– Уяснил. Сделаю.
– Ну и прекрасно.
Погодин встал, поставил стул к стене, попрощался и легкой походкой вышел из кабинета. Окраинная улица привела его к частным домам, похожим друг на друга, с кустами запыленной акации в садиках перед окнами, с резными наличниками и прочными воротами. Дом-крестовик, половину которого купили год назад Лапочкины, несмело выглядывал из пустого короткого закоулка. Обе половины оказались закрыты. На каждой двери висел надежный замок. Погодин поглядел по сторонам. Не обнаружив никого в большом дворе, вздохнул и, недовольный, медленно направился обратно, решив, что ждать хозяев
бесполезно, а Толька, если бы приехал, должен быть дома. Такие, как он, обычно уходят из дома после обеда и возвращаются за полночь. Погодин махнул рукой и зашагал к автобусной остановке.
…Екатерина Куранова, женщина усталая и грустная, жила на четвертом этаже, занимала в общей квартире старательно выбеленную комнату, обставленную скромно. В больнице, где она работала медсестрой, ее хвалили за добросовестность и чуткость к больным, за душевную щедрость. В такие минуты ей было легко и радостно. Но как только появлялась дома, наваливались тяжелые мысли о неустроенной личной жизни, о первой горькой любви, после которой появился Славка.
С тех давних дней Куранова относится к мужчинам с недоверием и непонятным для самой презрением. Особенно одиноко после того, как отправила в училище Славку. Считала, что Славкина жизнь началась неудачно, с обрывами и крутыми опасными поворотами. Все пошло со школы. Славке не давалась математика, и, перебиваясь с двойки на тройку, он стал бояться ее. В дни контрольных работ нервничал, был хмур, неразговорчив, подавлен. Попытки подтянуть математику привели к снижению оценок по другим предметам. Он потерял веру в себя, сник, замкнулся.
В восьмом классе Славкино положение осложнилось. Новый классный руководитель, женщина властная и жесткая, с замашками огрубевшего администратора, определила Славку в число нерадивых. Открыто, на виду всего класса обвиняла его в недобросовестности и лени, угрожала педсоветом, вызывала в школу мать… Но на Славку уже ничего не действовало, он стал постепенно отдаляться от всех, кто не хотел его понимать. Малейшую несправедливость принимал как горькую обиду.
Отдушину он находил на улице, в компании Крестова. С большим трудом он закончил восьмой класс и вместе с Крестовым уехал в училище.
Погодин появился в управлении после обеда. Поднялся по лестнице на третий этаж. На пороге столкнулся с майором Нуждиным, намеревавшимся куда-то уходить.
– А, Никола! Здорово! Как съездил? Дела как? Настроение?
– Вышли на подозрительных ребят, а разыскать их не удалось. Убеждены: они совершили кражу из магазина, доказательства есть…
Спустя час Погодин докладывал начальнику о проделанной работе.
– Хорошо, – произнес Огородников, когда лейтенант закончил докладывать. – Но запомните: результаты тогда налицо, когда преступникам доказана вина.
– Мы докажем. Задержим Крестова и его сообщников.
– Когда?
– Точно сказать не могу, но скоро. Ведь должны же они появиться в нашем городе или училище, и нам об этом сообщат. Кроме того, заготовлена областная ориентировка об их розыске.
– Хорошо.
– Погодин вошел в свой кабинет, распахнул окно, закурил. День разгулялся, посветлел. Плотное стадо рыхлых облаков, подгоняемое ветром, тянулось на север. Небо очистилось, засветилось синевой. На макушках тонких тополей хозяйничал легкий ветерок, готовый в любую минуту упорхнуть ввысь, туда, где ранней весной и поздней осенью усталый, но надежный вожак журавлиной стаи уверенно ведет свой клин к намеченной цели.
Ранним утром резкое дребезжание старой оконной рамы сорвало Погодина с койки. Откинув белую занавеску, он увидел у окна про- водника служебно-розыскной собаки старшину Кучерова. В открытую форточку влетело страшное слово:
– Убийство!
– Где?
– В Косых Бродах.
Через три минуты Погодин выскочил на улицу, торопливо натягивая пиджак на широкие плечи. Дверца крытого железом кузова была приотворена, и Погодин легко вскочил в машину. Сверху, из-под матового стеклянного колпака струился мутноватый свет крохотной лампочки. У ног Кучерова возилась крупная овчарка.
– Эксперт-криминалист в кабине, – сообщил Кучеров. – Можно ехать.
Погодин нажал белую кнопку – сигнал водителю. Мотор взвыл, машина вздрогнула, покатила по асфальту, набирая скорость.
