ногам падает камень, испачканный кровью.
Смотрю на нее: вроде цела, потом на Сая — тот зажимает глаз, а из-под пальцев сочится кровь.
— Ты как? — стараюсь переорать царящую здесь какофонию звуков.
Мы стоим посреди обезумившей толпы, которая сжимается вокруг нас кольцом. Пара метров до машины. Но как их преодолеть?
— Вроде жив, — отвечает он, быстро моргая здоровым глазом.
— Сай, держи ее!
Я толкаю девочку к нему, и Саймон прижимает ее к себе. Ребекке все равно. Ни страха, ни желания выбраться из западни.
Я выхватываю пистолет и делаю пару выстрелов в воздух. Толпа в ужасе рассыпается, будто горох, лишенный стручка. Повисает гробовая тишина.
— Следующий раз буду стрелять на поражение! — ору я.
Пока линчеватели не опомнились, хватаю девушку и бегу с ней к машине. За нами спешит Сай, ослепший на один глаз.
Мы грузим ее на заднее сиденье. Заскакиваем в салон, и я резко трогаюсь, выжимая из двигателя максимум.
* * *
Я стою у зеркала Гезелла и наблюдаю за допросом. Нужно время, чтоб прийти в себя, понять, что со мной происходит. Я сделал свою работу. Зверь теперь в клетке. Но почему мне так стыдно перед незнакомой девчонкой?
— Босс, я думал мы едем арестовывать бродяжку, а тут топ-модель, — шутит Сай.
О его ранении напоминает только пакет со льдом в руках и пластырь над глазом. К счастью, камень всего лишь рассек бровь. Крови много, и шрам останется, а в остальном ─ везунчик.
Сжимаю зубы до скрежета.
— Тебе больше подумать не о чем?
— Гляньте на нее, босс. Все девки, которых он погубил, были красивые, но она просто топчик. Глаза красивые как у куклы. Да и не только глаза. Блонда, губки такие пухленькие.
— Саймон, заткнись уже! Ей всего девятнадцать.
— Да ладно вам, босс. Просто хотел разрядить обстановку.
Ее допрашивает Мак-Кинли, рыжий ирландец, вспыльчивый как спичка и с огромными кулачищами.
— Где Митчелл? — спрашивает она с напором. Ступор сменился приступом слепого гнева.
— Там, где ему и положено быть…в камере смертников! — орет он так близко, что ей на лицо, должно быть, летит слюна. — А теперь скажите мне, мисс Холлоуэй, почему вы ничего не сделали, чтоб спасти этих девушек? Более того, зачем вы заманивали их в логово этого монстра?
— Я понятия не имею, о чем вы говорите! — орет она в ответ. Маленькая волчица.
— Это Эшли Кремерс, — кидает на стол фотографии жертвы. — Вас вместе запечатлела камера наружного наблюдения, а месяц спустя ее изуродованное тело нашли на городской свалке!
— Да пошел ты! — плюет детективу в лицо.
Тот со всей дури хватает ее за шею и прижимает лицом к столу с такой силой, что девочка начинает хрипеть.
— Я тебе покажу, маленькая сучка, как помогать психопату! — шипит он, продолжая давить.
Я залетаю в допросную, хватаю Мак-Кинли за плечи и оттаскиваю от нее.
— Иди остынь, Мак-Кинли! — швыряю его в сторону двери.
Он бросает на меня гневный взгляд и выходит.
— Мисс Холлоуэй, извините моего коллегу.
Я снимаю с нее наручники и вкладываю в руку свой носовой платок.
Она берет платок и прижимает его к разбитой губе. Не сводит с меня взгляда. Ненавидящего взгляда.
— Знаете, я вовсе не считаю вас его сообщницей, — говорю я. — Скорее, такой же жертвой.
— Я не жертва. И не мисс Холлоуэй! Я Бекки! И я требую, чтобы мне сказали, что с Митчеллом!
Сколько в этой девчонке силы, страсти и горького отчаяния. Все наотмашь, все нараспашку. Внутри нее атомный реактор, который вот-вот рванет, поглотив все на своем пути. Она все сожжет и останется такой же безутешной.
— Митчелл Блейк сегодня утром пришел в полицейский участок с повинной. — говорю мягко. Не могу язвить. Не осталось во мне желчи. Для нее не осталось.
— Быть этого не может! Это вы его забрали! — кричит она. Ревет как буря, как ураган.
Все, что я могу, это помочь девочке сориентироваться. Она сейчас сбита с толку, потеряна.
— Бекки, я не должен вам этого рассказывать, но Митчелл признался во всем, и мы уже нашли его первую жертву. Он согласился сотрудничать в обмен на то, что мы снимем с вас все обвинения. Но вы тоже должны нам помочь и свидетельствовать против него в суде.
— Да пошли вы все! — сплевывает кровь на пол. — Я никогда не буду против него!
— Бекки, — терпеливо объясняю я, — то, что вы испытываете, называется «Стокгольмским синдромом». Вы последний год были у него в заложниках…
— Не была! Он был добр ко мне. Я его люблю!
— Я рад, что вы живы и здоровы, но он убил восемь девушек. Они были чьими-то сестрами, дочерями, даже матерями.
— Ну и пусть! Они были просто манекенами. Они были для меня чужими. Я не видела их добрых дел или гадостей. Такие, как они, каждый день проходили мимо меня, смотрели с жалостью или презрением, а ему было не все равно, — кричит в истерике; голос срывается. — Он заботился обо мне. Разглядел меня в грязи и сделал человеком. Митчелл единственный, кто меня полюбил. Я все знала! Все! Я помогала ему!
— Вот как? Как же их звали?
— Одну — Клэр, а другую — Эшли. И это я ее привела.
В любом монстре есть капля света. Он забрал ее с улицы, спас от голода и холода, а взамен выпил душу. По большому счету, самое большое ее преступление — это то, что она не донесла на Душителя. В остальном девочка не знает ничего. Похоже, он, и правда, не втягивал ее в процесс. Но если она будет вопить
