– Хочешь прокатиться, Эрб?
– Да, черт возьми. У меня в носу сосульки.
– Надеюсь, это действительно всего лишь сосульки.
С ключами в руках мы направились к машине, чтобы ехать на квартиру Дэви.
Первые пять минут летняя жара казалась приятной. Потом Эрб включил кондиционер.
Боль усиливается.
Он оглядывает офис. Прижимая кулак к затылку, пытается унять боль.
Интересно, кто-нибудь заметил? Должны. Мышцы на шее напряжены до предела, он взмок от пота и не может унять дрожь.
Никогда еще боль не была такой сильной. Даже его рана так не болела. Голова как будто зажата в тиски, которые медленно сжимаются до тех пор, пока глаза не выскочат из орбит. Те проклятые таблетки, которые он принял, совершенно не помогают.
Может быть, жена права. Надо обратиться к врачу. Но эта мысль пугает его. А вдруг доктор найдет у него что-нибудь серьезное? Вдруг понадобится операция? Лучше терпеть боль, чем позволить какому-нибудь шарлатану ковыряться у него в мозгах.
– Все нормально?
Сотрудница. Ничем не приметная: полные бедра, короткие каштановые волосы, прическа в стиле Питера Пэна.
– Голова болит. – Он вяло улыбается.
– Может, вам нужен аспирин?
Он решает убить ее.
– Да, спасибо.
Она идет к своему столу. Он представляет ее, стоящую на коленях в его пластиковой комнате. Разумеется, она плачет. Наверное, стоит отхлестать ее ремнем, да так, чтобы на теле остались следы. Поскольку она работает с ним, надо постараться, чтобы труп не нашли.
– Тайленол? – спрашивает она через стенку кабинки.
– Да, отлично.
Как она умрет? Он смотрит на ее прическу. Он проведет ножом по лбу, затем оттянет кожу, чтобы был виден череп. Засунет туда один палец, затем второй, третий…
Кожа натянется. У него большие руки, но он сможет просунуть всю ладонь между кожей и черепом.
– Как теплая, влажная перчатка, – говорит он дрожа.
– Что – как перчатка?
Она держит в руке пузырек с тайленолом, бровь удивленно приподнята.
– Я очень вам благодарен.
– Не стоит. Я тоже страдаю мигренью. И тогда готова кого-нибудь убить, лишь бы избавиться от боли.
«Я тоже».
– Послушайте, Салли, мы работаем здесь уже несколько лет, а я о вас почти ничего не знаю.
Она улыбается. Передние зубы у нее кривые. Он представляет ее окровавленный рот, то, как она станет кричать, пока он будет отрабатывать стоматологические навыки, используя молоток.
– Я замужем, у меня двое детей, Аманда и Джен. Аманде восемь лет, а Джен недавно исполнилось пять.
Он заставляет себя улыбнуться. Все планы рухнули. Кто бы мог подумать, что у такого страшилища тоже может быть семья? Вряд ли он сможет застать ее одну, тем более что потом ее будут искать.
– А вы женаты?
– Да. Но детей, правда, нет. Моя жена – модель и не хочет портить фигуру. Ну знаете, бедра располнеют, растяжки появятся, грудь обвиснет.
Улыбка страшной Салли гаснет.
– Да, такое случается. Но я думаю, оно того стоит.
– Ну ладно, мне пора за работу. Спасибо за тайленол.
– Нет проблем. «Служить и защищать».
Он внутренне поежился, услыхав этот слоган.
– Да-а. «Служить и защищать».
Страшная Салли уходит, а он открывает пузырек и, не запивая, проглатывает шесть таблеток. Пульсирующая боль, слегка утихшая во время воображаемых сцен убийства, возвращается, – сильнее, чем прежде.
Нужно срочно кого-нибудь убить. И чем скорее, тем лучше.
Болеутоляющие свойства убийства были открыты им еще в детстве, когда он жил у своих третьих приемных родителей. Забавно, что от предыдущих родителей его забрали потому, что за ним никто не следил. Кроме него, эта пара взяла еще восьмерых детей из-за ежемесячного пособия, получаемого от властей. Все деньги «чадолюбивая» пара тратила на наркотики, а дети ходили голодные. В результате заботливые попечители забрали его у этих родителей и отдали психу-алкоголику.
Однажды после основательной порки автомобильной антенной его с младшим приемным братом заперли в чулане.
Ему было больно. Кроме того, его одолевало чувство беспомощности и глубокой подавленности.
Там, в темном, душном чулане, он выместил свое озлобление на младшем брате. Чем сильнее он бил маленького ребенка, тем лучше ему становилось.
Его новый приемный отец сел в тюрьму за убийство.
