магазина, мимо которого мы проходили, – очень и очень достойно. Конкуренцию картинам составить можно.
На входе в первый выставочный зал юная улыбчивая барышня в форменной жилетке музея вручила нам небольшие карты выставки, чтобы мы сразу могли сориентироваться, куда хотим сначала.
Точнее, куда хочет Мила. Мне-то было все равно.
– Давай сперва к… – Шуршание карты. – К этюдам Репина!
– Давай, – согласилась я. И, не удержавшись, глянула на свое отражение в бликующем окне, одергивая полы бархатного пиджака вишневого цвета.
– Красавица, красавица, – усмехнулась Людмила, и сама с удовольствием бросившая взгляд на собственное отражение.
После этюдов Репина Мила заинтересовалась акварельными пейзажами второй половины девятнадцатого века, а после ее потянуло к авангардистской посуде советского производства. Коллекция у Ярцева была действительно разнообразная. Даже я не скучала.
Но больше мне душу грело то, что, наверное, интуиция молчала правильно. Похоже, никакого подвоха в выставке нет. Во всяком случае, не на открытии. А после, в другой день, я сюда и не сунусь.
Да, сейчас проявилось оно. Стремление спрятать голову в песок. Избегать потенциальной встречи с теми, кого я видеть не хочу. Не то чтобы оно было одним из основных качеств моей натуры: я боец и предпочитаю смотреть в лицо своим страхам, а не бегать от них. Но тут уж больно крепко выставка ассоциировалась и с Соколовым, и с Василисой. Я надеялась, что это лишь неприятные воспоминания дают знать о себе.
Находившись и насмотревшись, мы с Милой нашли местечко в кафе, взяли кофе, обсуждая свои впечатления. Говорила в основном Мила, одновременно пролистывая прикупленный в сувенирной лавке роскошный глянцевый каталог выставки. Народу вокруг хватало, многие были наряжены, предостаточно было и детей.
– Смотри, смотри, сейчас я подую, и монетка исчезнет! – звонко и радостно сообщил какой-то мальчуган лет одиннадцати своему товарищу чуть младше него.
Мы с Милой обернулись. Мальчик показал приятелю монетку, зажал в правом кулаке, подул… Раскрыл ладошку и продемонстрировал: пустая.
Кто-то из посетителей поблизости произнес: «Браво!» – и снисходительно поаплодировал.
Меня же словно ледяным душем окатило.
– Ой! Руслан, и как это ты сумел? – Младший мальчик хлопал глазами, схватил его за другую руку. – Знаю! В рукаве! Ой, нету…
– А вот и не скажу!
– Скажи-и…
Руслан не поворачивался в мою сторону, но у меня возникло забытое, казалось бы, ощущение.
Не смотрит, но видит.
Мила была занята фруктовой корзиночкой, не замечая моего состояния.
Ну, епрст.
Теперь игнорировать ситуацию я не могла. Руслан здесь, значит, точно не один. В лучшем случае – с Маковой. В худшем стоит рассчитывать на присутствие всей честной компании.
И я рассчитывала на худшее.
– Мила, – спокойно, собранно и тихо позвала я. – Мила…
– Да, Женечка?
– Сейчас не спрашивай меня ни о чем. Только сделай, как я скажу, хорошо?
– Что случилось? Ой, извини. – Когда тетушка неуместно извиняется, это значит, что она занервничала.
– Давай встанем и уйдем отсюда. Немедленно, – попросила я, игнорируя недоеденные пирожные. – Сейчас же.
Тетушка, повторюсь, у меня привычная и к моей работе, и к моей жизни. Ни слова не говоря, вытерла рот салфеткой, подхватила сумочку и пошла вслед за мной из кафетерия.
Нам надо было спуститься по небольшой лестнице, чтобы достичь гардероба. И когда мы спускались, мимо нас, совершенно не обращая внимания, прошла Антонина Макова. Выглядела она опять в стиле «хрен поймешь, мужик или баба», ненакрашенная, в брюках. Шла, шагая размашисто, и на лице выражение было застывше-сосредоточенное. Если бы я лично не досматривала ее, ни за что бы не поверила, что это женщина.
Но эта мысль у меня проскочила мельком, не повлияв на общее желание убраться из музея как можно скорее.
Так, не мечись, Охотникова. Милу куда? К знакомым? Может, отвезти ее к Гаруник Арамовне, бабушке Арцаха? Вроде бы они неплохо ладят…
Нет. Моя квартира достаточно защищена. Тем более что я предприняла кое-какие дополнительные меры после своего январского задания.
– Женя, что происходит? – все же спросила Людмила. Тревожно и жалобно, глядя, как я, не жалея бархатных брюк, на карачках осматриваю родной «Фольксваген».
Чисто.
– Порядок, можем ехать, – только и сказала я, поднимаясь с коленей. На брюках остались пятна грязи и пыли, но я их проигнорировала.
– Ты так и не скажешь мне, что случилось? – Это уже поспокойнее, когда мы оказались дома. Мила переоделась, заварила чай и растерянно теребила страницы прихваченного на кухню каталога выставки.
– Я увидела кое-каких подозрительных людей, – произнесла я. Плотный ком беспокойства в области диафрагмы все никак не ослабевал.
– Кого? Где? Они делали что-то запрещенное? – Пальцы Милы сжали и смяли страничку каталога.
– Нет. Не волнуйся, они ничего нам не сделали бы. – Я громко вдохнула и выдохнула.
Это все выставка. Всего лишь выставка. Соколова на ней я не приметила. Конечно, не искала нарочно, и он мог замаскироваться… Черт, Макова там наверняка не просто так ошивалась. Первое же предположение, которое напрашивалось: Руслан – приманка, а Макова выслеживает Соколова. Либо решила, что он внаглую явится прямо на открытие, либо просто решила не пропускать ни дня из тех, что будет длиться выставка. Все-таки, согласно статье, львиная доля экспонатов до начала этого турне находилась в сейфах и лишь в этом месяце предстала перед глазами зрителей. Сенсация! Спешите видеть!
Никаких причин волноваться о моей собственной персоне. Только если кому-то (Соколов? Макова?) вдруг не понадобятся мои услуги. Возможно, на безвозмездной основе, прецедент-то уже есть.
Я налила себе стакан воды и залпом осушила его, но не напилась. Для утоления жажды следовало делать по несколько глотков, задерживая воду во рту и смачивая язык и небо. А я хлебала, как слон, дорвавшийся до водопоя.
Мила молча посмотрела на меня, затем встала и достала из кухонного шкафчика травяную смесь: зеленый чай пополам с цветками ромашки. И, пока смесь заваривалась, сжала мою ладонь своими сухими пенсионерскими ладошками.
– Женечка, – трезво и невозмутимо произнесла она. – Ничего ведь не случилось. Не переживай.
Я сильно наклонила голову и уткнулась лбом тетушке в плечо. И мысленно поблагодарила мироздание за то, что рядом со мной по жизни находится человек, который не жил такую жизнь, какой жила я. И, соответственно, мог взглянуть на вещи под другим углом.
Жаль, что в отличие от Коновалова я не верующая и не могу вознести молитву какому-нибудь святому, покровителю всех телохранителей (а что, есть же где-то там в Испании или в Португалии святой покровитель злостных неплательщиков налогов). Вознести молитву и попросить, чтобы Тарасов не стал площадкой для разборки между гадалкой и ее покровителем, ее духовным учеником и агентом секретной службы.
Словно
