– Наверное, мне следует подать рапорт о переводе…
– Это меня не удивит, учитывая, что вы устроили то же самое со своей жизнью.
Он бросил на меня странный взгляд и вышел. Несколько минут я сидела одна, пытаясь успокоиться. Но это мне не удалось.
– Вы знаете, почему вы здесь, Барри?
Барри кивнул. Он был похож на поджавшего хвост нашкодившего щенка, которого ругают. На нем был синий костюм, его голубая рубашка казалась помятой оттого, что он сильно сутулился.
– Потому что я убил нескольких человек. – Голос тихий, жалкий.
– Вы знаете, за что вы убили этих людей, Барри?
– Я не помню… Я не помню ни одного убийства.
– Но вы видели последствия. Вы знаете, что, без сомнения, это дело ваших рук.
– Да, знаю.
– Но вы не можете сказать, почему это сделали?
– Этого я тоже не помню. Начиная примерно за месяц до первого убийства я ничего не помню. Словно этого времени не было в моей жизни. Боже, я бы никогда… никогда никого не убил. Не могу поверить…
Голос Фуллера задрожал. Слезы ручьем потекли по его лицу, плач дополнялся всхлипами и стонами. Гарсиа подал ему коробку с салфетками, которые Фуллер прикладывал к лицу одну за другой минуты две, не меньше.
– Это не я. Точно не я. Я не мог такого сделать.
– Почему, Барри?
– Я не убийца. Я боюсь насилия.
– Но разве вы не занимались профессионально футболом? Не служили в полиции? Ведь подобная деятельность иногда порождает в людях жестокость.
– Я почти все время сидел на скамейке запасных. Тренер говорил, что у меня не было «инстинкта убийцы», как он это называл. А полицейским я стал, чтобы охранять закон и помогать людям. У меня был хороший послужной список, пока… о боже…
Опять всхлипы и салфетки. Меня воротило от этого спектакля.
– Не спешите, Барри. Вы настаиваете, что не помните убийств. Каково ваше последнее воспоминание до операции?
– Последнее, что я четко помню, – это то, что я напивался дома на диване, чтобы забыть о ней.
– Забыть о чем?
– О боли. В голове.
– Последнее, что вы помните, это головная боль?
– Ужасная боль. Я думал, моя голова взорвется. Аспирин не помогал, поэтому я осушил бутылку рома, чтобы забыть о боли.
– Когда это было?
– Поздней весной, в мае, кажется.
– Почему вы не обратились к доктору?
– Я не помню. Ничего после этого я не помню. Может, я и посещал доктора.
– Когда вы очнулись в больнице после операции, о чем вы подумали?
– Я решил, что нахожусь в больнице потому, что перебрал с выпивкой и упал с лестницы или что-то вроде того.
– Что вы почувствовали, когда узнали, что в вас стреляли, после того как вы убили свою жену?
Вздохи. Гарсиа демонстративно принес вторую коробку салфеток со стола защиты.
– Я подумал, что это дурацкая шутка. Я и до сих пор в это не верю. Все говорят, что я совершал ужасные поступки, но я никогда бы не сделал этого, если бы не моя боль в голове. Да, все улики свидетельствуют против меня. Однако ничего этого я не помню. Что бы вы почувствовали, если бы вам сказали, что вы убили свою жену? О боже…
Опять плач.
– Успокойтесь, Барри. Все в порядке.
– Нет, далеко не все в порядке. И никогда уже не будет в порядке. Вы знаете, по ночам я не мог спать больше двух часов, все думал: когда же началось? Нужно было сходить к доктору, к психиатру, или…
– Или что, Барри?
– Или убить себя. Если бы я покончил с собой, все эти люди были бы сейчас живы.
«Да, это было бы просто здорово», – подумала я. Но, посмотрев на присяжных, я поняла, что они не разделяют моих сантиментов.
– Хотите ли вы передать что-нибудь семьям этих людей? – спросил Гарсиа.
– Да. Хочу.
Фуллер встал и достал из кармана скомканный лист бумаги. Нежно, как котенка, держал его в руках, но, когда заговорил, то даже ни разу не заглянул в него.
– Я не могу сказать ничего, что оправдало бы меня после убийства шестерых человек. Я не могу сказать ничего, что позволило бы вам простить меня. Я могу сказать только то, что я… я… – Он снова начал плакать. – Мне очень-очень жаль. Мне жаль, но я не помню этих убийств, иначе возненавидел бы себя еще больше. Я не помню, как все это происходило. Доктора и адвокаты говорят, что причиной всему была опухоль мозга. Может быть, так оно и есть, иначе я не могу представить, что толкнуло меня на эти ужасные действия. Если бы можно было обменять свою жизнь на их, я сделал бы это, не задумываясь.
