— Вот, черти! — буркнул Недобежкин, счищая пыль со своих брюк. — Не осталось у них больше шестёрок — так они эту Кубареву несчастную оприходовали…
— За-зайцев… — пролепетала Кубарева сквозь слёзы. — Зайцев…
— «Зазайцев»! — передразнил Смирнянский. — Ну и участковый: не то, что оборотень — вервольф!
— Давай, колдуй! — Недобежкин подтолкнул Ежонкова к рыдающей Кубаревой, и только теперь с грохотом взорвалась бомба.
Да там не одна бомба, а штук пять: несколько хороших взрывов потрясли землю один за другим. Земля дрогнула, и кирпичный остов никому не нужного сооружения рассыпался на кусочки и исчез в столпах пыли. Перепуганные птицы взвились в небо и беспорядочно крутились, роняя перья.
— Эй, да они просто ходы зарывают! — догадался Сидоров. — Линять задумали…
— Зайцев в городе, — перебил Пётр Иванович, получив свыше очередную сенсационную догадку. — Надо…
И тут у Серёгина зазвонил телефон…
Глава 127. Отыскался Зайцев
Зайцев внезапно обнаружил себя, сидящим неизвестно где. Он огляделся и ничего вокруг себя не узнал. Какие-то многоэтажные дома возвышались со всех сторон и довлели на беднягу своей массивной громадой. В стороне ревело мириадами автомобилей широкое шоссе, закованное в серый асфальт, воняющее удушливыми выхлопами. Зайцев ни разу в своей жизни не бывал в городе — самое дальнее его странствие закончилось в селе Красное, в Краснянском РОВД. Но, глянув на расстилающийся пред ним «урбанистический пейзаж», Зайцев сразу сообразил, что находится совсем не в родных Лягушах, и даже не в Красном, а… неизвестно где.
Он сидел в мусорном баке прямо на мусоре и выглядывал из него, словно суслик из норы. Из подъезда ближайшей многоэтажки выползла дородных размеров дама в неприлично цветастом халате. В обеих своих толстых руках она тащила по увесистому пакету, набитому пищевыми и непищевыми отходами. Лёгкий ветерок обдувал её шарообразную, щекастую голову, покрытую синими термобигуди. Дама прошествовала к баку, шаркая своими сиреневыми растоптанными тапками, и занесла первый пакет, намереваясь выбросить из него всё содержимое Зайцеву на голову.
— Ээээ, — заволновался Зайцев, не желая быть погребённым под всеми этими пищевыми и непищевыми отходами.
Дама скосила вниз свой маленький, густо подведенный глазик, пару раз моргнула, всматриваясь в ту субстанцию, которая вздумала подать голос из мусорного хаоса. Она так всматривалась минуту, или две, не более, а как только эти минуты истекли — скривила напомаженные пухлые губки и фыркнула с львиной долей сварливого презрения:
— Тю, бомжара! Гадость какая! Упился до полосатых веников, чёрт с тобой!
Завершив тираду, дама набрала в рот побольше слюней и плюнула, нацелившись в Зайцева. Он чудом увернулся от её плевка, а то бы затонул. Видя, что промазала с плевком, дама перевернула пакет и вывернула всё его содержимое, обсыпав Зайцева с головы до ног. А потом — швырнула второй пакет, попав Зайцеву по макушке.
Сбитый этим пакетом, который оказался достаточно тяжёл, Зайцев барахтался на дне бака, словно перевёрнутый жучок, а дама, празднуя победу, отряхнула белы ручки, развернула корпус и поплыла назад к подъезду.
Зайцев не представлял, какая магическая сила перенесла его в этот ад. Последнее, что он помнит — это как он пошёл в заброшенный особняк, оставив помощника Объегоркина дежурить в ОПОПе. В особняке засели жулики… а вдруг они убили его, и Зайцев теперь действительно, в аду?? Зайцев даже барахтаться перестал — такой сильный страх сдавил ему горло своим липким щупальцем… Нет, какой ад? Какие щупальца? Зайцев же мент, он не верит во всякие ады и прочую суеверную чепуху. Да и — раз эта экзальтированная… особь обсыпала его картофельными очистками, колбасными хвостами и подгорелой овсянкой — значит, он жив и остаётся на нашей бренной Земле. А куда именно занесла его нелёгкая — Зайцев выяснит у любого прохожего. Надо только выбраться из дурацкого мусорного бака.
Зайцев был ловок — как и всякий милиционер, он не забывал о тренировках. Он довольно быстро покинул пристанище отходов и оказался на небольшой заасфальтированной площадке, с трёх сторон обнесенной невысоким кирпичным заборчиком. Кроме самого Зайцева и его бака место на этой площадке занимали два других бака и зелёная пирамидка из проволоки, набитая пластиковыми бутылками. Зайцев покосился на эту пирамидку недоверчиво и подозрительно, ведь он раньше никогда таких штуковин не видал. Но, может быть, для городов это норма, и тут таких много?.. Зайцев пожал плечами, выбрал направление и двинулся в путь, дав себе слово не сбиться с курса.
