было тяжело. Я много думал о том, что я наделал, и понял, что мне нет оправданий. Если ты хочешь быть со Стефаном, то, конечно – э то твое право, я просто так чудовищно… да, рассердился и расстроился.
– Это ничего не значит, – проговорила Биргитта. – И ты все отлично знаешь. Это не оправдание.
– Понятное дело, нет, – ответил Викинг.
Она занималась сексом со Стефаном Алатало на вечеринке. Там все ужасно перепились, они с Викингом тоже, к тому же она мешала алкоголь с таблетками, так что мозги совершенно отрубились. Викинг бродил по дому в поисках ее, в то время как она кувыркалась со Стефаном в спальне у чьих-то родителей. Узнав об этом, Викинг пришел в ярость.
– Насколько ты был близок к тому, чтобы меня ударить? – спросила она.
Он покачал головой.
– Я бы никогда этого не сделал. Никогда не ударил бы девушку.
– Никогда не говори «никогда». Ты не можешь знать. Вполне вероятно, что очень даже и мог ударить. Со всего размаху.
Он не ответил.
– Мне кажется, – проговорила она, – что ты и сам до конца не понимаешь, до какой степени насилия ты можешь дойти. Ясное дело, тебе тяжело – когда ты осознал, что можешь представлять опасность для других. Ты для того пришел сюда, чтобы я погладила тебя по голове и сказала, что на самом деле ты хороший мальчик? Что все это было недоразумение?
Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.
– Вовсе нет, – ответил он.
– А все эти твои постоянные допросы – что я делала и с кем, как ты это назовешь?
Он вскинул глаза, посмотрел на нее с искренним удивлением.
– Что ты хочешь сказать?
Она заполнила легкие воздухом.
– «Что ты делала во вторник?», «А ты правильно ответила на все вопросы в контрольной?»
Он развел руками.
– Но ведь я просто спрашивал! Разговаривал с тобой.
– «Что у тебя на шее?»
– Но ведь это был огромный засос!
Да, строго говоря – его оставил тот парень из отдела пластинок в Tempo.
Викинг откашлялся и постарался сесть прямо, что не так-то легко сделать, сидя в складном кресле. Снова уставился в пол или же на носки своих ботинок.
– Я просто хотел попросить прощения. Не хочу, чтобы ты считала меня свиньей. Ты мне просто нравилась – собственно говоря, ты мне до сих пор нравишься, и я хочу, чтобы мы остались, да, друзьями.
– Друзьями?
Он кивнул и поднял на нее глаза.
– Ты хочешь, чтобы мы продолжали встречаться? – спросила Биргитта.
Он чуть заметно пожал плечами, закусил губу.
– Даже не знаю, – пробормотал он. – А ты?
– Я тоже не знаю, – ответила она. – Это зависит…
– От чего?
– От того, хочу я или нет.
Чуть заметно улыбнувшись, он лукаво посмотрел на нее. Он и вправду самый красивый парень из всех, кого она когда-либо видела. Он словно наэлектризован, весь светится изнутри. Излучает доброту, но это иллюзия. Горько, что мир настолько искажен.
Она взглянула на свои наручные часы и поднялась.
– Мне пора идти, – сказала она. – У нас сегодня читательский клуб.
Он выбрался из кресла.
– Вы до сих пор продолжаете встречаться?
– Скоро закончим.
– Хочешь, подвезу?
– На «пассате»?
– У меня «гольф».
Она воздела глаза к небу.
– Ну хорошо.
Отошла к шкафу, стянула через голову джемпер, достала рубашку. Ощущала спиной взгляды Викинга – ему всегда нравилась ее грудь. Напялила мужской пиджак с подплечниками, купленный в секонд-хенде в Питео. Взяла книгу и бумажник, засунула в сумку. В дверях он на секунду замер, словно хотел ее обнять.
Но потом повернулся и пошел впереди ее к машине.
* * *
Остальные уже расселись на мешках, ей пришлось довольствоваться детским диванчиком.
– Почему так получается, что ты всегда опаздываешь? – спросила Карина еще до того, как она успела достать свою книгу. – Почему мы должны сидеть и ждать тебя? Разве твое время более ценное, чем время остальных?
– Да ладно тебе, – откликнулась Сусанна. – Ничего страшного. Здорово, что наконец-то каникулы, правда, Гитте?
Ее первое желание было – подняться, выйти отсюда и никогда больше не возвращаться.
Но поддаваться каждому импульсу – не решение проблемы, как все время внушала ей мама. Не бывает, чтобы все всегда давалось просто. Приходится бороться.
Перед глазами еще стоял профиль Викинга, сидящего за рулем, когда она выходила из машины.
– Береги себя, – сказал он на прощание.
Она не ответила.
Схватив книгу обеими руками, она искала, на что бы опереться.
Ее экземпляр «Убийцы полицейских» был переплетен и весьма потрепан. На самом деле он принадлежал Сванте. На обложке – черно-белый портрет девушки. Биргитта ломала голову, кого же эта картинка должна изображать. Сигбрит Морд, потерпевшей в романе было за сорок, так что это явно не она. Возможно, все очень просто: книги с девушками на обложке раскупают лучше, чем книги с портретами сорокалетних женщин. Вполне возможно, что авторы никак не могли повлиять на выбор обложки. Издательство более всего заботилось о том, чтобы продавать.
– Когда начала выходить серия «Роман об одном преступлении», она оказалась совершенно новаторской. Авторы Май Шёваль и Пер Валё писали не только о кражах и убийствах, они изобличали общество в целом. Режим всегда утверждает, что Швеция – чудесная страна, однако все мы знаем, что нам лгут. Мы слышим, что у нас все лучше всех, однако люди теряют работу. Женщин бьют и насилуют. Детей бросают, люди сидят в одиночестве. «Дом для народа» [38] трещит по швам, и Шёваль и Валё рассматривают его под лупой.
Пока она переводила дух, в помещении царила мертвая тишина. Сусанна интенсивно жевала свою жвачку, Агнета вертела пальцами прядь волос. София сосредоточенно что-то записывала в своем потрепанном блокноте. Только Карина не сводила с нее восхищенных глаз.
– Преступники в романах Шёваль и Валё на самом деле не злые, – продолжала она. – То, что мы привыкли называть «злом», на самом деле уловка, при помощи которой режим скрывает свои собственные преступления.
Карина выпрямилась на пуфике.
– Извини, – проговорила она, – но ты только что дважды употребила слово «режим». Что ты имеешь в виду? Правительство Швеции? Разве «режим» не предполагает диктатуру?
Так-так, начинаем цепляться к словам.
– Можно сказать «верховная власть». Суть от этого не меняется.
Но Карина так легко не сдалась, теперь ей есть что доказывать. Сама-то она вообразила, что совершит головокружительный прыжок из грязи да в князи: потенциальный конструктор ракет, вынужденный пока чистить картошку в доме престарелых. Бесспорное доказательство того, что мир несправедлив и не задействует потенциал своих менее состоятельных граждан. Теперь она подалась вперед, внутри кресла-мешка
