и громыхал танковыми выстрелами по темному коридору. Мы с Тонконожкой испуганно переглянулись, и та кивнула, чтоб я бежал за ним, наверное, знала, что в конце проход упирался в туалет для мальчиков, паршивец влетел туда, будто живот прихватило и извержения не избежать. Я долго думал, надо ли скрасить его одиночество или лишить себя этих звуков и запахов, но и сам хотел по-маленькому — что ж, схожу за компанию и помогу, чем смогу, поддержу морально, так сказать.
Неплохие тут у местных сопляков апартаменты, я имею в виду, целых три раковины с зеркалами, салфеток хоть отбавляй, а у кабинок даже есть двери — очень нужная вещь, если надо поплакать или по прямому назначению, а то в моем детстве и то и другое давалось с трудом. И в целом, чистота и уют, как в лучших домах Парижа, разве что воняет хлоркой и муравьи шагают по стенке неровным строем — я, конечно, люблю этих тварей, но не там, где их потенциальная близость вот никак не нужна. ДеВи нарочно притих и вообще вокруг тишь да гладь, как если бы сюда не входили сотню лет, все кабинки закрыты, нигде не подтекает вода, только крутится и жужжит вентиляция.
Я зашел в среднюю кабинку, чтоб угадать или точно быть рядом, и справлялся нарочито громко, метил прямо в воду и карикатурно насвистывал. Всхлип, еще один, но резко оборвался, будто рот заткнули ладонью, и непонятно, это смех, плач или первое после второго.
— У тебя там все в порядке? — сказал я и застегнул ширинку.
— Да.
Ух ты, ему удалось сказать это так, что даже слабоумный понял бы, что ни черта там не в порядке!
— Давай-ка подытожим… Ты только что убежал и ни с того ни с сего закрылся в кабинке, а меня кормишь враньем, причем горьким и неубедительным.
— Армани… дай побыть одному.
Да какие две мухи кусают его по очереди, что он то липнет ко мне, то посылает на все четыре стороны, я бы прихлопнул их во славу золотой середине! И словил себя на мысли, что еще вчера повернулся бы и ушел, а теперь уж боюсь представить, что он там себе надумает, нам же всем потом разгребать. На предложение выйти поболтать ДеВи не ответил, так и сидел в туалетной берлоге с минуту, но все-таки не выдержал мысленного давления. Я и так не умею прятать эмоции, а тогда вообще испугался не на шутку — лицо у него мокрое, красное, полные глаза тоски, как если бы только что похоронил любимого хомячка, и носом шмыгает на радость монстрам, а ближайшая игрушка шут его знает где!
— Не волнуйся, — сказал он и загудел молнией рюкзака, достал оттуда страшненького тряпичного зайца, сразу видно, что дело рук Тонконожки. — И вчера я… взял брелок в магазине, пока никто не видел. Это для Ви, честно…
— Воруешь, значит? Я все Оле расскажу.
— Я потом за такси заплатил!
Мда уж, распознаватель шуток у него барахлил знатно, дело серьезное. Я замолчал, чтоб не ляпнуть лишнего и дать ему высказать уже хоть что-нибудь, но ДеВи рассматривал то ли кроссовки, то ли кафель на полу, и опять тихо, как зимой на кладбище в новолуние. Меня все это дико раздражало, но я терпел, как никогда раньше, и пусть только попробует сказать, что сам ничего не понимает, просто подростковый коктейль гормонов за счет организма.
— Армани, ты говорил правду?
— В смысле за всю жизнь? Да, было пару раз.
— Я серьезно!.. Почему ты сказал, что ты наш друг?
— Правда потому что, чего пристал.
Он прищурился, будто на мне висел экран детектора лжи и показывал подозрительную искренность, но даже так не верил.
— Я думал, ты ненавидишь меня.
— Могу сказать то же самое — кто сидел, проклинал меня всю дорогу от фабрики!
— Нет, я не… Просто твои слова задели меня. Я понимаю, что ты не должен со мной ходить, но папа ответил так же, что занят и не хочет, а старшего брата у меня нет. И я знаю, что я скучный, глупый, иногда раздражаю, поэтому он не любит меня и не хочет проводить со мной время. Другие мальчики тоже так считают, а мне бы хотелось друга-мальчика — Ви просто замечательная, но это другое… Ты мне понравился, и я тоже старался понравиться тебе, думал, ты пойдешь, потому что мы друзья. Но если не хочешь, я не буду приставать к тебе после выступления.
Я не перебивал, ждал, пока выльется этот компот проблем и низкой самооценки с кусочками застенчивости, а потом случилось что-то странное. Руки сами потянулись к нему с двух сторон, упали на спину и притянули к животу, чтобы перестал молоть всякую чушь о себе — в общем, да, я обнял его, первый и по своему желанию, даже потрепал по голове, чего тут еще сказать. Телячьи нежности совсем расклеили ДеВи, он пустил пару слез мне на рубашку, а я старался не подхватить мелодию и ритм, так и стояли пару минут, но хорошего понемножку.
— Слушай, — сказал я и отлепил его от себя, — ты отличный парень, прямо-таки показательный пример того, что иногда яблоко от яблони за километр ветром уносит. В последние пару дней я узнал о чудо-игрушках, монстрах, проник в кабинет начальника, просидел в школьном подвале и побегал от маньяков, а это все можно назвать как угодно, но точно не скучным! Поэтому не выдумывай — ты лучший местный паршивец, каких еще поискать надо! И насчет дружбы… ты это брось — любимая девчонка тоже может быть другом, и я уверен, эта твоя Вио-как-ее-там с радостью выслушает все тучи на душе. А если прям мужские-мужские вещи нужно будет обсудить, можешь смело топать к своему другу Армани. Теперь у тебя есть друг-мальчик, прошу любить и жаловать!
— Правда?
— Мне татуировку на лбу набить, что ли? Я согласен максимум плюнуть и пожать друг другу руки.
Хорошо, хоть он отказался от последнего, а то я уже представил эту гадость, а вот плохо, что накинулся и стиснул живот так, что мне чуть ли не по-большому захотелось.
Удивляюсь я этим соплякам — раз-раз, смахнул слезы, поправил одежду, и вперед с новыми силами кошмарить мир, как будто ничего и не было. Еще и возле туалета нас поджидала Тонконожка, тоже набросилась на него, вжалась, прямо-таки жалостливо втерлась, небось, уши развесила перед дверью и все слышала, но держала язык за зубами. Аж скулы свело от умиления —
