такое на суде, все плохо кончится.
Ребекка замолкает, но продолжает буравить меня взглядом. Дело не во мне. Просто сейчас она ненавидит весь мир. Мотылек с сожженными крылышками. Девятая жертва.
Я трус. Не могу больше выносить этот взгляд. Встаю и выхожу.
Иду по коридору. Коллеги выходят из кабинетов и аплодируют. Ускоряю шаг. Я не герой. Это не я поймал его. Он сам пришел. И единственное мое геройство в том, что я притащил в участок перепуганную девчонку.
Запираюсь в кабинете и опускаю жалюзи. С пробковой доски на меня смотрят десятки глаз. Все они здесь. Все красивые, молодые, многообещающие. Теперь у них нет ничего: ни надежд, ни мечтаний.
Я достаю из ящика стола фляжку. Я уже много лет в завязке. Многие бросившие таскают с собой последнюю сигарету или последние двести грамм. Вот и у меня всегда при себе такая фляжка. Сегодня тот самый день. Отхлёбываю приличную порцию; спиртное прожигает до дыр.
— Спите спокойно, девочки! Он у нас, и мы доведем дело до конца.
В центре доски большое пустое пространство. Я достаю из ее личного дела фото и прикалываю его булавкой.
— А ведь тебе он тоже жизнь сломал. Даже больше чем другим. Ты так и осталась в его лапах навечно.
* * *
Последние полгода дом кажется неуместно большим для нас двоих. В этих стенах слишком темно, холодно и тихо. Последнее — хуже всего. Тишина липкими лапками разрывает тебя на клочки и развеивает их по ветру. Она красноречиво подчеркивает крушение надежд. Я не слышу детского смеха, не слышу, как она зовет меня ужинать.
Поднимаюсь по лестнице, на ходу скидывая пиджак и развязывая галстук. Топчусь на пороге супружеской спальни, заставляю себя открыть дверь. Я то ли боюсь худшего, то ли жду его.
Темная фигура лежит на кровати. На прикроватном столике мигает лампа, а сигаретный огонек лениво плавает в воздухе.
Я засовываю руку под абажур и немного подкручиваю лампочку. Хочу зажечь свет, но Кэтрин меня останавливает:
— Не надо яркого света, Фрэнни. — Голос жены, обычно окрашенный теплыми нотками, теперь абсолютно чужой и словно вырывается из полой оболочки.
Она поднимает дрожащую руку и подносит к губам косячок. Грудная клетка кажется почти неподвижной. Все чаще у нее такой взгляд, словно она не здесь. Такой чистый взгляд, устремленный в никуда. Наверное, ангелов видит.
— Сделать тебе укол?
— Нет, я от них ничего не соображаю.
— Тебе же больно.
Она медленно поворачивает голову и смотрит на меня провалившимися в череп глазами:
— Полежи со мной и расскажи, как день прошел.
Я скидываю ботинки и ложусь рядом с ней. Кладу ладонь на бедро так аккуратно, словно кости у нее из стекла.
Воздух здесь спертый: травка, смешанная с гнилостным запахом. Хочется открыть окно, но надо беречь ее от сквозняков.
— Я его поймал, Кэти.
— А ее поймал? Блондинку?
Я забираю у нее косяк и делаю хорошую затяжку.
— И ее поймал. Только насчет нее не уверен.
— Какая она? — спрашивает Кэтрин. На миг ее глаза вспыхивают пытливым огоньком.
— Она маленькая девочка со злыми глазами, которая готова весь мир сотрясти ради него.
— Ты бы его не поймал, если б не она. — На лице Кэти загорается и тут же умирает слабая улыбка. — Сильно, наверное, ее любит. Что ей грозит?
— Ничего, если свалит всю вину на него. Сомневаюсь, что она так сделает, но я буду настаивать на ее непричастности. Разве такой монстр может полюбить?
— Все могут, лишь бы правильный человек был рядом. — Она замолкает, делает судорожный вздох: — Их история закончилась, как и наша, Фрэнни.
— О чем ты? — Я тушу окурок и поворачиваюсь к ней. Обнимаю максимально осторожно, лишь бы не сделать больно хрупкой бабочке. — Поедем с тобой на озеро, как выпадет снег. Или прямо завтра поедем, если хочешь. Я возьму отпуск, и мы отлично проведем время.
— Никуда мы уже не поедем. — Ее слова — горькое лекарство. — Дальше ничего нет. Только боль.
Кэти почти сгорела за полгода. Не осталось и следа красивой цветущей женщины. Мы мечтали завести детей, состариться вместе, а теперь она расписывает сценарий собственных похорон.
— Кэти, только не сдавайся, — говорю я, проглатывая ком в горле.
— Мне так больно, а дальше будет только хуже. Мне только надо было дождаться, когда ты его поймаешь. И теперь, когда ты это сделал, я могу спокойно уйти.
— Что ты, Кэти! Я люблю тебя.
Я прижимаю ее руку с желтоватыми пальцами к губам. Целую их благоговейно. Уже не женщину целую, а лишь память о ней.
— Я знаю, Фрэнни. И поэтому ты поможешь мне уйти с достоинством.
— Кэти, я не могу.
— Можешь, — говорит она твердо, и я вновь вижу ту женщину, на которой женился.
— Кэти, я так виноват перед тобой. — Утыкаюсь в ее плечо и плачу. — Я не был тебе хорошим мужем, но сейчас я так с тобой не поступлю.
— Фрэнни, я знаю о твоей интрижке с Элисон. И не держу зла. Я все понимаю. Ты пылкий мужчина. Тебе нужна страсть, а это не по моей части. Я благодарна, что в этот раз ты поберег мои чувства…просто у Элисон очень узнаваемые духи.
— Кэти, прости! Я не знаю, что на меня нашло. Я так боялся, что не смогу его поймать.
— Фрэнни, если любишь меня и хочешь искупить грехи, помоги мне.
— Нет, нет… — повторяю я.
— Фрэнни, прошу тебя, избавь меня от этой боли, — говорит она тихо.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Немного. Все будет выглядеть как передозировка снотворного. Принеси мои таблетки, стакан молока и
