Оно было среди секретных чатов у Никиты, как раз про вывод «лимонов». Яна села на новой накрахмаленной постели, казавшейся наждачной бумагой, и окончательно проснулась. Очевидно, нужно перезвонить, хоть и не было желания возвращать в свою жизнь мусор из прошлой жизни.
– Алло. Вы звонили. – Не пытаясь разыгрывать из себя вежливого собеседника, она запустила кофемашину. Та грозно зашипела и забурлила.
– Здравствуйте! Яна, это Кирилл. Прошу прощения за беспокойство. Просто хотел прояснить. Мы уладили с вами все вопросы? На этом шантаж закончился? Вы просто через Никиту меня шантажир… – Его голос был встревоженным и сипловатым. Он говорил медленно, растягивая гласные: видимо, не спал ночь.
– Что, блин? – перебила Яна незнакомца. – Я шантажировала вас? Вы, простите, вообще кто? – Внутри клокотал вулкан негодования.
– Так, давай без этого. Ты знаешь, что я его партнер, – собеседник понизил тональность и начал «тыкать». – Он же оставил тебе и квартиру, и пятнадцать миллионов сверху. Этого достаточно?
– Какая, на хер, квартира? Какие пятнадцать миллионов? Я и тебя не знаю, чувак! Откуда такая инфа? – Яна разлила молоко, пытаясь остудить кофе, похоже, и себя заодно.
– Хорош сиськи мять. Я тебе в телеге звоню, даю слово – никто разговор не пишет. Так что можно уже белое пальто снять. Тем более что ты знаешь только половину seed-фразы, а вторые двенадцать слов у меня.
– Я даже не знаю, что такое seed-фраза. – Яна вдруг вспомнила, как в школе не могла понять значение слова «фантасмагория», сколько ни вчитывалась в интерпретации словаря. И вот сейчас узрела этимологию, ощутила кожей.
– Мнемоническая фраза, если так будет понятнее. – Голос Кирилла зазвучал чуть растеряннее, это слышалось, потому что слово «мнемоническая» он произносил по слогам.
– Так! Давай сейчас разберемся! – Яна, заглотив кофе залпом, наматывала круги по комнате. – Первое – я в душе не… – чуть не скатилась она на нецензурную лексику, но собралась, – что такое мнемоническая фраза. Во-вторых, я никого не шантажировала и получила только те деньги, которые Никита должен был моему отцу! Заем по договору, договор имеется. И ни копейки сверху. Ну а про квартиру вообще смешно, он прописан у моих родителей.
– Доказать сможешь?
– Сейчас скину договор займа, свидетельство о собственности на маму. По поводу того, сколько я получила, можешь посмотреть видео с камер у нотариуса и из банка. Адреса и время скину. Заодно увидишь, с каким озорством мне твой партнер подложил семь с половиной лямов и усадил у выхода оперов, чтобы меня за вымогательство приняли.
На том конце линии послышался тяжелый вздох, после которого повисло колючее молчание. Воздух наэлектризовался по обе стороны связи, и Яна уже была готова бродить шаолиньским монахом по стенам, вместо мантры произнося «фан-тас-ма-го-ри-я».
– Кидай сканы, я перезвоню.
Яну засосало в кротовую нору – она снова дрейфовала по глухонемому простору Северного Ледовитого океана. Тревога, оцепенение, холод, пронзающий хрящи и суставы. Какие пятнадцать миллионов? Какая, к черту, фраза? Она швыряла файлы Кириллу в сообщениях, приговаривая «подавись, сука».
Прошло несколько часов. Время тянулось как гудрон, прилипший к рельефной подошве. Яне казалось,
