Задний двор полностью был обнесён забором, заросшим молодым бамбуком. Побеги тонике, но уже десять футов высотой, и нас нельзя увидеть с той и с этой стороны, и мы дышим спокойнее. На задней стороне дома небольшой внутренний дворик из кирпича, граничащий с раздвижными стеклянными дверями. Трава между кирпичами выросла до голени и выросла вокруг ржавого гриля, проросла сквозь него, накренив его набок. Мы снова приостановились, пялясь в дом через стекло раздвижной двери. Ничего не двигалось внутри, и первый серый палец сомнения ткнул в наши рёбра; есть кто дома? Мы подобрались так близко и давно готовы, всё зазря?
Медленно, осторожно, мы приближаемся к кирпичам, и затем к раздвижной стеклянной двери, где мы будем ждать, наблюдая, прислушиваясь и принюхиваясь к воздуху на наличие вообще всего, что угодно-но мы не ощущаем ничего. Мы ставим руку на металлический край двери и осторожно всё сильнее увеличиваем давление; дверь движется. Мы открываем её на дюйм, шесть, два фута, на полминуты приостанавливаемся убедиться, что нет никаких звуков и никакой реакции внутри. Раскрываем на три фута, и мы останавливаемся и ждём ещё раз, и снова ничего, и таким образом мы через дверь и она с рывком закрылась позади нас.
Мы стоим на кухне; ржавый холодильник в углу, рядом старая плита, треснутая огнеупорная стойка с кухонным буфетом сверху над ней, запятнанная и грязная раковина с капающим краном. Комната не освещена, но за дверью в дальней стене мы можем увидеть слабый луч света в следующей комнате. Прошептавшее щекотание предупреждения начинает покалывать наш позвоночник, и мы знаем, что что-то там есть, в комнате со светом. И теперь наши усилия направлены вперёд на то, то в соседней комнате, и нейлоновая петля лежит в нашей руке, в то время как мы медленно скользим по полу к свету, почти пуская слюни от предвкушения и радость вздымается внутри нас от мысли о том, что сейчас мы должный войти, как мы молча прокрадемся через дверной проём и внимательно осмотрим из дверной рамы соседнюю комнату, и на то, что ждёт в этом небольшом ореоле света, и мы останавливаемся, заглядываем в комнату и-
Всё останавливается. Всё, кроме ошеломлённого и автоматического отказа.
Этого не может быть. Просто не может. Ни в коем случае, не здесь, не сейчас, не в этот раз-мы не видеть это, вообще, мы не можем видеть что-нибудь подобное; это невозможно, неправильно, не по сценарию-
Но оно там. Оно не двигается и не меняется, и это именно то:
Это стол под единственной подвешенной тусклой лампой. Старый и обыкновенный металлический стол из какого-нибудь секонд хэнда, с отбитой белой отделкой. И столешница покрыта аккуратными кусками того, что раньше было человеком. Тело было бережно нарезано, разделано и разложено в аккуратные кучки, и всё это так идеально, именно так, как и должно быть, и это закружило меня в мгновение нереальности нереального знакомого комфорта, поскольку я знаю, что это такое-но этого не может быть, и я всё смотрю и смотрю на это, именно это.
Тело было подготовлено к утилизации после долгой и прекрасной сессии с ножом и нужды, и это привычное и комфортно по множеству всех возможных простейших причин, поскольку это было так, как будто я сделал это сам. И это невозможно, поскольку я не делал это и никто в мире не делает также, даже мой брат, Брайан, но это там и я моргаю и смотрю на это, это всё ещё там, и ничего не изменилось.
И это столь невозможно и столь кошмарно идеально, так я собирался сделать это, я не могу удержать себя от ходьбы в ту сторону, через дверной проём, тянуло всё ближе, как будто это был гигантский слишком сильный магнит, и я двигаюсь бездыханно, и не видя ничего вокруг, шагаю к той вещи, которая не может быть там, хотя мы видим её отчётливо: один шаг, два-
И на дальней стороне стола что-то движется ко мне из тени, и без раздумий я выхватил нож, и прыгнул к этой новой угрозе-
И оно прыгнуло ко мне с ножом в руке.
Я присел и замер с высоко поднятым лезвием-
И оно тоже присело и высоко подняло лезвие. И в нескончаемый момент тотальной дезориентации, зубы оскалены в панике, и смотрю и мигаю, и я вижу ответный взгляд и мигание.…
Я медленно выпрямляюсь и стою прямо и смотрю, и оно повторяет всё это.
