знаете, шла б она куда подальше со своими просьбами…
Довольно дешевый способ потешить свое самолюбие, да и в поднятии самооценки я не нуждалась. Но посчитала, что Варданян имеет право знать, после всего, что претерпел от этой, как выяснилось, дамочки.
– Если только у нее нет брата-близнеца, – предположил он.
– Ой, не усложняйте. – Я опрокинула еще одну рюмочку ликера.
– Вот вы сказали, – задумчиво протянул Арцах, – и не могу сказать, что мне стало как-то приятнее от того, что за мной несколько недель женщина следила, а не мужчина. Когда тебя пасут, без разницы ж, кто это вытворяет, правильно?
– Конечно, – кивнула я, припоминая, как узрела Макову возле своей машины в самый первый день работы на Соколова. – Такое всегда неприятно.
Мы встретились буквально через четыре дня после окончания моего задания. Арцах обрадовался страшно. Хлопал по плечу (да, он относился ко мне как к приятельнице, никакого романтического интереса). Повторял, что «Вот и хорошо, на черта вам вся эта бодяга, Евгения» и «Правильно сделали, что отказались». Как и обещал, накормил отменным пловом в том бистро, о котором упоминал перед моим отъездом.
Я в ответ отвела его в один недавно открывшийся концепт-бар на одной из старых улочек Тарасова. Можно было бы пойти и в «Готику», богемное местечко с мрачновато-хеллоуиновским оформлением и бессменным барменом Вадиком, похожим на молодого Мэрилина Мэнсона. Но Варданяну там не понравилось с первого же визита, когда под конец вечера к нему с непристойным предложением подкатила нетрезвая парочка студентов, парень с девчонкой. Дело окончилось легким мордобоем (в скобках замечу – без моего участия).
Так что сейчас мы, двое старперов, пили очень вкусный ликер среди более культурной публики, в обстановке «под библиотеку». Почему – старперов? Да просто опять из окружения – сплошь студенты, юнцы и юницы.
– А у вас прядь седая за ухом, – не в тему отметил уже чуть нетрезвый и благодушный Арцах. – За правым.
– Я не удивлена. – Я подавила икоту. Надеюсь, меня сейчас тетя Мила вспоминает, а не кто-нибудь еще. – Давайте еще по одной – и закругляться.
– Согласен. Так вы говорите – Маков женщина? Вы прям проверили?
Я закивала, быть может, несколько энергичнее, чем следовало.
– Проверяла. И первичные, и вторичные половые признаки.
– Я бы тоже проверил. – Он вздел указательный палец. – Знаете, вот такая вот ардоге… андер… ан-дро-гин-но-сть – это для полевого агента пря-а-м находка. Внешность менять удобно.
– Ее даже уборщица за мужчину приняла, – добавила я. После нападения Маковой в люксе «Евразии» никому из нас не пришло в голову полезть и проверить, что под униформой работницы «Евразии» именно мужчина, а не женщина. Даже Нонна Тимофеевна сделала вывод лишь на основании упавшего парика. А я так просто основывалась на внешности, на информации от Арцаха и на предъявленном ранее мужском удостоверении.
Ликер действовал, и, как говорится, «хорошо сидели». Я с неожиданным блаженством вспоминала недавний звонок по скайпу – связались с Милой. Да, тетя понемножку осваивает высокие технологии.
Правда – вот он, цепкий взор бывшего педагога. Мила сразу же спросила, едва взглянула на мое лицо:
– Женечка, все в порядке? А то ты какая-то истощенная.
Она так и сказала – истощенная. Притом что я стараюсь не показывать Людмиле всех следов, какие оставляет на мне работа; и притом что она давно привыкла, что работаю я, прямо скажем, на вредном производстве.
И надо учитывать, что возраст, возраст. С ним не поспоришь. Как бы хорошо я не выглядела для своих лет, следы от работы – и физические, и душевные – будут отображаться все четче.
Я достала из сумочки крем для рук («повышенное увлажнение для сухой кожи») и, выдавив немного на ладонь, начала растирать крем по обеим рукам. Кожа сохла, наверное, каких-то витаминов не хватает.
Арцах наблюдал за моими косметическими манипуляциями с нетрезвым умилением. Просто ликер оказался очень хорош.
Я после этого сумасшедшего задания, после работы на гадалку, стала выше ценить все внятное, нормальное, материальное. Никаких мистических штук, тонких материй и потоков энергии. Материальная девушка в материальном мире, вот так-то. Подушка – только подушка, бутерброд – тоже без двойного дна, и холодильник не читает твои мысли.
После этого задания мне, правда, пару ночей снились кошмары, чего давненько не случалось. И тогда, просыпаясь среди ночи мокрой как мышь, с колотящимся сердцем, я очень сожалела, что Мила в санатории, в отпуске. Меня бы успокоило, даже если бы я просто зашла к ней в комнату и посмотрела бы на нее спящую.
А так – я просто заходила к ней в комнату, рассматривала вещи, сидела на ее кровати. Честно, в такой момент я на несколько секунд пожалела, что не обзавелась семьей и что не могу позвонить родителям.
Наверное, подобные испуг и растерянность испытывает человек, побывавший в стихийном бедствии. Маленький человечек перед лицом могучих сил природы…
– …бедная уборщица, – посочувствовал Варданян.
– Только никому, поняли? – Я тоже вздела указательный палец, предупреждая. – Макова лично просила. Государственная тайна-с!
– Не. – Варданян изобразил жестом, будто застегивает на губах молнию, потом замыкает их на ключ, а ключ выбрасывает.
Эх, с нетрезвой приязнью подумала я, какой мужик. Какой мужик, и – асексуал. Самому ему, по его же словам, отсутствие полового влечения никак не мешало по жизни. Но как-то раз он признался, что будь дело иначе – приударил бы за мной. Приударил бы, и плевать на мою крутизну и смекалистые мозги. Из-за которых в общем-то у меня и срывалось большинство романтических связей. Только-только что-нибудь наметится, потом – бах! – если симпатичный мне мужчина застает меня во время отправления служебного долга, то все. Как отрезало.
Человек не всегда получает по жизни то, что хочет. Приходится довольствоваться тем, что есть. Оттого мы с Варданяном вполне удовлетворялись рабоче-платоническим общением. Вот уж приятельствовать с мужчинами я умею, этого не отнимешь.
Вот и сейчас, закончив с ликером и расплатившись по счету (платила я, поскольку Арцах оплатил плов), мы вышли в прохладный зимний вечер и сразу же запахнули куртки.
– Не-е-ет, – укоризненно поцокал Варданян. – Это не зима, а издевательство. Где снег? Где мороз? Евгения?
Я хватанула его за плечо и стиснула пальцы, заставляя замереть.
– Арцах, – напряженно произнесла я, – гляньте-ка вон туда, на угол улицы, где цветочная лавка.
– Ну? – Он сощурился, хотя был дальнозорким. – Вижу, там кто-то стоит.
Я пожалела, что не надела линзы, а за очками (да, появилась легкая близорукость с год назад) было долго лезть.
– Кто это, вы не видите?
Пока мы, двое подвыпивших, сосредотачивались, долговязая фигура в черном