– Кого убили? Мужчину, женщину? – поинтересовался Погодин, нервно разминая папиросу, не замечая, как мелкий табак сыплется на пол тонкой струйкой к носкам черных туфель.
– Мужика, – сонно ответил Кучеров, не расположенный к разговору,
– На улице? В доме?
– Труп в сенях. На шее резаная рана.
– Личность неизвестна?
– Какой-то Дымов.
– Дымов? – почти выкрикнул Погодин, подброшенный вверх на ухабе. – Это точно?
– Фамилия броская. Не забылась.
– Молодой, пожилой?
– Не знаю.
– Зовут? Как зовут? Не Санька?
– Не знаю. Все данные у эксперта, он записывал у дежурного по управлению.
Обнаружив, что половина табака высыпалась из папиросы, Погодин достал новую, раскурил, сделал две глубоких затяжки, резко, толчками, выдохнул дым, замолчал, уронив хмурый взгляд на овчарку, спокойно лежавшую у ног.
На Погодина нахлынули невеселые думы. Ему чудилось, что погиб именно Санька Дымов, тот честный и открытый парень, чье не по годам серьезное лицо запомнилось ему. Погодин отгонял мысль об убийстве Саньки, но она неотвязно сидела в голове…
А машина неслась по свободной дороге. У въезда в Косые Броды она остановилась, из кабины неторопливо шагнул милиционер-водитель, легко и бесшумно открыл дверцу кузова, сухо спросил –
– Не знаешь, Николай Иванович, где переулок Осенний?
– Дом тринадцать? Дымовы?
– Садись в кабину, шоферу подскажешь, – сказал Погодину подошедший эксперт.
– Кто пострадавший?
– Дымов Федот…
Через десять минут, остановив машину за углом, группа направилась к дому, где толпились люди. Впереди шел старшина Кучеров, придерживая на коротком поводке овчарку. Увидев ее, толпа зашевелилась, разделилась надвое, образовав свободный коридор, ведущий через калитку во двор. Приехавших встретил начальник райотдела майор Арбузов, следователь прокуратуры Шорохов и сухая молчаливая женщина с уставшим, но миловидным лицом.
– Жена Дымова, – пояснил Арбузов. – Она ездила к сыну, возвратилась в начале четвертого, обнаружила распахнутую дверь и мертвого Федота… В дом, говорит, не заходила. Судя по всему, внутри дома после убийства никто не был.
Откуда-то из глубины двора появился Колокольчиков. Погодин отозвал его в сторону, тихо спросил:
– Убийство?
– Похоже. Рана на шее… Говорят, днем ходил по поселку пьяный.
– Кто же мог?
– На почве хулиганства, наверное.
– У меня тоже нет других соображений. Убийство из-за ограбления, мести, ревности исключено, пожалуй.
– Я так же думаю.
– А Крестов со своими приятелями не появлялся в училище?
– Нет.
– И не добыто никаких сведений об их местонахождении, хотя бы предположительно?
– Нет, Николай Иванович. Пока координаты их неизвестны.
– Ладно, пойдем. Собака отдохнула. Пора действовать.
После короткого обмена мнениями было решено: с Бураном, если он возьмет след, уходят Кучеров и Колокольчиков. За ними будет двигаться машина. Следователь Шорохов, с участием эксперта-криминалиста, начальника РОВД и понятых, проводит осмотр трупа и места происшествия. Погодин действует по своему усмотрению.
– Можно начинать, – обратился следователь Шорохов к Кучерову. – Только поаккуратнее, следы не деформируйте.
– Знаем, – обронил старшина. – Рядом! – Кучеров выбросил полусогнутую правую руку вверх.
Сидевший смирно Буран вскочил, напрягся, готовый мгновенно реагировать на малейший приказ кинолога.
Люди с интересом наблюдали, как неторопливо и осторожно овчарка перешагнула порог сеней и вместе с Кучеровым скрылась в доме. Прошли считанные секунды, и Буран, захваченный азартом, перемахнув через крыльцо, вылетел во двор, описал круг, возвратился к крыльцу и метнулся к калитке. Выскочив в переулок, Буран свернул вправо, но тут же возвратился и, сделав замысловатую петлю, натянул длинный поводок, повел влево, вдоль переулка, увлекая за собой Кучерова, повторявшего одно и то же: «Хорошо, Буран, хорошо».
Сзади бежали Погодин и Колокольчиков.
Миновав тихий переулок, Буран вывел на широкую улицу, резко свернул вправо, сунулся к забору, вытянув острую морду. Затем повел прямо, прижимаясь к заборам и палисадникам.