Оно не делает больше ничего…
… поскольку это моё отражение в большом зеркале в полный рост. Это я стоял там, смотрящий на себя стоящего там и огладывающегося-
Я замер снова, не в состоянии думать или моргать или вообще делать что-нибудь, лишь смотреть на отражение в зеркало, поскольку не может быть случайностью, тем более отлично устроенное тело на столе. Зеркало поставили именно в этом месте именно для того, что сейчас оно делает, и теперь я здесь, смотрю на смотрящего меня над телом, с которым только я мог сотворить такое, и я почти уверен, что я не делал этого, но оно было там, и я не знаю, что делать или что думать.
Поэтому я стою здесь, под тусклым крошечным конусом бесчувственной невозможности, и я смотрю на то, что кто-то сделал это также, как и я-я просто хотел найти его и сделать с ним именно то, что я делаю, ничего иного, но смотря на это и стараясь не верить в то, что это может быть, вообще, но оно по правде есть.
И медленно, наконец, еще одна отдёргивающая мыслишка пробилась сквозь немую гадость, залившей мне весь мозг, и визжит достаточно громко, чтобы я услышал её, и я моргнул, сделал судорожный вдох, и позволил мысле сказать мне.
Кто сделал это?
Это хорошее начало, эта крошечная мыслишка, достаточно хороша для еще одной мысли, позволившей мне пробиться сквозь туман. Только мой брат, Брайан, знает мою технику достаточно хорошо, чтобы воспроизвести её. На один колеблющийся момент мне стало интересно, что если это он сделал это; он всё еще хотел неких братских игр со мной. Могло ли это быть небольшим толчком в рёбра Декстера, ободряющим меня?
Но даже когда я думаю, я знаю, что это невозможно. Брайан спрашивал, убеждал бы, выманивал-но он никогда бы не поступил так. И кроме Брайана, нет никого в мире, кто видел мою работу и жил …
… кроме моего Свидетеля, естественно. Он единственная неизвестная Тень, который видел меня с Валентайном, и озаглавил свой блог в честь меня, та самая невыносимая болтовня, я пришёл сюда превратить в точное подобие того, на что я смотрю сейчас. И в этом также не было никакого смысла, что он смог бы сотворить такое. Он уложил тело как в моём шаблоне, и поставил зеркало на дальней стороне от него, и здесь не может быть других объяснений, но это привело к ещё одному очень актуальному вопросу:
Зачем?
У меня нет ответа. Я все ещё могу только думать, что это невозможно, и это выходит за рамки, здесь и сейчас я смотрю на это, и это так же реально, как нож в моей руке. Я делаю ещё один медленный и беспомощный шаг к телу, как если бы я мог сделать так, чтобы всё это исчезло, если я подойду достаточно близко-и на дальней стороне стола, другой я делает шаг вперёд, и я снова внезапно останавливаюсь, и смотрю на меня, смотрящего на меня.
Там я; Я, Декстер. Я поднимаю руку, чтобы коснуться моего лица, но это рука с ножом, и я на полпути останавливаюсь, поскольку опасное лезвие проходит около моего безмолвного широко раскрытого лица, и я только смотрю на себя. Натюрморт тупицы с ножом. Два моих лица, Декстер Демон и Декстер Одурманенный. Лицо выглядит странным, на мой взгляд, как будто оно принадлежит кому-то другому-но это моё лицо, то, которое я ношу все эти годы. Я смотрю довольно долго, застывший от вида, в каком я был, как будто если я смог бы смотреть достаточно долго, чтобы соединить эти два лица вместе в реальном человеке.
Но не могу, естественно. Я позволяю своей руке с ножом опуститься в мою сторону ещё раз и смотрю на стол, глупо надеясь, что эта невозможная вещь пропадёт. Но это всё ещё там, всё ещё реальна, и всё еще невозможна. Ещё один механический шаг вперёд, и стоя над этим я гляжу вниз на то, что я пришёл сделать, и я узнаю, что это уже сделано. Я смотрю на разрозненные останки, и на один идиотский момент крошечная надежда вспархивает: Возможно ли, что эта куча мяса сотворена не моей Тенью? Мог ли кто-нибудь ещё как-нибудь сделать счастливую тяжёлую работу вместо меня?
И ищу некие подсказки, и из близкого расстояния я могу увидеть небольшие изъяны, которые я никогда бы не допустил. И затем я увидел грудь и осознал, что это было женщиной, моя Теня мужчина, и небольшая надежда унеслась прочь и умерла. Это не моя Тень; это кто-то ещё, и наиболее вероятно, это его бывшая жена. Я приблизился. Вблизи я могу видеть то, что это не совсем качественная работа; прямо тут, кисть левой руки так неряшливо, торопливо отрублена вместо аккуратного мастерского разреза Декстера. Я тянусь к ней со своим ножом и тыкаю её, проверяя на реальность-и как только я сделал это, я замер.
Я услышал этот знакомый звук в последнюю минуту, и он становился всё громче, и я не мог больше игнорировать его, поскольку этот звук я знаю достаточно хорошо, и это единственный звук, который я не хочу услышать сейчас.
