“Позаботься о своей сестре”, - сказал я, и Астор кивнула.
"Хорошо", - сказала она. "Но, Декстер-"
“Я вернусь”, - сказали мы, и мы схватили наш небольшой мешок игрушек и вышли прочь в теплую и радушную ночь.
Уже совсем стемнело, и первый бросок вольного ночного воздуха заполонил мои лёгкие и насытил вены, зовя меня по имени с оглушающим шепотом приветствия и убеждая меня войти в мурлыкавшую тьму, и мы поспешили к машине уехать прочь в счастье. Но как только мы открыли машину, и уже начали залезать внутрь, некое небольшое едкое мучение дёрнула за наши покровительства и мы остановились; что-то было не так, и холодное торжество нашего намерения соскользнуло с наших плеч на тротуар, подобно старой змеиной коже.
Что-то было не так.
Я вгляделся в жаркую и влажную ночь Майами. Прилегающая территория была такой же, какой была всегда; никакие внезапные угрозы не выскакивали из ряда одноэтажных домов со своими замусоренными дворами. Не было никакого движения по улице, никто не скрывался в тени живой изгороди, никаких бродячих вертолётов, пикировавших обстрелять меня-ничего. Но я всё ещё слышал эту раздражающую трель сомнения.
Я сделал медленный глубокий вздох воздуха через нос. Там не было ничего в далёком запахе смешанного аромата стряпни, остром запахе далёких осадков, слабом запахе гниющих растений, которые всегда таились в ночи Южной Флориды.
Так что же было не так? То, что скрежещущие небольшие предупреждающие колокольчики прогрохотали, когда я наконец-то вышел за дверь и освободился? Я ничего не видел, ничего не слышал, ничего не ощущал, ничего не чувствовал-но я научился доверять надоедливому шёпоту предупреждения, и я стою недвижимый, недышащий, напряжённый для ответа.
И затем низкий ряд тёмных облаков с грохотом открылись над головой и показали небольшой кусочек серебристой луны-крошечной, недостаточной луны, луны, не значащей ничего, и мы выдохнули все наши сомнения. Конечно-мы привыкли уезжать под озорным блеском полной и раздувшейся луны, разрезающей и полосующей звуками большого хора всё небо. Но сегодня вечером над головой не было такого маяка, и это казалось неправильным, что кто-нибудь ускачет в торжество без него. Но сегодняшняя ночь была особым сеансом, импровизированной поездкой в преимущественно безлунную ночь, и в любом случае это должно быть сделано, будет сделано-но как сольная кантата на этот раз, каскад отдельных нот без бэк-вокалиста. Небольшая и бесхарактерная четверть луны слишком молода, чтобы напевать, но могли очень хорошо справиться и без неё, на этот раз.
И мы чувствовали, как светлый и холодный замысел снова крутится вокруг нас; не было никакой скрытой опасности, только отсутствие луны. Не было никаких поводов приостановиться, не было оснований ждать, и всё способствовало к поездке в бархатную ночь Бонусного Вечера.
Мы сели на водительское место и запустили двигатель. Обратная поездка в округ гниющих домов и небольшого отвратительного дома заняла не более чем пять минут. Мы медленно и осторожно проезжаем мимо него, ища любые признаки того, что вещи не такие, какими должны быть, и мы не находим ничего. Сейчас улицы пусты. Единственный фонарь через полквартала мерцает и потухает, бросая тусклый голубой свет, а не яркий свет. Кроме этого, единственный свет в этой ночи крошечной смутной луны исходит из окон жилых домов, соответствуя фиолетовому ореолу из каждого окна, десяток телевизоров настроены на бессмысленное, пустое, дурацкое нереальное одно и то же реалити шоу, все до одного смотря в бессодержательном порядке, как истинные круизы медленно проплывают за экраном, пуская слюни.
В маленьком грязном доме горит единственный слабый свет из переднего окна, наполовину покрытого лианами, и старая Хонда всё ещё там, скрытая в тени. Мы проезжаем мимо и припарковываемся в парке через полквартала под огромным баньяном. Мы вылезаем, запираем машину, и стоим минуту, вдыхая ветерок этой тёмной и внезапно прекрасной ночи. Лёгкий ветер шевелит листья над головой, и далеко на горизонте сверкают молнии в огромных черных облаках. Где-то вдалеке воет серена, и немного ближе слышится собачий лай. Но под рукой ничего не копошится, и мы делаем глубокий и прохладный вдох воздуха темной ночи, и пусть наше осознание выскользнет и окружит нас, одаряя спокойствием и предостерегая нас об опасности. Всё правильно, всё уже готово, всё так, как и должно быть, и мы не в силах ждать дольше.
Пора.
Медленно, осторожно, повседневно, мы вытаскиваем нашу маленькую спортивную сумку и надеваем её на плечо, и возвращаемся к обваливающемуся дому, как простой парень, возвращающийся домой с автобусной остановки.
