Держа «глок» в правой руке, Рассел шагнул к Данцигеру — так учитель подходит к доске. Голос Рассела был спокоен.
— Итак, Джон, — сказал он, — что такое код принуждения?
Охваченные ужасом, мы смотрели на них.
— Какой код принуждения? — сказал Данцигер. — Вы имеете в виду сигнализацию, которая включается, когда…
— Речь идет не о сигнализации, Джон.
— Я же сказал, я не знаю, о чем вы говорите.
— Неужели не знаете? Тогда, я думаю, вы не сможете быть мне полезны. — Рассел щелкнул предохранителем.
— Рассел, не надо! — крикнул я.
Алан Гроган силился подняться на ноги.
— Погодите! — кричал он. — Я расскажу вам все, что хотите!
Гроган заковылял по ковру, натыкаясь на лежащих.
— Алан, сядь, — сказал Данцигер. — Тебя здесь только не хватало.
Рассел с загадочной полуулыбкой посмотрел на него.
— Я думаю, он хочет помочь вам, Джон, — сказал Рассел.
— Джон, да скажи ты ему! — крикнул Гроган. — Оно того не стоит. Ну пожалуйста!
— Оно того не стоит, Джон, — повторил Рассел. — Знаете, что произойдет, когда я нажму на спусковой крючок?
— Не надо, — прошептал Данцигер. — Я расскажу. Все что хотите…
— Это ведь не игрушка, — продолжал Рассел. — Девятимиллиметровая пуля сначала пробивает в черепе круглую дырочку, понимаете? И вдавливает осколки кости прямо в мозг. Почти тотчас же в вашем мозгу образуется дыра — словно большая пещера. А потом ваш мозг в полном смысле слова взрывается, Джон.
— Рассел, — подходя ближе, сказал Гроган, — незачем это делать. Никто не собирается пользоваться кодами принуждения, я вам клянусь. Была выдвинута такая идея, мы об этом поговорили, но этого не произойдет!
— Код принуждения — это всего лишь несколько цифр, — говорил одновременно с ним Данцигер. — Вводите девятку перед…
— Из раны разлетаются комочки серого вещества, — продолжал Рассел. — Это неприятно. Во всяком случае, для меня. Ваш мозг может забрызгать мне одежду.
Данцигер дрожал, по его лицу текли слезы.
— Перестаньте! — просил он. — Я же вам рассказываю! Пожалуйста!
— Рассел! — воскликнула Шерил. — Зачем вам обвинение в убийстве? Никто не собирается останавливать перевод денег. Вы получите, что хотите.
— Он же вам говорит, — кричал Гроган, — слушайте! Чего вам еще нужно? — Он тоже рыдал.
— Алан, стойте, где стоите, — сказал Рассел. — Не подходите ближе. — Он снова прижал «глок» к уху Данцигера. — А что будет, если ввести код принуждения?
Данцигер закрыл глаза.
— Включается сигнал тревоги, — дрожащим голосом сказал он.
— Так, хорошо, — сказал Рассел. — А теперь, Джон, скажите, нет ли еще какого-нибудь кода принуждения? Кроме девятки, я имею в виду.
Губы Данцигера произнесли «нет», но беззвучно.
— Не слышу, — сказал Рассел.
— Нет, — выдохнул Данцигер.
— Как же так? Больше вы не знаете никаких штучек? Нет больше ничего, что может изгадить нам все дело?
Лицо Данцигера исказилось и налилось кровью.
— Я… я не могу ни о чем думать.
— Ведь это только вы знаете, правда?
— Да, — сказал Данцигер. — Больше никто…
— Больше никто что?
— Больше никто не знает… этих систем…
— Хорошо, Джон, — сказал Рассел. — Вы очень нам помогли.
Данцигер шумно вдохнул, закрыл глаза.
— Спасибо, — еле слышно прошептал он.
Разнесся коллективный вздох облегчения. Рассел садист, но не убийца. Пыткой он добился от Данцигера нужной информации, и теперь нет нужды его убивать.
— Нет, — произнес Рассел. — Это вам спасибо. Прощайте, Джон.
Он нажал курок, раздался оглушительный выстрел.
Данцигер повалился на бок.
С минуту эхо выстрела отдавалось в ушах. Потом тишину нарушил чей-то всхлип. Кто-то заплакал, кто-то закричал.
Рассел левой рукой провел по лицу, стирая красные брызги.
Пленники были в ужасе. Кто-то ничком упал на пол, кто-то пытался закрыть глаза связанными руками, прикрыть голову. Эли уткнулась лицом в колени.
Мне хотелось кричать, но я не мог — горло перехватило.
— Будьте вы прокляты! — взревел Хэнк Бодин.
Во всем этом хаосе я смотрел на Грогана. Нетвердой походкой он приближался к телу Данцигера, плача, с трясущейся головой. Опустившись на колени у тела друга, он наклонился и поцеловал мертвого в губы. И внезапно все поняли.