Он углубился в какой-то двор, где шумели, играя в футбол, мелкие мальчишки. Они пару раз футбольнули серый мячик, а потом — кому-то что-то не понравилось, и юные Пеле прервали матч на яростное, со страшной руганью, выяснение, кто же всё-таки виноват. Зайцев шёл мимо них и зорко выискивал глазами взрослых, намереваясь обратиться к ним со своим животрепещущим вопросом на предмет своего местонахождения. Но взрослые почему-то не попадались, лишь из распахнутого настежь окна на третьем этаже летел упоительный аромат жареной картошки и жареной курицы. Унюхав сие чарующее мозг и желудок благоухание, Зайцев понял, как сильно он хочет чего-нибудь покушать. Всё равно чего: в животе поселился космический вакуум, а пищевод судорожно сжимался в призывах к приёму пищи. Но и здесь Зайцев мыслил логически: раз это не ад, а город — тут должны быть магазины. Можно купить что-нибудь пожевать — например, целого быка… да, измученная голодом фантазия рисует сумасшедшие картины. Зайцев запустил руку в карман в поисках денежных средств. Но не нашёл ни зги — пальцы шевелились в абсолютной пустоте, а потом — нащупали дыру… Чёрт, табельный пистолет! Зайцев вдруг вспомнил про оружие, начал суетливо разыскивать кобуру. Но никакой кобуры также не оказалось. Наверное, эти проклятые жулики побили его, освободили от оружия и денег и вывезли сюда в багажнике автомобиля… Да, выговор Соболев впаяет по самые уши. Может быть, даже определит, что Зайцева пора вышибить из органов: слишком уж он бесполезен, как страж порядка.
Ага! Внезапно глаз Зайцева выхватил из массы зеленеющих кустов фигуру некоей не худенькой девицы, которая едва ползла на высоченных и тонюсеньких каблуках, пыля по самодеятельной тропке. В одной руке девица несла мизерную розовую сумочку, а во второй — увесистый пакет, набитый пирожными и булками. Кроме того, она, не замолкая, болтала по мобильному телефону, зажав его между сдобной румяной щекой и пухлым плечиком. «В городах все такие толстые!» — невольно подумал про себя Зайцев. Но других людей поблизости не оказалось, вот он и решил осведомиться о своём местонахождении у неё.
— Простите, — обратился Зайцев к девице и сошёл с тротуара к ней на тропку. — Вы…
Девица заклинилась, сдавленно икнула, её пятка слетела с высоченной шпильки в пыль, подвернув ногу. Секундочку она помолчала, а потом — забила мобильник в кармашек узеньких джинсиков, которые на ней уже трещали по всем швам, и истошно завопила:
— Помогите, насилуют!
Огласив ужасающим «воплем Банши» окрестности, она поскакала назад, за угол дома, из-за которого явилась. Зайцев почему-то пустился за ней в погоню, пытаясь возвратить её обратно. Но толстушка скакала резвой викуньей и, не умолкая, верещала:
— Помогите, насилую-ют!!
— Постойте… — лепетал Зайцев, но она лишь прибавляла шаг и даже сломала оба каблука.
Завернув за угол, Зайцев попал в другой двор, уставленный следующими автомобилями: два «Деу», одна «Тойота», одна «Шкода» и джип «Лексус». А в дальнем углу двора торчал неказистый самопальный стол, за которым пятеро простецких мужиков забивали козла.
— Насилуют!! — разрывалась толстушка, смертельно испугавшись безобидного Зайцева, и рвалась к ближайшему подъезду.
— Постойте, простите… — мямлил Зайцев, лавируя между автомобилями.
Внезапно Зайцева остановили: из подъезда, к которому стремилась девица, выдвинулся тяжеловесный детина, наделённый квадратными плечами, боксёрским подбородком и низеньким лобиком пещерного троглодита. Детина двинул ручищей, и Зайцев вмиг оказался сбит на покрытый мазутными плюхами асфальт. Падая, он случайно задел рукой джип «Лексус», и его сигнализация взвыла, наверное, на весь район.
— Вла-адик! — обрадовано заблеяла толстушка и пала детине на грудь. — Этот бомжара чуть не изнасиловал меня, а потом — чуть не убил! Он хотел выдрать мне глаза, чтобы я ослепла! И гнался за мной от… от… от самого «Амстора»!
Указующий перст толстушки упирался Зайцеву в лоб, а Зайцев сидел на асфальте, забацанный тяжёлой оплеухой Владика, и натужно соображал, что такое «Амстор», да и вообще, откуда эта свинка взяла всю ту бредятину про «бомжару» и «глаза»? Кому же Зайцев выдирает глаза, когда он — милиционер?..