Через полквартала, большая старая машина выскальзывает из-за угла и на секунду ослепляет нас фарами. Водитель, кажется, колеблется полсекунды, оставляя нас, тревожно освещённых, и мы приостанавливаемся, моргая от нежелательного света. После внезапно издается неприятный гудок из машины, в сопровождении странного звука грохота, как будто поршень стучит в унисон с незакреплённым бампером, и машина ускоряется и безвредно проезжает мимо нас и исчезает за углом поворота. Снова становится тихо, и нет никаких других признаков жизни в этой прекрасной темной ночи.
Мы прогуливаемся, и никто не видит нашу прекрасную имитацию нормальной прогулки, никто и нигде не смотрит вблизи, кроме как смотрят ТВ, и каждый шаг приближает нас ближе к счастью. Мы можем почувствовать прилив желания этого, нужды, знание того, что это скоро произойдёт, и мы очень бережно удерживаем наши шаги от показа нашего рвения, пока мы идём к дому и проходим мимо него в темноту гигантской изгороди, скрывающей Хонду, и теперь скрывающей нас.
И здесь мы приостанавливаемся, выглядывая из нашего почти невидимого места рядом с ржавеющей машиной, и мы думаем. Мы хотели этого очень сильно, и сейчас мы были здесь и мы хотели сделать это, и ничто не сможет остановить это, но-это отличается. Это не просто отсутствие луны, что заставляет нас сомневаться и стоять в тени, и смотреть, задумавшись, на ужасный маленький дом. И это не внезапное изменение точки зрения или укол совести, или ещё какой-нибудь сомнение в бессердечной, бессовестной тьме нашего замысла. Нет. Именно это; Там два человека внутри, и мы хотим только одного. Мы нуждаемся в этом, мы должны, мы желаем, забрать и обмотать нашего Свидетеля, и сотворить с ним большое количество прекрасных вещей, которых мы ожидали сотворить с ним так долго, но-
Вторая персона. «А». Бывшая жена.
Как нам поступить с ней?
Мы не может оставить её смотреть и впоследствии рассказать. Но также швырнуть её в бесконечную ночь противоречит Кодексу Гарри, против всего очень приемлемого заслуженного Зла, мы всегда делали и надеемся всегда делать. Это незаслуженный, несанкционированный, грязный, сопутствующий вред. Это неправильно. Мы не можем-но мы должны. Но мы не можем-Мы делаем глубокий расслабляющий вдох. Конечно, мы должны. Нет других вариантов. Мы скажем ей, что нам очень жаль, и мы сделаем это быстро для неё, но мы должны, только на этот очень испорченный и досадный раз, мы, безусловно, должны.
И мы сделаем. Мы внимательно посмотрели на дом, убедившись, что всё в порядке. Одна минута, две, мы ничего не делаем вообще, просто стоим, ждём и смотрим, соча весь наш рассудок на улицу вокруг нас, на землю небольшого двора этого грязного небольшого дома, наблюдая и ожидая любых незначительных признаков, что за нами следят, и нет ничего. Мы одни в мире тёмной тоски, которая очень скоро разразится в блаженство и унесёт нас с собой к счастливому и необходимому окончанию этой ох-какой-прекрасной ночи.
Три минуты, пять-нет никаких признаков опасности, и мы не можем ждать дольше. Мы делаем еще один более холодный и успокаивающий вдох, и затем мы скользим, глубже в тень изгороди, подкрадываясь к забору, всё ближе ко двору. Быстро и без шума перепрыгиваем через изгородь, остановившись на мгновение убедиться, что нас не заметили, и затем мы по-кошачьи скользим вдоль стены дома. Мы ничего не можем увидеть, кроме двух небольших окон, одно из них высоко на стене, и сделано из матового стекла, ванная. Другое окно поменьше и изогнуто, открыто на шесть дюймов, и мы останавливаемся в нескольких футах от него и заглядываем внутрь. Из этого окна исходит слабое свечение света, откуда-то из комнаты, но нет звуков и никаких признаков любого живого существа. Мы открываем нашу сумку, вытаскиваем и надеваем перчатки. Мы готовы, и мы проскальзываем мимо окна к заднему двору.
Задний двор полностью был обнесён забором, заросшим молодым бамбуком. Побеги тонике, но уже десять футов высотой, и нас нельзя увидеть с той и с этой стороны, и мы дышим спокойнее. На задней стороне дома небольшой внутренний дворик из кирпича, граничащий с раздвижными стеклянными дверями. Трава между кирпичами выросла до голени и выросла вокруг ржавого гриля, проросла сквозь него, накренив его набок. Мы снова приостановились, пялясь в дом через стекло раздвижной двери. Ничего не двигалось внутри, и первый серый палец сомнения ткнул в наши рёбра; есть кто дома? Мы подобрались так близко и давно готовы, всё зазря?