Когда у него начались сильные головные боли, он уже знал, что ему делать.
Четыре клика мышью – и на мониторе его компьютера появляются имена подходящих жертв.
Он находит девушку, живущую в нескольких кварталах отсюда. Адрес, кажется, указан верно. Он звонит с мобильного телефона.
Отвечает женщина, голос у нее низкий, слегка хрипловатый.
Отлично.
Привратник в доме, где жила Дэви МакКормик, носил плотный шерстяной пиджак темно-красного цвета с позолоченными пуговицами и эполетами. В такую жару он казался абсолютно несчастным.
– В последний раз я видел мисс МакКормик в воскресенье вечером, незадолго до того, как Мюрри пришел сменить меня. Мюрри работает с шести вечера до двух утра, а она вышла за пятнадцать минут до его прихода.
– Вы помните, как она была одета?
– Черное платье для коктейлей, туфли на каблуках, бриллиантовые серьги. Я открыл дверь, сказал ей, что она выглядит прекрасно, и спросил, куда она направляется.
– И что она ответила?
– Она сказала: «На важную встречу, очень важную». А потом засмеялась. С ней все в порядке?
Эрб рассказал ему о произошедших событиях, взял телефонные номера Мюрри и утреннего привратника. Он позвонил им, пока мы поднимались на лифте. С воскресенья никто больше не видел Дэви.
Ключ Пулитцера подошел, мы вошли внутрь. Квартира была огромной, в ней уместилось бы три моих, да еще при этом осталось место, чтобы поставить машину.
– Я осмотрю спальню – сказала я Эрбу.
Затем мы услышали крик.
Я вытащила из подмышечной кобуры, прикрепленной слева, револьвер тридцать восьмого калибра, прислушалась.
Движение справа. Мы с Эрбом направили оружие.
Кот в большом подгузнике выскочил из-под стола в гостиной и понесся в коридор, воя, как свисток паровоза.
Эрб выдохнул.
– Со мной чуть инфаркт не случился.
– Наверное, это и есть Мистер Фрискис.
– Или он, или мохнатый младенец. Ты заметила подгузник?
– Да. Это специальные, для животных.
Я вложила револьвер в кобуру и достала из кармана пару резиновых перчаток.
– У нас всего час, – сказала я Эрбу, имея в виду прибытие полиции и экспертов.
Спальня Дэви представляла собой обычную спальню обычной молодой женщины, только богатой. Постель завалена мягкими игрушками, на розовом одеяле их было около дюжины. На дальней стене в раме висела картина Нагеля. Ближняя стена заклеена постерами, в основном снимки Дэви из разных журналов.
Возле шкафа валялась куча одежды, над комодом висело зеркало, такое, как у кинозвезд, – с лампочками на раме. На каждой горизонтальной поверхности в комнате лежало несметное количество косметики.
На тумбочке рядом с кроватью мигал автоответчик, на нем было двенадцать сообщений. Я просмотрела номера звонивших. Четыре из них с пометкой «блокировано», последний звонок был в 4.33, в воскресенье вечером.
Я включила воспроизведение. Все сообщения были от Пулитцера, кроме одного – междугородный звонок от матери Дэви. Блокированные звонки не соответствовали ни одному из записанных сообщений.
В гардеробной было столько одежды, что я еле смогла туда протиснуться. Какие-то платья висели на вешалках, остальные были свалены на полу. Раскопки ничего не дали, кроме сумки для переноски домашних животных.
В комоде тоже была одежда, косметика и пакетик кокаина. Я положила его в один из пластиковых пакетов для улик, которые всегда носила с собой. Затем я полностью вытащила ящики, чтобы посмотреть, не было ли что-нибудь спрятано за ними или приклеено липкой лентой снизу. Я делала так каждый раз, после того как посмотрела сериал «Хил-стрит Блюз», где полицейский таким способом нашел улику. Может быть, кто-то где-нибудь тоже смотрел этот сериал.
Но сейчас мне не повезло.
Под кроватью я увидела две отбившиеся от «стада» мягкие игрушки, кошачий мяч и многолетнюю пыль. Между матрацем и пружинами ничего спрятано не было. Под картиной Нагеля тоже пусто.
Я вернулась к телефону и нажала на «Перезвонить». Записала последний номер и быстро положила трубку, прежде чем звонок дошел до места. Затем переписала все номера из списка звонивших.
– Джек!!!
Мы с Эрбом больше десяти лет работаем вместе, но я никогда не слышала в его голосе такой дикой паники. Я выбежала из комнаты, на ходу доставая оружие.
Эрб стоял в гостиной совершенно неподвижно. По его толстым щекам градом катились слезы.
