вроде оракула. До бабки Сусанны с Костей клад дошел в настолько уменьшившемся виде, что едва-едва хватило на реабилитацию этих двоих после выпавших на их долю приключений. Так что никакого удовольствия они от обнаружения золотых монет не получили, едва-едва выйдя на самоокупаемость. А учитывая, сколько сил, времени и здоровья потратили на возвращение себе клада с монетами, можно было говорить о крутом минусе, в который они угодили.
Разумеется, спрашивать согласия бабки Сусанны и Кости на этот раздел монет никто не стал. Поделили по-тихому и, как всем казалось, по справедливости.
Свою долю от клада получил хозяин страусиной фермы, которым оказался, подумать только, один из охотников. Симпатичный улыбчивый парень, он не скрывал, что страусятник не приносит и половины тех доходов, на которые он рассчитывал. Так что золото пришлось ему как нельзя более кстати. На эти деньги он не только заменил все пострадавшие от огня детали фермы, но и выстроил новые загоны, в которые запустил жить поголовье коз, которых планировал размножить и выпустить в леса.
Этим животным близкое соседство со страусами неожиданно понравилось. И очень скоро по лесам в окрестностях Трушина уже бродила самая большая в стране популяция одичавших коз и козлов. Все животные, родившиеся на этой ферме, были черными или черными с белыми подпалинами, как память о тех двух козлах-производителях, с которых и начало расти все стадо. Кроме того, животные, родившиеся и выросшие в открытых загонах, лишь в самый лютый мороз заходили в закрытые от ветра загоны. Они отличались выносливостью к нашему суровому климату, неприхотливостью в еде и в то же время обладали на редкость хорошим аппетитом, в просторечии именуемым обжорством.
Ничего удивительного в этом не было, для поддержания своего организма в холодное время года козам требовалось много корма. На всякий случай жрали, как не в себя, они и весной, летом и осенью. И там, где появлялась даже небольшая часть их стада, людям можно было смело забыть про надежды на будущий урожай. И если вначале местные радовались тому, что в окрестных лесах вновь появилась живность, то вскоре эти козы стали настоящим бедствием для крестьянских подворий.
Так что, когда охотники иной раз брались прореживать численность этих животных, никто вокруг не ругался на них, а напротив, селяне пели охотникам хвалебные песни и всячески приветствовали этот их благородный порыв подарками и добрым словом. И все равно козы плодились быстрее, чем их удавалось отстреливать охотникам.
Федору тоже удалось выклянчить себе немножко золотых монет для восстановления популяции своего собачьего питомника. И на сей раз удача сопутствовала его начинанию. Родоначальниками его племенного поголовья стали Казбек с Песей, у которых в первом же помете оказалось двенадцать щенков – необычайно крупных и здоровых малышей. Вот только ни один из них так и не унаследовал знаменитой свирепости своих далеких кавказских предков.
Видимо, добродушная от природы Песя и крайне осторожный Казбек просто были не в состоянии произвести на свет других щенков. Но такие собаки неожиданно всем понравились. Пусть они не отважились бы выйти один на один с диким волком, зато они очень здорово умели отгонять одичавших коз и козлов от огородов и садов своих хозяев.
Выходя к козам, эти собаки очень внушительно и громко говорили лишь одно слово: «Гав!»
И козам, которые были совсем неглупыми животными, этого оказывалось достаточно. И что интересно, других собак козы не боялись, могли гонять их часами, забавляясь с живой игрушкой и уча новое поколение козлят этой веселой забаве. Но когда козы сталкивались с собаками из питомника Федора, рогатые обжоры исчезали так быстро, как это позволяли им собственные ноги, оставляя урожай неповрежденным.
Жители окрестных деревень быстро усвоили эту нехитрую взаимосвязь, и к Федору выстроилась настоящая очередь за его щенками. Таким образом, успех нового предприятия у Федора был ошеломительный. Чем больше в округе у диких коз появлялось на свет новых козлят, тем больше людям требовалось собак для защиты от этой напасти. И вскоре уже почти во всех окрестных дворах проживали мохнатые потомки этой милой пары.
Наблюдая за тем, как резвятся друг с другом их питомцы, дядя Витя с Федором, устроившись на прогретой солнцем завалинке, много раз вздыхали от умиления.
– Посмотри, как моя Песя резвится! Совсем другая собака. А ведь у доктора Добролюбова ей никакой воли не было.
– А Казбек! – подхватывал дядя Витя. – Казбек-то мой как разыгрался! И здоровущий вымахал. Сейчас и не скажешь, что когда я его нашел в лесу с простреленной лапой, то казался едва живым. Не найди я его, точно бы подох с голоду!
Всякий раз, когда дядя Витя заговаривал о том, как и при каких обстоятельствах к нему попал раненый щенок, сам Федор неизменно мрачнел, словно бы ему было невыносимо больно слышать об этом.
И наконец, он признался своему другу:
– Это же, похоже, я в него стрелял!
– И зачем стрелял-то?
– Как все получилось-то… Твой Казбек у меня последним из всего моего питомника остался. То есть тогда он у меня Михой звался. Все остальные собаки раньше его передохли, а этот вроде как живой и дохнуть не собирается. Ну, думаю, хоть один раз пронесло. Живучий к болячке песель попался. Выживет, мы с ним еще дел наделаем. Вся надежда у меня на этого щенка была. Я на него даже дышать боялся. Он уж подрос, и вот однажды днем посмотрел я на него, и показалось мне, что он тоже прихварывать начал. Глаз с него не сводил весь день и вижу, что точно, ошибки нет, все те же симптомы у пса. И температура. И есть ничего не хочет. Вялый. А уж когда у него слюна с пеной из пасти пошла, как у других собак, у меня от отчаяния разум помутился. В тот день сделал, чего в жизни своей не позволял себе. Схватил ружье, которое кто-то из охотников мне оставлял, и побежал к твоему Казбеку. Своими руками, думаю, застрелю беднягу, чтобы он и сам не мучился, и нас с Петенькой бы своими страданиями бы не мучил. Пусть уж он быстро погибнет, чем страдать, как наши остальные собаки в муках уходили. Выстрелил раз – промазал! Выстрелил второй – результат тот же! Ну не стрелок я, понятное дело. Да еще руки от волнения ходуном так и ходят. Ружье вверх-вниз прыгает. А щенок, не будь дурак, смекнул, что к чему, на лапы вскочил и деру. Я за ним. Он со двора, и я туда же. Он в
