Затем последовали расспросы о Мадриде, где Баррера родился, а они никогда не бывали. Он нарисовал им окрашенный в ностальгические тона портрет города.
— Мадрид изменился. Стал более жестким.
— Здесь то же самое.
— Да.
— Прежде таких историй у нас не бывало.
— Да.
— Людей не сжигали в их автомобилях. Да и автомобилей не сжигали.
— Да.
— Валери все же рассказал мне, почему вы сюда приехали.
— Да, — Баррера бросил смущенный взгляд на Массе дю Рео, — я полагаю, такие вещи касаются не только тех, кто здесь живет. Это работа.
Похоже, его ответ не удовлетворил хозяйку.
— У вас там, в Мадриде, тоже есть такие люди?
— Traficantes? Да. Первые трое погибших из моих краев. Очень умные люди, cinicos,[71] которые постигли сущность людей и продают им свои droga.[72]
Мишель Массе дю Рео не понравился тон ее гостя.
— Вас послушать, так вы чуть ли не сожалеете о том, что с ними случилось.
— Они играют, они проигрывают. Во всяком случае, они играют.
— Довольно странные суждения для представителя закона.
— Без них и мы бы не могли играть. — Баррера улыбнулся и отхлебнул из своего бокала.
— Это не игра, а такие люди — чудовища.
— Нет, больше чем чудовища. Будь они просто жестокими, это бы упростило нам задачу, верно? Но они обладают властью — повсюду. Их влияние многонационально. Они задействуют огромное количество людей, за доллары готовых на все, потому что для них это единственный способ выжить. Или потому, что так проще. Наркодельцы поняли это и пользуются. Платят они плохо, не дают seguridad social,[73] но никто не может пожаловаться — профсоюзов нет. Plomo о plata, как говорится, «свинец или серебро», вот и весь разговор.
— Выживает сильнейший. Таков закон.
— Да, чистый капитализм. У них там кое-что есть. Что нужно нам здесь. Любой ценой. Они показывают нам нашу истинную цену.
— Нам? Не понимаю, как мы…
— Двести миллиардов кокаиновых долларов в год — кто-то же должен их заплатить. А кто может платить? Nosostros.[74] Каждый раз, когда кто-то здесь покупает себе кокаин, он платит картелям. И именно он отвечает за mas violencia, mas miseria[75] там. — Баррера явно разгорячился. — Наркоманы не убивают, не воруют, даже не портят окружающей среды — они делают хуже: они потребляют. Ради удовольствия или нет, проблема не в этом, их никто не заставляет, они потребляют и ни о чем не желают слышать. А наркодельцы только богатеют. Из-за этого, из-за нас. Мы попустительствуем. Кокаин — это cool.[76]
— Европа — это не Америка.
Испанец грустно улыбнулся и кивнул:
— Наркодельцы добрались уже и сюда. Теперь и тут есть место, клиенты, возможности. Они идут вслед за бизнесом, за деньгами. Туда, где они есть. Глобализация, они это поняли.
— Похоже, один из этих двойников, которые круглый год достают нас. — Может, поужинаем? — предложил Валери Массе дю Рео.
— Капитан, вы левый?
— У меня двое сыновей. Я часто спрашиваю себя, какой мир мы им оставим.
Они сели за стол и больше не говорили на эту тему. После ужина Массе дю Рео уединился с Баррерой в своем кабинете. Вернувшись нынче вечером домой, он принес плотный коричневый конверт формата A4. Теперь конверт лежал на телевизоре, и он предложил испанцу взглянуть.
— В нем фотографии иностранца, прибывшего вместе с Аранедой. Они взяты с кассеты видеонаблюдения аэропорта. Далеки от идеальных, но на данный момент это все, чем мы располагаем.
Мигель Баррера вытащил четыре отпечатка. Изображения черно-белые, словно бы составленные из крошечных квадратиков, сделанные сверху вниз. Два панорамных снимка, запечатлевшие много народу, колумбийского адвоката, французских полицейских и таинственного человека. Он был на двух других фотографиях — крупных планах с увеличенных предыдущих отпечатков. На них человек был в бейсболке, низко надвинутой на лоб. Лицо по-прежнему оставалось невидимым.
— Откуда они у вас?
— От приятеля из полиции воздушных сообщений. Любезность.
— Судьи в курсе?
— Я еще не докладывал прокурору, что есть возможность получить отпечатки.
— Он везде старательно прячет лицо под головным убором. Его не видно.
— Вся видеозапись такая. Приятель передал мне самые лучшие кадры.
