абвера, а чуть позже — гестапо, а нынче — секретарь одного из ленинградских райкомов. Виделись они раза три от силы, в основном Столетов оставлял сообщения в условленном месте.
Обоих сильно взволновало известие об укрупнении районов и передаче всех архивных дел в Тянск. При передаче могло что-то и всплыть — запросто, — вот оба и решили перестраховаться, кое-что подчистить. Решили — независимо друг от друга.
Мельников к этому времени полностью изменил внешность — отрастил бородку, округлел, вообще стал очень вальяжным и представительным. Столетов его не узнал, а вот Мельников опознал Столетова чисто случайно — по характерному жесту. Любил почтальон этак по-гусарски покрутить усы!
И в Дом пионеров, и в старую школу забирался именно почтальон, он же потом подставил Макса. Лиду Кирпонос убил тоже он — случайно… Заглянул в старую школу, а там Лида разбирала документы — учетные дела абвера… Столетов испугался, запаниковал. Оглушил ее, изнасиловал — любил женский пол, похотливец чертов. Потом добил свою жертву. Притащил в дымину пьяного конюха Шалькина, вложил ему в руку статуэтку, которой убивал Лиду.
Далее, чтобы запутать следствие, Столетов подбросил часы убитой девушки Хренкову. Именно Столетов случайно увидел на берегу озера Максима и Лиду. Как они целовались, фотографировались… А потом, уже паникуя, решил использовать еще и это.
Тракторист Семен Крокотов во время войны был в партизанском отряде и помнил, что кое-кто подозревал Столетова в предательстве. Правда, тогда ничего не доказали…
Встретив в Озерске нового почтальона, Крокотов узнал его и не на шутку насторожился, решил за ним последить, а впоследствии — шантажировать, требуя крупную сумму денег. Столетов избавился от него, спрятав труп за учхозом и сымитировав внезапный отъезд Крокотова.
И вот тут на арене появляется Мельников. У него имелось оружие и патроны, бункер на острове и — в личном распоряжении — мотоцикл. Кража в архиве и обстрел грузовика с документами — его рук дело. Правда, к успеху преступный замысел это не привело.
Когда он открылся Столетову и вступил с ним в сговор — бог весть, но для почтальона это кончилось плохо. Мельников его убил. Как убил бы и Зою, вернее, хотел убить, но очень уж торопился — именно Зоя нашла ту самую заветную папку. Вернее, ей ее дали — переводить.
— Надо к Зое сходить в больницу… — выслушав, тихо промолвила Женя. — Говорят, она уже пришла в себя. Это ведь из-за меня ее! Из-за моей дурости, из-за тетрадки этой чертовой…
Девушка закрыла лицо руками и разрыдалась…
— Ну, тихо ты, тихо… Да хватит уже реветь, — как мог, успокаивал ее Макс. — Я тоже теперь буду терзаться — почему этот твой детский сад с тетрадкой не пресек! Да нет же. Мельников — опытный, матерый враг. Умный и хитрый. Неужели ты думаешь, он не вышел бы на Зою?
— Все равно тут и моя вина есть.
— Знаешь, Мельников ведь не все рассказал. Так, кое-что, что уже и без него ясно. А следователь тебя назвал молодцом! Зря, что ли?
* * *
Купив бутылку кефира и полбуханки ситника, Алтуфьев направился к дому. Небо еще с утра затянули серые косматые тучи, к вечеру разродившиеся дождем. Хотя, с другой-то стороны, дождь — это и неплохо, не все же жара!
Под стать погоде было и настроение — двойственное, если можно так сказать. С одной стороны, он все же закончил важное дело, невиновного Шалькина выпустил… А с другой — еще предстояло давать объяснения в местном отделе КГБ — дело-то вон каким заковыристым оказалось! Конечно, нынче не старые времена, и КГБ не МГБ — труба пониже и дым пожиже. Но все-таки…
Так и кажется, сейчас подойдут парни в штатском, махнут перед носом корочками: «Алтуфьев Владимир Андреевич? Пройдемте!».
Ух, наконец-то — подъезд… Завтра надо бы в Озерск, кое-что закончить. Да и Ревякин, опять же, за сессию проставляется…
— Алтуфьев Владимир Андреевич?
Черт! Это еще кто?..
— Да, я.
— Вам телеграмма, срочная. Вот тут распишитесь.
Почтальон…
— Спасибо большое. А где телеграмма-то?
— А вот, пожалуйста.
Алтуфьев тут же, на площадке, и прочитал, немного волнуясь… Оттаял, улыбнулся во весь рот и перечитал еще раз, смакуя: «Завтра буду вечерним автобусом Ленинграде. Тчк. Марта».