— Да. Питни Скотт сказал мне о нем. Меня оно не интересует.
— А меня — да. Я действительно не знаю ничего иного, что так занимало бы меня сейчас, уж конечно, не ваша недавно обретенная жестокость. Знаете ли вы, что вон там на письменном столе мистера Гудвина находится пишущая машинка, на которой мистер Чейпин писал свои кровожадные стихи? Это действительно так, мы нашли ее в Гарвард-клубе и заключили некий договор об обмене. Известно ли вам, что я намерен пробить брешь в укреплениях мистера Чейпина, в его демонстративной храбрости? Известно ли вам, что через двадцать четыре часа я буду в состоянии представить вам и вашим друзьям признание мистера Чейпина и устранить ко всеобщему удовлетворению все ваши опасения?
Хиббард пристально смотрел на него. Взяв наполовину пустой стакан виски, он допил его, поставил на письменный стол и снова уставился на Вульфа:
— Я этому не верю.
— Верите-верите. Только не очень-то хотите поверить. Весьма сожалею, мистер Хиббард, но вам придется вновь привыкать к святости слова, к компромиссам и культурному поведению. Я был бы рад… В чем дело?
Он замолчал и посмотрел на Фрица, который появился на пороге. Бросив взгляд на часы — было семь двадцать пять, — он сказал:
— Мне очень жаль, Фриц, но… Мы все трое будем обедать в восемь часов. Это возможно?
— Да, сэр.
— Ну и отлично. Как я уже сказал, мистер Хиббард, я был бы рад помочь вам, дабы сделать это привыкание по возможности более приятным для вас. Тем самым я одновременно способствовал бы и своему собственному успеху. Все, что я сообщил вам, — правда, хотя по ходу дела мне понадобится и ваша помощь. Поэтому я был бы рад, если бы вы согласились стать на это время моим гостем. Вы согласны?
Хиббард отрицательно покачал головой:
— Я вам не верю. Вы могли заполучить эту пишущую машинку, но вы не знаете Пола так, как я его знаю. Я не верю, что вы сможете заставить его признаться. Пока он жив, он никогда не признается.
— Уверяю вас, что заставлю. Однако с этим можно подождать. Так вы согласны остаться здесь да завтрашнего вечера и обещаете ни с кем не контактировать? Уважаемый сэр, давайте заключим с вами некое соглашение. Вы только что хотели меня кое о чем попросить. Со своей стороны я тоже кое о чем попрошу вас. Хотя я и уверен, что двадцати четырех часов будет вполне достаточно, давайте на всякий случай договоримся о сорока восьми часах. Если вы согласны остаться под этой крышей до вечера понедельника, не вступая ни в какие контакты с внешним миром, то я, со своей стороны, обязуюсь, что если до истечения этого срока я не выполню своего обещания и дело Чейпина не окажется закрытым навсегда, то вы будете совершенно свободны и сможете продолжать свое авантюрное предприятие, не опасаясь, что мы вас выдадим. Нужно ли добавлять, что вы полностью можете рассчитывать на нашу тактичность и порядочность?
Как только Вульф замолчал, Хиббард разразился веселым смехом. Для такого коротышки смеялся он весьма прилично, басом, хотя вообще у него был довольно высокий баритон. Отсмеявшись, он сказал:
— Мне пришло в голову, что у вас здесь, без сомнения, найдется приличная ванна.
— Найдется.
— Но скажите мне вот еще что. Что бы вы сделали, если бы я отказался, если бы я сейчас встал и ушел?
— В этом случае… Понимаете, мистер Хиббард, для осуществления моих планов весьма важно, чтобы до определенного момента никто не узнал, что мы вас нашли. Мистер Чейпин должен быть повержен несколькими ударами, и эти удары следует наносить своевременно. Есть различные способы задержать нужного гостя. Самый приятный — убедить его принять приглашение, еще один — запереть его на замок.
Хиббард старательно кивал:
— Вот видите? Что я вам говорил? Люди шагают по трупам, делая все, что им заблагорассудится. Невероятно!
— В самом деле, это невероятно. А сейчас пришел черед ванной, если мы хотим пообедать в восемь. Арчи, не мог бы ты показать мистеру Хиббарду Южную комнату, ту, что находится над моей спальней?
Я встал.
— Но… это неудобно, там будет сыровато, комнатой не пользовались уже… Он мог бы пожить в моей…
— Нет, Фриц ее уже проветрил и включил отопление, так что комната совершенно подготовлена, включая «Брассокаттлеи Труфатианас» в вазе.
— Ого, — усмехнулся я, — вы все предусмотрели.
— Конечно. Мистер Хиббард, когда вы будете готовы, спускайтесь вниз. Хотел бы вас предупредить. Я с удовольствием попытаюсь доказать вам, что «Бездна разума» — это просто мистическая глупость. Если вы собираетесь опровергнуть мою точку зрения, не забудьте прихватить к столу все свое остроумие.
