— Ладно, хорошо, пускай ведёт. Но если он впаяет нас в столб, или в дерево — ремонт автомобиля оплатишь ты, Ежонков!
Ежонков хохотнул, празднуя победу, но гипнотизировать Смирнянского пока не спешил.
— Игорёша, — сказал ему Ежонков, когда Смирнянский нехотя залез за руль. — Сначала ты привезёшь нас к отправной точке — к тому месту, где ты попался Короткому, и тебя в багажник запёрли. А потом — я освобожу твоё подсознание.
— Чёрт! — буркнул Смирнянский и включил зажигание. — Ты мне мозги вынесешь!
У Серёгина невольно сложился стереотип об «отправной точке» Смирнянского: некая глухомань на дальней окраине города, где скелетами динозавров возвышаются недостроенные и заброшенные дома. Там полно бомжей и бандитов, а донецкие «братки» там «тасуют лавандосы», «шлифуют понятия» и «спихивают жмуров». Однако на деле всё оказалось куда проще. Никаких недостроенных домов и никаких бандитов. Да и не далеко совсем: Краснофлотская улица — двор одной из пятиэтажных хрущёвок. Дворик тихий — абрикосовые деревья, детские качели, парочка лавочек, населённых бабулями, в сторонке — гаражи, переделанные под голубятни. Сегодня, солнечным утром, тут всё выглядело таким умиротворённым, утопически тихим и мирным: «…Травка зеленеет, солнышко блестит…». Смирнянский нажал на тормоз и застопорил микроавтобус около одной голубятни.
— Вот тут я им попался, — пробурчал он, вспоминая оскаленные лица тех зловещих бандитов.
— Прекрасно! — улыбнулся Ежонков. — Точка отправления найдена. А теперь — внимание, я начинаю «королевскую игру».
— Давай, давай… — буркнул милицейский начальник, предвкушая очень скорое крушение возле первого же столба или ствола.
Смирнянский погрузился в гипнотический полусон. Он перестал говорить и грызться с Ежонковым, положил руки на руль и завёл двигатель, как японский робот-таксист. Это было очень странно, но во сне Смирнянский водил машину куда лучше, чем когда не спал. Бодрствуя, Смирнянский постоянно стремился нарушить ПДД: проскакивал на красный, обгонял, подрезал, а иногда даже мог срезать путь через газон. А во сне он стал ревностным блюстителем Правил: не превышал скорость, останавливался на каждом светофоре и пропускал пешеходов на неуправляемых переходах.
— Ежонков, а ты не мог бы сделать так, чтобы он всегда так ездил? — осведомился Недобежкин, которому понравилась новая манера вождения Смирнянского.
— Ноу про́блем! — весело согласился Ежонков. — Внушу ему страх перед автокатастрофой, и он будет водить, как счетовод!
— Давай! — разрешил Недобежкин. — А то по нему уже миллионные штрафы рыдают.
Смирнянский ехал очень долго — наверное, час ехал, а может быть, ещё и с хвостиком. Пётр Иванович, которого последний год преследовал хронический недосып, даже заснул в удобном, качающемся, словно колыбель, кресле. Сидоров тоже пытался заснуть, чтобы не наблюдать в окно урбанистические виды, но не мог из-за кошмаров. Пару раз сержант проваливался в сон, но оба раза вскакивал почти что, в холодном поту: в первый раз ему приснилось, что он провалился в яму, кишащую крокодилами и змеями, а во второй — что он лежит на исполинской тарелке посреди длиннющего банкетного стола, накрытого чёрной скатертью. А вокруг собралась «весёлая компания»: зелёные рогатые чёртики и бледные клыкастые вампиры. Каждый из них держал в лапах похожую на трезубец вилку, и норовил отъесть от Сидорова лакомый кусочек.
Когда Сидоров вскочил в последний раз — Смирнянский нажал на тормоз, а Ежонков объявил:
— Приехали!
Пётр Иванович тоже проснулся и высунул нос за окошко, желая посмотреть, куда это они приехали. А приехали вот куда: до самого горизонта расстилался необъятных размеров пустырь, похожий на какую-то широкую глухую степь. Никакого мусора, свалок, домов — только высокие полевые травы. А невдалеке, на холмике, торчит остов некоего сооружения. Похоже, что сооружение каменное, крыши у него нет, а стены выщерблены, как скалы в пустынях.
— Ну, да, похоже на рассказ Игорёши, — пробормотал Недобежкин, схватив себя за подбородок, и осведомился у Ежонкова: — Ну что, Кашпировский, может, расколдуешь его?
— Рано! — отказался Ежонков. — Он должен нас в подвал спустить и показать тот ход, по которому он шёл.
Да, похоже, что Ежонков действительно, виртуоз гипноза — даже Недобежкин, кажется, в это поверил и согласно кивнул.
Они оставили машину и поднялись на холмик, приблизившись к щербатому строению. Повсюду валялись осколки красных кирпичей и какие-то ошмётки арматуры, железяки, камни…
— У, как развалилось! — протянул Ежонков, глядя себя под ноги, чтобы не споткнуться.
Недобежкин уже раза четыре споткнулся, и на пятый раз чуть не упал. Да и Пётр Иванович пару раз зацепился за торчащие из травы крючковатые остатки железных скоб. Сидоров — тот вообще, растянулся носом вниз из-за того, что думал про дурацкие Горящие Глаза и не смотрел под ноги.
— Эй, Сидоров, ты бы хоть смотрел, куда идёшь! — сказал ему Ежонков и помог подняться. — А то тут, наверное, можно запросто в коровью лепёху уделаться!
— Нету тут коров, одни кроты! — возразил Недобежкин. — Тут человеческих домов вообще не видно, какие коровы??
Один только Смирнянский молча, двигался вперёд, и только вперёд, методично чеканя точные шаги и чудом избегая всех препятствий. Смирнянский обошёл все кирпичные завалы, перешагнул все ржавые скобы и очутился перед неровной тёмной дырой, которая представляла собой вход в это зловещее строение. Недобежкин, Серёгин и Сидоров остановились на пороге, а вот Смирнянский смело шагнул в неподвижный мрак.
— Быстрее! — заторопился Недобежкин, вытаскивая из кармана фонарик. — А то он сейчас потеряется!
Пётр Иванович тоже достал фонарик, а Ежонков достал пирожок. Для Сидорова же наступил «час икс»: возможно, именно сейчас состоится его финальный бой с Горящими Глазами…
Смирнянский, не сбавляя скорости, шёл вперёд, и ему даже не был нужен свет. Загипнотизированный, он видел перед собой то, что видел почти пятнадцать лет назад, когда его вели этими тёмными ходами бандиты Короткого. Пётр Иванович елозил фонарём по стенам и видел только мох, который покрывал отсыревшие кирпичи. Для чего была нужна эта халупа, кто и когда её строил — эта информация уже давным-давно канула в бездну веков, и сгинула на её дне. А когда спустились в подвал — так Пётр Иванович изумился тому, до какой степени этот подвал похож на «подземелье Тени» в подвале дома погибшего в изоляторе Гарика Белова. Недобежкин обвёл потолок и стены лучом своего фонаря и произнёс:
— Понятно. Хм… Хм… Ну, что идём вперёд, а то… Смирнянский опять потеряется!
Сидоров шёл за Петром Ивановичем и нарочно не соблюдал «правило Сидорова», а вертел головой по сторонам, думая, что вот-вот и Глаза появятся, блеснут из тьмы адским пламенем… Стоп! Не так уж они и страшны. Сидоров привык себя накручивать, и боится теперь этих Глаз до полосатых веников… Чёрт, как же тут холодно! Прямо, как в каком-то склепе! Сидоров был одет по-летнему: футболка и джинсы, а тут, наверное, градусов девять… И Пётр Иванович, вон, тоже ёжится, да и Недобежкин ежится, и Ежонков трёт ладонями кругленькие плечи. Один Смирнянский… уже потерялся в темноте, потому что не останавливается через каждый шаг, а методично продвигается вперёд.
— Ежонков, может, расколдуешь его, а? — не приказал, а попросился Недобежкин. — Дальше мы уже знаем, куда идти. А этот… изюбр ускакал, блин, к чёрту на рога!
— Ладно, — согласился Ежонков, который уже отдувался, поспевая за «изюбром» Смирнянским. — Догоним его, что ли?
Долго догонять Смирнянского не пришлось: пробежав метра два, Недобежкин поймал его в круг света. Смирнянский вёл себя странно: сидел на земляном полу и мотал головой так, словно ему только что некто задвинул в челюсть.
— Эй, тут кто-то есть! — перепугался Сидоров и перепугал всех остальных. — Его стукнули!
Недобежкин даже пистолет выхватил. Да и у Серёгина рука потянулась к кобуре.
— Да нет же! — Ежонков даже расхохотался, глядя на то, как его товарищи ощетинились оружием. — Это бандюганы Короткого огрели его по сопатке пятнадцать лет назад! Я так его загипнотизировал, чтобы он видел то, что видел тогда!
— Чёрт! — оскалился Недобежкин и забил пистолет в кобуру. — Расколдовывай его, чего стоишь??
Ежонков избавил Смирнянский от сомнамбулического транса легко и быстро. Он только сказал ему:
— Проснись, — и Смирнянский мигом ожил.
— Эй, где это я? — пробормотал он и сел по-турецки.
— Не узнаёшь? — осведомился Ежонков.
— Чё-ёрт! — выдохнул Смирнянский, потому что в свете двух фонариков узнал подземелье. — Как вы его нашли? И где в это время был я? — пробухтел он настолько глупым голосом, что Ежонков даже покатился со смеху. И это — здесь, в подземелье, где Сидоров боится каждого шороха!..
