— Кажется, это написано на обороте одного из снимков.
Баррера снова перебрал фотографии:
— Антонио Мирелес-Торрес, немецкий паспорт номер… — Он вполголоса дочитал до конца и покачал головой. — Паспорт определенно фальшивый, но это единственная… — Он как будто подыскивал слово.
— Деталь, зацепка?
— Зацепка, si, единственная зацепка. И ваши фотографии. Мы полагаем, что он связан с Грео-Пересом со времен участия в отрядах «колумбийской самообороны». В рапортах гуманитарных организаций относительно некоторых их операций есть описания трупов, наводящие на мысль о его причастности.
— Простите, что за «колумбийская самооборона»?
— «Объединенные силы самообороны Колумбии». Фашисты. Paramilitares. Официально они охраняют крупных собственников и крестьян от коммунистических герильеро. В настоящее время это параллельно существующая армия на службе у картелей и горстки политиков. Их руководители — братья Кастаньо. Альваро Грео-Перес долгое время дружил с младшим из них, Карлосом Кастаньо.
— Так наш убийца из отряда «колумбийской самообороны»?
— Думаю, да.
— У нас еще кое-что на него есть. Описание госпитального доктора, который сообщил, что у него азиатская внешность.
— Это правда.
— Не жуткая, а?
— Нет. Но другие знают…
— Кто?
— Американцы. И молчат.
— Что американцы там забыли?
Мигель Баррера пристально взглянул на своего коллегу:
— Колумбия принадлежит им. — Он показал на свой пустой стакан. — Можно еще?
Идя за виски, Массе дю Рео услышал за спиной шепот испанца:
— Два года назад нас позвали итальянцы. Они наблюдали за кланом Нери, обнаружили Руано и хотели повидаться с нами. Тогда я уже разрабатывал El Cartel de Madrid,[79] принадлежащий колумбийским эмигрантам. Благодаря Руано мы получили Хавьера Грео-Переса, который частенько наведывался в Испанию. Позже он там обосновался. Это был редкий cabron,[80] отец нашел ему убежище здесь, потому что в Колумбии его бы убили. Нам это стало известно позже.
— Промах.
— Когда в нашем расследовании появился Альваро Грео-Перес, мы позвонили в Боготу.
— А там уже орудовали американцы.
— Да. Они все взяли в свои руки.
— И ваше начальство это допустило?
— Наше правительство. Там пышным цветом цвел терроризм, следовало придерживаться правил вежливости. Политика…
— У вас-то там птицы более высокого полета.
— Американские специалисты из отдела по борьбе с наркотиками хотят взять руководителей Norte del Valle Cartel,[81] того, что появился после Меделлина и Кали. В нем заправляют братья Монтойя Санчес и братья Энао Монтойя. Особенно Аркангель де Хесус Энао Монтойя.
— Грео-Перес работает на этих людей?
— С ними. Дон Альваро — важный для нас объект. Для los Estados-Unidos,[82] — Баррера вздохнул, — это серьезная проблема. Из-за отрядов «колумбийской самообороны». Американцы не жалуют коммунистов и уже давно привлекают парамилитарес к сотрудничеству, поскольку AUC[83] против FARC.[84]
— Члены AUC продают наркотики?
— Сначала не продавали. Потом картели наняли их для охраны, и положение изменилось.
— Творения сбежали от своих творцов.
— Наркодельцы все отлично поняли. Они создали систему личного оповещения с возможностью купить все, что им угодно: материалы, оружие, людей.
— А что, американцы покровительствуют Грео-Пересу и его наемнику?
Баррера помрачнел.
— Они уже были привлечены к вашему расследованию, когда вашего друга раскрыли?
— Кто?
— Американцы.
Ответа не последовало. Испанец поднялся, прошелся по комнате:
— Знаете, я часто его вспоминаю.
Массе дю Рео не нашел что ответить. В ожидании, пока гость успокоится, он молча потягивал свой виски.
Баррера остановился перед стоящей на стеллаже фотографией хозяина дома в окружении других полицейских. Все были в десантной форме и вооружены.
— Где сделана эта фотография?
— В моем прежнем подразделении.
— Intervencion?[85]
— Да.
— Вы оттуда ушли?
— Когда получил повышение. Чтобы прийти сюда.
— Не жалеете?
— Зачастую там бывало проще. Не всегда, правда.
«Кончай его!»
— Мне не хватает улицы, действия, — начал Баррера, — но когда я остаюсь со своими сыновьями, то ни о чем не жалею.
— У меня уже не было такого рвения, как вначале. К тому же хотелось проводить больше времени с женой и дочкой.