Несколько минут Фуллер рыдал, как ребенок. Каждый раз, когда он пытался заговорить, рыдания начинались снова. Когда я повернулась в зал – этот момент навсегда останется в моей памяти, – то увидела: по меньшей мере человек восемь вытирают платками глаза.
Двое из них были присяжными.
– Какие планы? – шепнула я Либби. На ней был серый в полоску брючный костюм. Эмануэль Унгаро, как она раньше мне сказала. На мне тоже был серый брючный костюм, который я купила в магазине за $89,99. Я чувствовала себя нищей.
– Никаких.
– Ты что, так и собираешься сидеть молча?
– Я не стану вести перекрестный допрос.
– Почему?
– Потому что Фуллер еще больше разжалобит зрителей и присяжных. Мы с Ноэлом не должны производить впечатление эдаких злыдней – у тебя это и так хорошо получилось. Я лучше промолчу, чтобы показать, что не верю в эту чушь.
Шоу Гарсии и Фуллера продолжалось еще час. Гарсиа вежливо задавал вопросы, Фуллер боролся за премию «Оскар». Он выжал из себя столько слез, сколько проливают за сезон в каком-нибудь мелодраматическом сериале.
Когда суд прервался на обед, мы с Либби быстро смылись и направились в окружную тюрьму.
Рашло содержали во втором отделении со средним режимом. Общее проживание, пятьдесят коек в одном помещении, решеток на окнах нет. Для такого любителя уединения, как Деррик, приятного здесь было мало.
Адвокат Рашло, Гарри Пруденза, встретил нас у первого поста охраны. Наверное, ему не удалось сплавить Рашло другому адвокату.
Либби пожала ему руку.
– Доброе утро, мистер Пруденза. У нас есть любопытное предложение для вашего кузена.
– Что за предложение?
– Мы подозреваем, что он помогал Фуллеру гораздо больше, чем мы думали. Нам нужны имена.
– Он не пойдет против Фуллера, потому что безумно его боится. Он несколько раз говорил мне об этом.
– Мы это понимаем, но думаем, что он все же даст показания.
– Не знаю, не знаю… Я умолял его об этом, но ничего не мог добиться. Он меня не признает.
– Может, вам стоило бы закрыть глаза и притвориться мертвым? – предложила Либби.
Пруденза нахмурился:
– Пожалуйста, нельзя ли побыстрее с этим покончить? Через два часа у меня слушание дела о банкротстве.
Преодолев металлодетекторы и решетчатые перегородки, мы очутились в сердце второго отделения. Нас сопровождали два охранника – скорее для порядка, чем для защиты. Здесь содержались заключенные, не совершавшие серьезных преступлений, но мы с Либби все равно услышали несколько непристойностей от здешних обитателей.
Во всяком случае, Либби. Я убеждала себя, что это из-за ее костюма. Даже у преступников есть вкус.
Мы нашли Рашло в комнате отдыха читающим за металлическим столом какой-то затрепанный журнал. При виде нас он вскочил.
– Я ничего не скажу. – Он мотал головой из стороны в сторону, ища пути к бегству. Его кузен, Пруденза, положил ему руку на плечо и легонько сжал.
– Все в порядке, Деррик. У них есть предложение для тебя. Выслушай этих леди.
– Не нужно мне их предложений. Однажды они обманули меня.
Я села и непринужденно улыбнулась.
– У вас нет выбора, Деррик.
Рашло уставился на меня. По крайней мере одним глазом.
– Я не буду говорить.
– А вам и не придется. – Либби протянула ему бумаги.
– Что это?
Пруденза заглянул через его плечо и довольно осклабился.
– Они снимают обвинения, Деррик. Ты свободен.
Рашло побелел как полотно:
– Нет…
– К вечеру вы выйдете отсюда.
– Нет. Вы не можете меня выпустить.
Либби подмигнула ему:
– Можем. И уже выпустили. Главное – вовремя. Судебный процесс над твоим приятелем почти закончился. Скоро у вас с ним состоится долгожданное воссоединение.
Рашло начал хныкать. Скрывая отвращение, я положила свою руку на его.
– На вашем месте я была бы начеку, Деррик. Фуллеру не понравилось, что вы не успели кремировать тело Айлин Хаттон. Думаю, ему захочется поговорить об этом поподробнее.
Лицо Рашло из белого стало ярко-розовым. Мне показалось, что он сейчас взорвется.
– Вы должны меня защитить!
– Мы хотели бы вам помочь, Деррик, но вот вы нам совсем не помогали.
Я кивнула Либби, и мы поднялись со стульев.
– Пожалуйста, помогите мне!
– Мы можем включить вас в программу по защите свидетелей, Деррик. Если Фуллер останется в тюрьме, вам не о чем будет волноваться. Но если его освободят, ваши проблемы… В любом случае сначала вы должны помочь нам.
