вижу осуждения. Только любопытство.
– Я знаю, что не первая женщина, которой они делились, так что не думай, что это меня как-то заденет. И не будь таким ханжой. Разве не французы ввели термин ménage à trois [19]?
Тобиас прищуривается.
– Да брось. Я была на твоем месте. Знаю, что ты не святой.
– Это правда.
– Тогда какое это имеет значение?
Он выжидающе смотрит на меня.
– Если так, то я тоже хочу кое-что от тебя получить. – Тобиас открывает рот, чтобы заговорить, но я поднимаю руку. – Что-то стоящее. Настоящее признание.
Он ухмыляется с ребячливым выражением лица, и я с удовольствием смотрю на него, прекрасно зная, что эту свою сторону он редко кому открывает. Он утратил бдительность, даже если причина тому – таблетки.
– Когда мне исполнилось двадцать один, я переспал с каждой женщиной из июньского каталога французского белья.
Возможно, я не нуждалась в таком признании.
Увидев мою реакцию, он расплывается в улыбке.
– Не смотри на меня так. Я не ревную. Я…
– Осуждаешь?
– Нет. Сколько там было девушек?
– Это был бутик.
– Ты не шутишь.
Тобиас медленно качает головой и поджимает губы, словно пытаясь скрыть улыбку.
– Как такое вообще возможно?
– Мне было скучно.
– Тебе было… скучно.
– Да, – он пожимает плечами. – Но это случилось только раз. – Его акцент делает комментарий почти комичным. Почти.
– А оставшиеся одиннадцать календарных месяцев тебя не заинтересовали?
– Это была фаза в колледже, – вкрадчиво добавляет он.
– Что ж, – я прочищаю горло, – опять ты за свое. – Поворачиваюсь, чтобы выключить лампу, но Тобиас меня останавливает.
– Это не ответ.
Сев скрестив ноги, я бросаю на него хмурый взгляд.
– Ты действительно хочешь знать?
– Я бы не спрашивал, если бы не хотел знать.
– Разве ты не знаешь? Разве не ты исследовал мою жизнь вдоль и поперек вплоть до моих мотивов?
Молчание.
Я окидываю его взглядом, пока он устраивается на подушке, его мускулистая рука напрягается во время этого действа. Открываю бутылку с водой, стоящую на тумбе, и мысленно представляю Тобиаса на десять лет моложе, в гостиничном номере с обнаженными моделями нижнего белья.
И в каком-то нездоровом и собственническом смысле меня это заводит.
Глаза Тобиаса понимающе вспыхивают, и он опускает руку между моими бедрами, но я бью по ней. С его губ срывается понимающий смешок, а мои щеки алеют.
– Давай уже спать. – Я тянусь, чтобы выключить лампу, но Тобиас в молчаливом приказе перехватывает мою руку. Я смотрю ему в глаза и вздыхаю.
– Ладно. Когда я приехала сюда, то поняла, что меня никто не знает. Мне представилась возможность открыть себя заново. Поэтому я решила перестать себя сдерживать и оторваться на полную катушку. Как ты сказал, я злилась на Романа за то, что он украл целый год моей жизни, и чувствовала себя немного бунтаркой. Как ты ловко подметил, я обрела свободу. Когда я познакомилась с Шоном, возникло ощущение, будто сама вселенная вручила мне приглашение. У нас возникло мгновенное влечение. Мы подходили друг другу и физически, и духовно, но Доминик вначале меня ненавидел.
Тобиас смотрит на меня в молчаливом поощрении. Я сглупила, так безбоязненно делясь с дьяволом подробностями своей жизни.
– Я доверяла Шону, потому что он не торопился, ждал от меня ответной реакции. Поэтому, когда он признался, что заметил мое влечение к Доминику, и сказал, что не осудит, если я поддамся порыву, я дала себе волю. Я настолько доверяла Шону, что отдала ему свое тело и сердце. Я уже была в него влюблена, а с Домиником у нас были страсть и ненависть. После того, как все случилось, наши отношения… переросли в нечто большее. Я узнала их как изнутри, так и снаружи, и ни один из них не устыдил меня в этом. Мы заняли свои места.
Тобиас осторожно откидывает пальцами влажные волосы с моих плеч, и этот жест кажется слишком интимным. Я невольно вздрагиваю, отчаянно пытаясь не потеряться в его взгляде.
– Такие отношения противоречили моей натуре, и сначала меня это сильно беспокоило, но со временем мы стали проникаться друг к другу чувствами, и я не могла представить… не хотела думать о том, чтобы отказаться от одного из них. Они не подталкивали меня к выбору. Всех все устраивало. На самом деле мы были счастливы, пока они…
На глаза наворачиваются слезы, и я снова оказываюсь в том гараже, переживая один из самых мучительных моментов в своей жизни. Тобиас руками обхватывает мой подбородок.
– Пока они – что?
– Пока они не назвали меня шлюхой иносказательным и очень мерзким способом. Ты когда-нибудь слышал песню «Cecilia» группы Simon and Garfunkel?
Тобиас качает головой.
– Она про распутную девушку, и текст просто унизительный. Вот так они и закончили со мной отношения. Включили эту песню, когда я приехала в гараж, и публично унизили в попытке передать тебе, что они со мной просто играли. Поэтому они уничтожили меня, зная, что это сработает. И сработало. Я поняла намек, даже если ты не узнал о случившемся. Не думаю, что я когда-нибудь испытывала такую боль.
– Je suis désolé.
– По-английски, Тобиас.
– Мне жаль.
Хочется ему верить. Его выражение лица и поза говорят о том, что он искренен, но я не могу.
Он должен понимать, что я не могу ему верить.
Прикусываю губу и мгновение размышляю, о том, чтобы признаться во всем остальном.
Тобиас подносит мой указательный палец к губам и целует его, показывая, что моя тайна останется между нами. Я знаю, что будет безопаснее заткнуться, но все равно продолжаю.
– Оглядываясь сейчас назад, я знаю, что на некоторые сексуальные эксперименты меня сподвигла битва с той тихоней, которой была до приезда сюда. Ты прав. Я избегала риска. Редко искушала судьбу. Очертила границы дозволенного. Когда отец признался, что пытался меня полюбить, я решила, что рана нанесена глубже, чем могу ее залечить. Я не утверждаю, что умышленно стремилась себя саботировать, но, черт возьми… это не остановило меня от импульсивных поступков. Я не буду винить в этом отца или мою новообретенную свободу. Я влюбилась в них. В обоих. И лучшее во всем этом – Шон и Доминик не давали мне просить за это прощения. Они не давали мне себя принижать. Я не жалею о прошлом. Никогда не стану жалеть. И не стыжусь. Что касается любви, ты знаешь их. Это же самые близкие тебе люди, верно?
– Oui [20].
– Так как же я могла их не любить?
Мы смотрим друг на друга, и Тобиас еле заметно кивает. Не собираясь искать или пытаться идентифицировать
