называться родителем более, чем половина присутствующих здесь отцов, и однозначно более, чем его отец. Мне радостно, что вы поладили и даже привязались друг к другу. Не гордость ли за него я вижу на вашем лице?
— А вы из фонда по семейным отношениям, что ли?
— Я всего лишь старик, который удивляется всему многообразию жизни: в то время пока одни не желают детей, другие мечтают об этом счастье и всю жизнь страдают, если не способны наблюдать за тем, как растет их чадо.
— Спасибо, обойдусь. Может, вы назовете хотя бы один плюс этого?
— Плюсы и минусы, достоинства и недостатки… Очень изменчивые, непостоянные величины. Из своих долгих, поистине долгих лет жизни я вынес множество вещей, одна из которых такова: человек нуждается в заботе о ком-то, будь то любимый человек, дитя, домашнее животное или цветок — простите мне столь неравнозначные сравнения, но это правда. Я вижу смысл не в продолжении кровного рода, поскольку дитя может быть принято из другой семьи, а в том, чтобы вырастить из него существо, достойное называться человеком. Представьте мировые весы: чаша принцев и чаша подданных — назовем их именно так! Конечно, есть еще и третий вид, четвертый, пятый, ведь мир не делится на черное и белое, но все чаще появляются столь черные души, что белого за ним и не видно. И я бесконечно благодарен тем, кто порой во вред себе пытается отбелить юные умы, что, однако, занятие крайне бесполезное, если не делать этого вместе с их родителями. Простите старика за чрезмерную говорливость — эта тема живо откликается в моем сердце.
На самом деле, Три Полоски говорил что-то занятное, я бы поболтал с ним, когда тянет на философию, дождливым вечерком эдак за кружечкой чая, но почти весь монолог пришлось слушать вполуха. Дело в том, что стальное пятно наверху шевельнулось, поднялось с кресла и поползло меду рядами, причем даже не ко мне, а к Элизе, уже обвивалось вокруг нее десятками колец. И по лицу понятно, что там далеко не светская беседа, как у нас со стариком — небось, Змеевидный папаша спросил про какого-то итальянца с бухты-барахты, припомнил ее положение в школе, а то и про пощечину, если прознал об этом. Ох, и мерзкая пасть, улыбочка на месте, а клыки торчат и с них уже капает яд, сейчас как вцепится, мало не покажется. В ответ Элиза могла только краснеть и задыхаться — срочно заклинателя змей сюда, хотя бы ради нее, на себя-то мне плевать!
— Мне кажется, этот мальчик многому научился от вас, не так ли?
— Ага, питаться дешевой лапшой, рыться в чужих вещах и строить макаронные корабли, — сказал я в половину мозга, когда мысли еще другим забиты были.
— Вы, мистер Коллин, — хороший человек, и этого вполне достаточно, чтобы дать ребенку главное. Благодаря вам и вашей ромашке у Вселенной есть шанс пополнить нужную чашу весов.
Я поблагодарил за комплимент, наскоро попрощался с Три Полоски и на всех парах помчался за кулисы. В одном старик точно прав, а именно, что паршивца еще многому учить надо, и мне жутко захотелось выдолбить ему на подкорке, чтоб не смел сдаваться на радость всем гадам, лучший урок будет!
Уже удача, что не прогадал со стороной мальчиков, просто шел на запах потных носков и подмышек, свистнул ДеВи и сказал, мол, быстро тащи сюда штаны его королевского величества. Нехитрая мысль дошла к нему с задержкой, я как раз успел выглянуть на сцену, убедился, что Слизняк еще смотрит за унижением Элизы, но в другой одежде — тут само мироздание удачно сгребало нам в руку все карты.
ДеВи пошел на авантюру без лишних слов и отговорок, так что очень скоро держал в руках перламутровые штаны-парашюты, а у меня мелькали сотни способов в них нагадить, и пусть молится, чтоб не буквально. Мстительная рулетка все крутилась в надежде на лучшее, то бишь худшее, то ли вырезать сердечко на заднице, то ли подложить туда шоколад, но вдруг светлая голова выдала идею на миллион, еще и древнюю, жестокую и простую, как мир, сам дьявол обзавидуется. И вот я рванулся в школьный туалет, будто после тухлой еды с заправок, вывернул штаны и провел по колонне муравьев на стене, собрал всех, кого мог, а за одно щепотку пыли с паутиной. В общем, начинил взрывчатку будь здоров, передал ДеВи, тот заминировал на том же месте и даже складки повторил — теперь ждем обратный отсчет.
Слизняк нырнул за кулисы на пару секунд, вылез из той одежды и запрыгнул в королевскую, да так быстро, что ни меня, ни подвоха не заметил. Мы прилипли к щелке с видом на сцену и стали ждать представления, но уродец промямлил первую фразу, вторую, я даже расстроился, что муравьи успели сбежать или вообще оказались пацифистами. Так-так, уже на третьей поправил мельком трусы и голос растерял всю деланную артистичность, а потом пошло-поехало — заойкал, завертелся, как током жахнутый, метался по сцене макакой и визжал, а все смотрели на это шоу без понятия, кто запихнул такое в сценарий. Я и не думал, что все получится куда интереснее — дело в том, что он стянул с себя не только штаны, но и трусы, даже не понял, что светит задом и малюсеньким причиндалом на полшколы, хлопает себя по голым булкам, как в барабаны, а каждый в зале видит черное бугристое пятно-родинку на левой. Наверное, смеялись не только те, кому он когда-то насолил, а вообще все зрячие — сопляки тыкали пальцами, Элиза прикрывала рот планшеткой, а сборник пап у сладкого столика разразился хохотом во весь голос. Вот это уже настоящее представление, не на оскар, конечно, но полный зал оваций обеспечен, я бы даже заплатил за повтор.
Кто-то из учителей уже хотел остановить этот сеанс нудизма, но Слизняк вообще ничего не соображал от кучи ощущений и вместо закулисья грохнулся со сцены и неловко рванулся со спущенными на лодыжках штанами на выход. И после такого приятнее всего было уидеть лицо Змеевидного папаши, у которого глаза горели адским пламенем над углями-щеками, блюдо аля печеная кобра готово! Еще и заходит в актовый зал какая-то грозная дама, грубо берет его за рукав пиджака и ведет следом за миниатюрной копией — может, даже директриса, которая явно решила, что это намеренная выходка и далеко не первая в его списке.
Ясно теперь, почему мне всю жизнь не везло — мешок удачи
