поднял дрожащие руки. — Что угодно, но только не это! Вы не можете обвинять меня в этом, потому что я невиновен!
— Где и когда вы видели Торнтона Лайна в последний раз? — спросил Тарлинг.
Мильбург сделал отчаянное усилие взять себя в руки.
— Живым в последний раз я видел его в бюро...
— Когда и где вы видели в последний раз Торнтона Лайна? — резко повторил Тарлинг вопрос. — И все равно, живым или мертвым.
Мильбург не ответил.
Уайтсайд положил руку ему на плечо и, глядя в сторону Тарлинга, сказал:
— Мистер Мильбург, в мои обязанности полицейского чиновника входит необходимость предупредить вас, что все, что вы сейчас скажете, может быть приведено против вас на суде в качестве улики.
— Подождите, — ответил Мильбург. Его голос осип, и он едва мог дышать. — Могу я попросить стакан воды, у меня пересохло все во рту...
Тарлинг принес ему воды, и он залпом выпил ее. Казалось, выпитая вода вернула ему отчасти прежнее высокомерие и наглость. Он встал со стула и оправил жилет, на нем теперь был старый охотничий костюм Тарлинга, и он в первый раз после продолжительного времени улыбнулся.
— Господа, — сказал он обычным тоном, — вам трудно будет доказать, что я замешан в убийстве Торнтона Лайна, а еще труднее — доказать, что я устроил пожар в фирме «Бешвуд и Саломон», в чем вы, как я вижу, уже не сомневаетесь... Но всего труднее доказать, что я обкрадывал фирму Лайна. Девушка, совершившая это преступление, призналась в том письменно, вам это прекрасно известно, мистер Тарлинг.
Он, улыбаясь, продолжал смотреть на сыщика, твердым взглядом отвечавшего на его улыбку.
— Я не знаю ни о каком признании, —сказал Тарлинг с ударением на каждом слове.
Мильбург, ухмыляясь, наклонил голову. Хотя страх еще не ушел от него полностью и тень Линг Чу зловеще витала над ним, все же он, чуть только оказался в безопасности, сразу стал самим собою.
— Этот документ сожжен, мистер Тарлинг. И сожгли его именно вы. А теперь мне пора идти. Полагаю, вы достаточно водили меня за нос этим приказом об аресте, которого у вас просто нет и не может быть!
— Не может быть? А это тогда что такое? — И Уайтсайд вынул из кармана сложенный вчетверо документ. Он открыл его и сунул под нос Мильбургу. — На всякий случай я даже это прихватил, — продолжал он, извлекая из другого кармана пару крепких наручников.
Не успел Мильбург перепугаться, как наручники защелкнулись на его запястьях.
До этого Мильбург, должно быть, чересчур полагался на свое счастье, или, возможно, его поддерживало сознание, что ему удалось хорошо замести все следы преступления. Но теперь он рухнул.
Тарлинг возмущался вызывающим видом этого человека. Ему было совершенно ясно, что улики против Мильбурга по обвинению в растрате и поджоге не вполне определенны. Но обвинение в убийстве, которое он считал уже доказанным, было подавляющим по сравнению с прочими преступлениями. Мильбург, по-видимому, тоже это понимал, потому он не говорил больше о мелочах. Он сидел, съежившись, на стуле, и при каждом движении его рук наручники звякали. Он положил руки на стол перед собой и выпрямился с некоторым напряжением.
— Господа, если вы снимете с меня это, тогда я скажу вам многое, что успокоит вас относительно убийства Торнтона Лайна.
Уайтсайд вопросительно посмотрел на Тарлинга, и тот кивнул в знак согласия. Наручники были сняты, и Мильбург стал потирать ущемленные запястья.
Психологу, который попытался бы проанализировать душевное состояние Тарлинга, пришлось бы решать трудную задачу. Мысли его разбегались, он никак не мог сосредоточиться... Когда он, сходя с ума от тревоги за Одетту, поспешил домой за Линг Чу, чтобы начать преследование Сэма Стея, его дико обрадовало, что китаец начал действовать и, возможно, уже напал на след сумасшедшего. Это отчасти успокоило его взвинченные нервы, иначе разве стал бы он тратить столько времени на возню с Мильбургом?..
Вот и сейчас он снова представил себе опасность, нависшую над Одеттой, и хотел покончить с признаниями Миль-бурга как можно скорее. Лучше всего было бы отправить Мильбурга в полицию и заняться им уже после того, как Одетта будет найдена.
— Прежде чем вы начнете, — сказал он Мильбургу, — объясните мне, что такого вы сказали Линг Чу, что он спешно оставил вас одного?
— Я рассказал ему о сумасшедшем и о мисс Райдер и высказал предположение, что с ней может приключиться беда.
— Понятно. А теперь, уважаемый, рассказывайте, да поживее, что вы там хотели нам сообщить по делу Торнтона Лайна?
Мильбург уже снова, как ни в чем не бывало, улыбался.
— Скажу... Но только если вы мне объясните, как тело Лайна попало из квартиры Одетты в Гайд-Парк, потому что до сих пор я твердо убежден в том, что Торнтон Лайн был убит Одеттой.
Тарлинг хотел закричать на него, но сдержался, только сказал:
— Вы лжете, Мильбург. Лжете.
Но Мильбург нисколько не смутился.
— Ну, хорошо же, — сказал он, — тогда я расскажу вам, что знаю об этом деле и что я лично пережил.
— Сейчас я опишу вам некоторые события, — плавно начал Мильбург, — предшествовавшие смерти Торнтона Лайна. Некоторые, но не все... Не хочу также говорить о его характере, скажу только, что он не был образцовым шефом: всегда подозрительный, несправедливый, а подчас — просто подлый. Я знаю, что он подозревал меня. Он думал, что я похитил у фирмы крупные денежные суммы. Я уже давно догадывался о его подозрениях, и это подтвердилось благодаря разговору, происходившему при вас, мистер Тарлинг, в тот день, когда я увидел вас впервые.
Тарлинг помнил тот неприятный день. Мильбург вошел в бюро как раз тогда, когда Лайн так неосторожно и откровенно выразил мнение о своем служащем.
— Итак, господа, я не даю вам признания в растрате денег фирмы или в совершении какого-нибудь другого преступления. Я только признаю, что в моей работе были некоторые нарушения, за которые я несу моральную ответственность, ну а больше мне признаваться не в чем. Пожалуйста, отметьте это, — сказал он Уайтсайду, стенографировавшему его показания, — отметьте это особо, что я виноват только в неточности и небрежности. Помимо же этого я не сознаюсь ни в чем.
— Иными словами, вы вообще ни в чем не виноваты?
— Совершенно достаточно того,