Мы с Хиббардом направились к двери, но тут снова прозвучал голос Вульфа, и мы обернулись.
— Вы хорошо поняли, о чем мы с вами договорились, сэр? Вы не должны контактировать вообще ни с кем. Несмотря на свой маскарад, вы можете почувствовать непреодолимое желание успокоить свою племянницу.
— Ничего, я с ним справлюсь.
Поскольку комната для него находилась на третьем этаже, я провел его в персональный лифт Вульфа. Дверь в Южную комнату была распахнута настежь, помещение выглядело теплым и приятным. Я осмотрелся. Постель была застелена, на туалетном столике лежали расческа, зубная щетка и пилочка для ногтей, в низкой широкой вазе на столе стояли орхидеи, в ванной висели чистые полотенца. Для сугубо мужского дома это выглядело совсем неплохо. Я повернулся, чтобы уйти, но Хиббард остановил меня в дверях.
— Послушайте, у вас случайно не найдется какого-нибудь темно-коричневого галстука?
Я усмехнулся, прошел в свою комнату, выбрал галстук скромной, неяркой расцветки и отнес ему.
Вульф сидел внизу в кабинете с закрытыми глазами. Я прошел к своему письменному столу, чувствуя себя страшно расстроенным. В ушах у меня все еще звучала интонация Вульфа, когда он произнес: «Шестьдесят пять часов!». И хотя я знал, что упрек в его голосе относился к нему самому, а не ко мне, тем не менее я не привык ждать, пока кто-то врежет мне по щиколотке, чтобы сообщить, что ботинки мне велики. Я торчал там, анализируя недостатки своего поведения в целом и в деталях, и, в конце концов, как бы про себя сказал вслух, даже не глядя на него:
— Одного я теперь не буду больше делать никогда в жизни: не буду верить никакому парламенту. Все это произошло только потому, что я поверил этим проклятым угрожающим письмам. Если бы я не вбил себе в голову, что Эндрью Хиббард железобетонно отдал концы, я бы внимательней относился к каждому справедливому подозрению, где бы оно ни появилось. Мне кажется, то же самое произошло и с инспектором Кремером, так как я явно отношусь к тому же распространенному типу людей, что и он. В этом случае…
— Арчи. — Я бросил взгляд на Вульфа и увидел, что он открыл глаза. Он продолжал: — Если ты собираешься приводить аргументы в свою защиту, то в этом нет необходимости. Если же ты хочешь потешить свое тщеславие и избавиться от неприятного ощущения, прошу это отложить. До ужина остается всего восемнадцать минут, и мы можем использовать их сейчас для работы. Я в нетерпении, как всегда, когда мне остается сделать всего несколько последних мазков кистью. Достань свой блокнот.
Я вытащил блокнот для записей и ручку.
— Сделай три копии, оригинал на плотной бумаге. Поставь завтрашнее число, одиннадцатого ноября… смотри-ка, это День примирения. Весьма примечательно? Заголовок большими буквами, он будет гласить: ПРИЗНАНИЕ ПОЛА ЧЕЙПИНА ПО ДЕЛУ СМЕРТИ УИЛЬЯМА Р. ГАРРИСОНА И ЮДЖИНА ДРЕЙЕРА, А ТАКЖЕ НАПИСАНИЯ И РАССЫЛКИ ИНФОРМАЦИОННЫХ И УГРОЖАЮЩИХ СТИХОВ. Я хочу сделать ему уступку, поэтому называю их стихами. Должны же мы хоть в чем-то проявить великодушие, так что остановимся на этом. В тексте будут абзацы, отделяемые отбивкой, и подзаголовки. Подзаголовки тоже большими буквами. Первый будет звучать так: СМЕРТЬ УИЛЬЯМА Р. ГАРРИСОНА. Теперь можешь начинать… вот с чего…
Я перебил его:
— Послушайте, а здорово было бы написать все это на машинке из Гарвард-клуба. Правда, она почти разваливается, но тем не менее это был бы в некотором роде поэтический жест…
— Поэтический? Арчи, твой мыслительный аппарат напоминает мне иногда колибри. Хорошо, как хочешь. Продолжим… — Всегда, когда Вульф диктует мне какой-либо документ, он, как правило, начинает еле-еле, но дальше постепенно расходится. Он начал: «Я, Пол Чейпин, проживающий в доме номер 203 по Перри-стрит, Нью-Йорк-Сити, признаю, что…».
Зазвонил телефон.
Я отложил блокнот и взял трубку. Обычно я привык отвечать бодро, но приветливо: «Алло, это канцелярия Ниро Вульфа», но на сей раз мне даже не удалось докончить эту фразу. Не успел я произнести и трех слов, как меня перебил возбужденный голос, который при всем волнении звучал довольно тихо, почти как шепот. Он старался говорить быстро, но так, чтобы все было совершенно понятно:
