– черт, черт, черт.
– Ты поедешь? – с просил водитель.
Она кивнула, осторожно поднялась с асфальта. Двое пассажиров – пожилой мужчина и женщина, вероятно, его жена, вышли из автобуса и помогли ей зайти. Женщина взяла ее сумку, а мужчина поддержал ее на ступеньках.
Водитель забыл взять с нее плату за билет.
И вот автобус с грохотом покатил на север.
Пожилой мужчина достал из автобусной аптечки дезинфицирующую жидкость и несколько бинтов. В армии он был санитаром, заявил он, и закатал на ней джинсы, прежде чем она успела возразить.
– Девочка, – проговорил он, с ужасом уставившись на ожог у нее на икре, – ты что, побывала на пожаре?
– Да, в детстве, – ответила она, как обычно и делала в таких случаях.
Он обработал ее колено и ладони, насколько это было возможно. Дама дала ей какое-то хорошее обезболивающее.
Когда проехали Арнемарк, она заснула, чего с ней почти никогда не случалось. Только задним числом она сообразила: стоило спросить, что за таблетку ей дали.
Когда она проснулась, пожилая пара уже вышла. Растерянно оглядевшись, она увидела, что автобус стоит рядом с новым строящимся мостом через Питеэльвен, они почти на месте.
Она сделала глубокий вдох – в животе щекотало от предвкушения.
У Гуниллы ночные смены в отделении скорой помощи, так что сейчас она должна быть дома. Она начнет ругать ее за то, что она такая неосторожная, и настаивать на том, чтобы как следует перебинтовать рану, но Биргитта только посмеется и отмахнется. Вместо этого Биргитта расскажет ей, что собирается переселиться к ним навсегда. Гунилла ужасно обрадуется и обнимет ее, может быть, они даже пойдут в магазин Сандстрёма и купят новые занавески для ее комнаты. Не то чтобы старые были чем-то нехороши, но Гунилла будет настаивать. В кондитерской Лундберга они купят с собой булочек и пораньше заберут из садика Юакима – самого младшего.
А в пять часов придет Викинг.
Она вздохнула с облегчением.
В Стентрэске с автобуса сошла только она. Колено болело немилосердно. Автобус уехал, оставив ее в целом облаке серых выхлопных газов.
В лицо ей дул свежий ветер с реки и с гор, когда она ковыляла в сторону Страндгатан. Она знала, что жители называют их улицу «Олимпом». Ну и что такого, ведь так и есть. На их улице располагались самые фешенебельные дома в Стентрэске, а их дом, наверное, самый роскошный из всех.
Правда, у нее имелся собственный вход с задней стороны дома, но она почти всегда входила через главный вход. Наружная дверь оказалась заперта, так что она отперла ее своим ключом, бросила на пол сумку Adidas рядом с полочкой для обуви и крикнула:
– Эй! Есть кто дома?
Ответа не последовало.
– Гунилла!
В доме стояла полная тишина, лишь из какого-то щелястого окна доносилось легкое гудение. Солнечный свет казался блеклым и холодным, в углу висела паутина. Папа уехал на какую-то конференцию, это она знала, а Юкке в детском саду, но у Хампуса и Себастиана еще в среду закончились уроки в школе. Они должны быть где-то здесь. Подойдя к окну в гостиной, она выглянула на веранду – нет, у качелей мальчишек нет.
– Гунилла!
Она вошла в кухню. На столе лежала записка.
Привет, Гитте!
В холодильнике есть лазанья.
Я отвезу мальчишек к маме, они останутся там ночевать, а потом поеду прямиком на работу.
Теперь, когда у тебя каникулы, ты, может быть, уже начнешь освобождать свою комнату? Выбери то, что хочешь забрать с собой, остальное я отвезу на помойку. В гараже стоит пустой ящик, можешь упаковать в него свои вещи. Ты можешь оставить что-то у нас, если положишь в коробки и пометишь (фломастер лежит рядом с морозилкой в подвале). Можем пока поставить их в кладовку. Старые учебники и все такое. Твои мягкие игрушки. Когда ты возвращаешься в Питео?
Гунилла
В одном ухе зазвенело едва слышное дисканто.
Бабушка мальчишек жила в Москоселе, они часто оставались у нее ночевать. Бабушку звали Вера, она рисовала картины – Биргитта была от нее в восторге. Хотя Вера была не ее бабушка и она там никогда не ночевала.
Да и зачем ей убираться в своей комнате? Ведь есть уборщица.
Она сняла джинсы. Подумала, что их, возможно, удастся починить. Надо будет спросить Сусси, она в таком разбирается. Ладони жгло огнем, когда она стала мыть руки. Под кожей застряли мелкие камешки, она выковыряла их швейной иглой.
Потом она прошла по всем комнатам дома на Олимпе и задернула шторы в полной тишине, не включив музыку. Далеко внизу шумела река Питеэльвен – на пути к порогу Стурфорсен, готовилась к прыжку, собиралась с силами для извержения.
Она пошла в спальню папы и Гуниллы. Села на папину половину кровати, где стоял телефон. Поколебавшись, сняла трубку. Закрыла глаза, держа трубку в одной руке, положив другую на рычаг, но потом все же набрала номер Гувера. Он жил в Видселе и обычно держал приличный склад таблеток и других субстанций.
– Не-а, валиум закончился, – заявил он, когда она изложила ему суть дела. – Осталось немого травки, если хочешь.
Не сколько недель назад, после прошлого читательского клуба, она съездила к нему в Видсель и закупила десять таблеток. Тогда в банке осталось всего несколько штук. Какой бездарный торговец – даже не позаботился пополнить свои запасы.
– Можешь спросить Софию Хельстен, – продолжал он. – Когда в прошлый раз приезжали янки, она закупила у меня кучу травы. Кажется, и успокоительного тоже.
Биргитта заморгала.
– София? Хельстен?
– У тебя есть ее номер?
– А какие успокоительные?
Гувер застонал – казалось, он рвет на себе волосы.
– Бензо, точно не помню. Строго говоря, таблетки – не моя стихия. Уверена, что не хочешь сена? Я бы мог скрутить тебе парочку джойнтов.
Она отказалась и положила трубку.
Так и осталась сидеть на папиной кровати, слушая гудение окна – и ли же это грохот порога. Тоска и неприкаянность заполняли вены словно колючей проволокой. Викинг появится только через несколько часов. Она совершенно одна во всем мире, никто ее не видит, даже Бог. Она может делать все, что захочет, – никто не узнает.
Глубокий вдох. Потом она выдвинула ящик папиной тумбочки и достала пачку мужских журналов. Глянцевые обложки с изображениями полуобнаженных женщин, броские рубрики об автомобилях и преступлениях. С последнего раза тут прибавилось несколько новых номеров. Она опустилась на пол, прислонившись спиной к стене, перелистала журнал. На внутреннем развороте – голая девушка, довольно некрасивая,