Жалкая ложь. Массе дю Рео не хватало Группы. Напрасно он сотни, тысячи, десятки тысяч раз повторял себе, что принял это решение, заботясь о семье; в глубине души он знал, что не это было истинной причиной его ухода.
«Кончай его!»
В тот сентябрьский вечер 1995 года они нейтрализовали Халеда Келькаля[86] — бедолагу, вообразившего себя оружием Аллаха, — и хорошо сделали. Но он, Массе дю Рео, был совершенно бесполезен.
«Кончай его!»
Он всего лишь отдал приказ. Обезумевший, неспособный оценить ситуацию, он спрятался позади своих товарищей. Всего лишь приказ. Легко. Слишком.
«Кончай его!»
Кончено. Тем вечером он осознал, что стал опасен для тех, чья жизнь была поставлена на карту вместе с его собственной. И постарался как можно скорей самоустраниться. Никто понять не мог. Он предпочел сменить тему:
— Так, значит, итальянцы вместе с вами разрабатывают эту операцию? Кто еще?
— Я вам и так уже много сказал. Слишком. — Баррера снова сел.
— Французы?
— Нет, но ситуация может измениться.
— Вы имеете в виду мое расследование?
— Да. Руано и Хавьер прибыли сюда. Каннаваро также был здесь. Все вместе, во Франции — мне это не нравится.
— Все мертвы.
Баррера разгорячился:
— Не понимаю. Наемник Грео-Переса приезжает последним. Убивает девку. Каннаваро умирает там же. Он убивает Каннаваро? Зачем? А кто убивает Хавьера, Феито и Руано?
— Каннаваро?
— Невозможно. Без согласия Нери. К тому же это слишком рискованно для их бизнеса.
— Допустим, Каннаваро их предал.
— Слишком опасно.
— Его убили.
— Да. Но зачем они сюда приехали?
— Они все торговцы. — Массе дю Рео опустошил свой стакан. — Чтобы торговать, создать новый рынок.
Мотоциклист тихонько толкнул дверь.
Зоэ не спала. Она сидела на кровати, обхватив руками согнутые в коленях ноги.
Он сделал шаг в ее сторону, но она только еще плотнее сжалась в комок. Он остановился, отступил назад, прислонился спиной к стене и, соскользнув по ней, присел на корточки.
Некоторое время они смотрели друг на друга, Зоэ не сводила глаз с его рук, которыми он упирался в колени. Они были распухшие, потрескавшиеся, с черными и красными разводами. Эти руки причинили боль ее отцу. Поймав взгляд девочки, мотоциклист спрятал их:
— Ты меня боишься?
Молчание.
— Это естественно. — Пауза. — Я тоже.
Потянулись долгие секунды молчания.
Зоэ по-прежнему неотрывно смотрела на мотоциклиста. По ее щекам текли тихие слезы. Она всхлипнула.
— Хочешь воды?
— Папа, — начала девочка.
— С ним все в порядке. — Голос не слишком уверенный.
— Я хочу видеть папу.
— Скоро увидишь.
Снова слезы.
— Ксай тоже в порядке.
— Почему ты нас не любишь?
Мотоциклист внимательно посмотрел на искаженное страхом и грустью лицо девчушки.
«Почему ты нас не любишь?»
Он сильно сжал кулаки, до боли.
«Нас не любят. Из-за папы».
— Когда меня здесь не будет, станет лучше. — Мотоциклист с трудом поднялся. Рана беспокоила его, она снова кровоточила. — Спи, Зоэ, — он вышел в коридор, — прости меня.
Мигель Баррера попросил таксиста подвезти его к Капитолию.[87] Никакого желания возвращаться в казарму после ужина. Беседа с Массе дю Рео разбередила старые раны, и он ощущал охоту пропустить еще стаканчик. А может, и не один. Выспится завтра, в самолете.
Пятница, едва перевалило за полночь, на улице полно народу. Воздух сухой, холодный, упоительный.
Баррера обошел вокруг площади, понаблюдал за людьми, послушал обрывки разговоров — в основном очень короткие, так что смысла уловить не смог. И наконец вошел в бар. Атмосфера была более спокойной, чем снаружи. Приглушенный свет, типичный для заведений подобного рода, посетители солидного возраста. Он насчитал всего с десяток клиентов: трое мужчин, две пары, еще двое мужчин у барной стойки. Он устроился через несколько табуретов от них.
— Мсье? — К нему незамедлительно подошел бармен в белой сорочке и черных брюках, в полном расцвете своих двадцати лет.