Он несколько секунд постоял на коленях, словно молясь. Потом медленно поднялся на ноги. Страшный крик, полный муки, вылетел из его горла, и с искаженным яростью лицом он кинулся на Рассела, тыча связанными руками в его шею, словно стремясь задушить.
— Туда же, — сказал Рассел и выстрелил еще раз.
Вошел Уэйн со шваброй и ведром воды. Двух напуганных горничных развязали и велели смыть кровь.
Теперь заложников охватило оцепенение. Никто не разговаривал. Никто не шептался. Эли тихо плакала, Шерил мрачно смотрела перед собой.
— Что делать с трупами? — неожиданно спросил Уэйн.
— Несите в лес, — ответил Рассел.
Он нагнулся, подхватил Данцигера под коленки и потащил по полу, оставляя липкую красную полосу.
У порога он остановился.
— Усвоили урок? — спросил он.
Никто не ответил.
Теперь в комнате остался только один Бак — тот, что с бородкой и черными волосами. Он, сгорбившись, сидел в кресле, его правая рука лежала на кобуре с «Магнумом-44».
Шерил заговорила первая.
— Кто-то ему сказал, — прошептала она.
Молчание.
— Вы, Кевин? — тихо спросила она.
— Как вы смеете! — брызжа слюной, вскинулся Бросс.
— Может быть, он узнал это от самого Данцигера, — сказал я. — Вот в чем смысл этих его собеседований — обработать нас по отдельности и заставить играть друг против друга.
Вдруг Ламмис, сморщившись и густо покраснев, стал задыхаться и хватать воздух ртом.
— Хьюго, что с тобой? — вскричал Барлоу.
— Все в порядке, — просипел Ламмис. — Просто… мне надо… успокоиться.
Из-за стены доносились приглушенные голоса Рассела и его брата — я решил, что они ругаются на террасе.
Совершенно очевидно, что сотрудничество с Расселом приведет лишь к тому, что всех нас убьют. Нужно связаться с кем-нибудь, с кем угодно, из внешнего мира.
— Нам нужна помощь, — сказал я управляющему. — Где вы держите свой спутниковый телефон?
— У себя в кабинете, — прошептал он. — Но этот сумасшедший, Верн, уже спрашивал об этом и забрал у меня ключ.
— Но ведь должен быть запасной ключ. Где вы его держите?
— Под настольной лампой у дверей кабинета. Но телефон он уже заполучил.
— Ладно. Есть и другие пути.
— Интернет, — сказала Эли, которая прислушивалась к нашему разговору.
— Именно. Очевидно, провод они не перерезали, если хотят переводить деньги по Интернету.
— Лэндри, они все вооружены. Ты как-то об этом забыл.
Я посмотрел в окно. В серебристом свете луны две фигуры двигались по направлению к лесу, таща труп.
— Я так думаю, Рассел сказал брату, что хочет только попугать Данцигера и Грогана, а вовсе не всаживать пули им в головы. Пока мы слышим, как они ругаются, можно считать, что они заняты друг другом и им не до нас.
— А этот? — Она указала глазами на Бака.
Я объяснил.
— Ты с ума сошел! — прошептала она.
Я лежал на боку и делал вид, что сплю, а сам подтягивал левое колено, чтобы ступня оказалась как можно ближе к связанным рукам. Пальцы казались толстыми и непослушными. Но тем не менее я исхитрился вытянуть за лезвие спрятанный нож. Потом нащупал ручку и стал вытягивать нож из ботинка.
В это время Шерил тихим шепотом говорила Эли:
— …Позволяет увидеть все эти грязные игры в истинном свете, не так ли? И теперь я хочу только одного: позвонить детям.
— Сколько им лет? — спросила Эли.
— Николас уже на втором курсе университета, а Мэдди живет в Уэст-Виллидж. Они взрослые. Самостоятельные. Довольно долго у нас были сложные отношения. Николас до сих пор обижен на меня за то, что я так рано отправила его в частную школу. Он считает, что я хотела от него избавиться, чтобы делать карьеру.
Я убедился, что Бак на меня не смотрит. Он, похоже, дремал. Повернувшись к нему спиной, я перехватил нож лезвием к себе и начал перепиливать веревку. Может, бифштексы он резал отлично, но туристическая веревка поддавалась с трудом.
— Я не смогла быть одновременно и матерью, и директором корпорации, я это понимаю, — говорила тем временем Шерил.
— Им нужна была мать, — заметила Эли.
— Или отец, который сидел бы с ними. Но в детстве отца у них считай что не было, после того как Билл сбежал к какой-то фифе. — Она вздохнула. — Вот на что я обрекла своих детей, ради того, чтобы бороться с Хэнком Бодином.
Как только я перерезал оболочку из полиэстера, нейлоновые жилки стали поддаваться легче.