— Осмотрителен. — Баррера молча пролистал отпечатки, после чего, не глядя на Массе дю Рео, заявил: — Вы должны установить наблюдение за Аранедой. Немедленно. Он и человек из аэропорта заодно. Его необходимо опросить относительно троих сегодняшних трупов.
— Почему?
Не отвечая, испанец продолжал изучать фотодокументы.
— Чтобы установить наблюдение за адвокатом, мне нужно получить согласие прокурора республики. Довольно сложно — без достаточного основания.
— Нелегко с судьями, да? — Поскольку Массе дю Рео не отвечал, Баррера поднял голову от бумаг. — Аджюдан их не любит.
— Следаки редко любят судейских.
— Мне показалось, у него сильный стресс.
— Слишком много работы, слишком много дел. Бригады, которые обычно нам помогают, задействованы в операции «Ястреб». Ищут беглеца, — уточнил Массе дю Рео. — Так что шесть трупов сразу, отсутствие поддержки — это многовато.
Баррера согласился.
— А вы судей любите?
— У меня нет выбора.
— Они отдадут тела?
— Да.
— Скоро?
— Постараются как можно скорее.
— Почему?
— Потому что им так удобно. Они оказывают услугу. Не Аранеде или вашему Triple Сего. Риньи, местному адвокату. И тулузскому тоже. И здешним баронам. Виски?
Баррера кивнул.
Массе дю Рео плеснул виски в стаканы, поднял к глазам бутылку:
— «Мортлах». Односолодовый. Действительно очень редкий. Торговец, который мне его рекомендовал, уверял, что это любимый виски Черчилля. Якобы он любил добавлять его в чай.
— Mens sana in corpore sano.[77]
Массе дю Рео усмехнулся и, протянув гостю стакан, некоторое время смаковал первый глоток.
— Несколько лет назад жандармерия занималась одним затянувшимся местным делом. Затруднительным делом. Убийца. Убивал женщин. Главным образом проституток, но не только. Проще говоря, сначала этим занималась полиция, но поскольку она плохо справлялась со своей задачей, родственники жертв подняли шум, и прокуратура вынуждена была кликнуть других следователей, то есть нас, чтобы успокоить общественное мнение. — Прежде чем продолжить, Массе дю Рео отхлебнул виски.
Мигель Баррера внимательно смотрел на него.
— Это был политический жест, необходимый, но он сильно раздразнил судейских. И наших друзей, полицейских. А они нас здесь не любят.
— У нас то же самое.
— Население восприняло эту замену как признание судейскими собственной некомпетентности. К тому же в этом деле были кое-какие пугающие их детали. И не только их. Когда я сюда прибыл, то я получил все это в наследство.
— Когда это было?
— Год, нет, полтора года назад. Процесс уже сильно продвинулся. — Пауза. — Суд по этому делу состоится через несколько недель. Все опасаются того, что может вскрыться при слушаниях. Даже в приемной прокурора. Внезапно на мой сектор стали оказывать сильное давление. При каждом удобном случае нам усложняют жизнь. История с убийцей шлюх может навредить некоторым городским касикам. Влиятельным людям. И они сплотились.
— Оказывают друг другу услугу.
— Да. Или пытаются друг друга ухлопать. А мы оказались между жерновов.
— И в стрессе.
Офицеры молча выпили.
— В нашей работе всегда присутствует политика, — снова заговорил Баррера, — есть любители политики. Я не из их числа.
— Я тоже.
— Прежде я меньше обращал внимания, а теперь обязан. Я не в стороне. Я должен был… как это вы говорите — «соблюдать дистанцию»? — Взгляд Барреры затуманился. — Я был infiltrado[78] вместе с одним моим товарищем. Из офицерского училища. Хороший друг, надежный, отважный. Честный. И однажды люди Triple Сего его вычислили. И взяли. Он мертв. — Долгая пауза. — Он многое знал. Наши начальники решили извлечь из сети своих секретных агентов. — Он указал на фотографию человека в бейсболке. — Это он убил моего друга.
— Так что, вы знаете, как он выглядит?
— Нет, даже колумбийская полиция не знает. Или не хочет говорить.
— В таком случае как…
— По девушке, обнаруженной сегодня на стройке. Его методы. С моим другом он поступил точно так же. — Баррера допил свой виски. — Под каким именем он сюда прибыл?
— Кажется, это написано на обороте одного из снимков.
Баррера снова перебрал фотографии:
— Антонио Мирелес-Торрес, немецкий паспорт номер… — Он вполголоса дочитал до конца и покачал головой. — Паспорт определенно фальшивый, но это единственная… — Он как будто подыскивал слово.
