Значит, он видел, как я вышел из комнаты Эли. Если только он знает, что это комната Эли.
— Мы там обсуждали кое-что, по работе. Но это секрет.
Я не мог понять, почему он придает такое значение происшествию столь тривиальному. Боится, что я что-то подслушал?
— Простите, можно вас спросить?
Данцигер настороженно на меня посмотрел.
— Что вообще делает корпоративный ревизор? Ну, кроме того, что… проводит ревизии?
— Если я начну вам рассказывать, то рискую вас усыпить, — сказал Данцигер. — Это очень скучно.
Кто-то хлопнул Данцигера по плечу — Рон Слеттери, главный финансист, которого Шерил переманила к нам из «Боинга». Это был невысокий крепыш, лысый, в тяжелых очках в черной оправе. Данцигер извинился, и они отошли в сторону поговорить.
— Привет, сосед! — Джефф Латимер подхватил меня под локоть. — Наслаждаетесь жизнью?
— Конечно, — ответил я.
— Хотите, познакомлю вас с кем-нибудь?
Я уже приготовился сказать ему «нет, спасибо большое», но раздалось «динь-динь-динь» — серебром по хрусталю, и все замолчали. В дверях появилась Шерил Тобин с широкой улыбкой на лице. На ней был темно-синий жакет и длинная шелковая юбка цвета слоновой кости, в ушах — крупные серьги, усыпанные бриллиантами. За ее плечом стояла Эли, глядя в свою папку.
— Леди и джентльмены! — произнесла Шерил. — Или, наверное, правильнее сказать: джентльмены!
Вежливые смешки. Клайв Райланс громко заметил:
— К большинству из нас это не относится.
Взрыв хохота.
— Я рада вас приветствовать, — продолжала Шерил. — И готова приобщиться к традиции «Хаммонда» — ежегодному выезду руководства в этот знаменитый охотничий домик. С той самой минуты, как я попала в «Хаммонд аэроспейс», я слышала легенды об этом месте. — Она сделала паузу. — Некоторые истории я не могу повторить вслух.
Приглушенное хихиканье.
— Как это вы говорите — «Что случилось в Риверс-Инлет, то осталось в Риверс-Инлет». Вот-вот я узнаю, о чем это, а?
— Узнаете, — подтвердил кто-то.
— Еще не поздно сбежать, — сказал кто-то еще.
— Не поздно сбежать, хмм, — повторила она. — Легче сказать, чем сделать. До ближайшего аэропорта очень долго плыть.
Она отлично разыгрывала удовольствие от такого вот хулиганства. Но казалось, больше всего ей хочется отсюда свалить. Назад, в свой большой кабинет, где она — генеральный директор, а не одна из двух девочек, попавших на мальчишник.
— Поверьте, я об этом думала, — продолжала она. — Особенно когда узнала, какие занятия приготовил для нас Бо.
Она посмотрела на гиганта с лысой головой и черными усами. Должно быть, это и был Бо Лампак, координатор занятий по укреплению командного духа. Он стоял в углу, скрестив руки на широкой груди.
Лампак заговорщически улыбнулся:
— Мы вроде никого не потеряли. — Он сделал драматическую паузу и закончил: — Пока.
Взрывы громкого хохота, перемежающегося приветственными криками.
Шерил подняла руку:
— Хорошо, мы еще послушаем Бо за ужином. А завтра, ребята, вы все убедитесь, что мы, женщины, ни в чем не уступаем мужчинам — не только в кабинете, но и в альпинистской связке. — Она оглядела слушателей. — Я не только первый руководитель «Хаммонда», пришедший со стороны, но еще и первая женщина в руководстве компании. И оттого некоторым из вас немного не по себе. Я могу это понять. Перемены всегда принимаются с трудом. Но это вызов. И я надеюсь, в эти выходные у нас будет возможность это преодолеть.
Стало тихо. Бодин и Барлоу стояли в одинаковых позах: правая рука на животе, подпирает локоть левой, в левой зажат бокал бурбона. Так младенцы держат бутылочку с молочной смесью.
— В противном случае, — сказала она, — я надеюсь, вы хорошо плаваете. — Никто не засмеялся. Она продолжала: — Знаете поговорку: «Генерал без армии — ничто». Мне нужно привлечь на свою сторону каждого из вас — не для себя, но для нашей компании. Позвольте напомнить вам, что символ корпорации «Хаммонд аэроспейс» — лев. И с вашей помощью все вместе мы заставим льва зарычать.
Ламмис так толкнул Барлоу локтем, что тот выронил бокал с бурбоном. Бокал грохнулся на дощатый пол и разбился вдребезги.
Через несколько минут, когда мы переходили в большой зал, Хэнк Бодин положил руку мне на плечо. Рядом с ним был Аптон Барлоу.
— Итак, у вас есть для меня информация, — сказал Бодин. — Выкладывайте.
Барлоу с любопытством разглядывал меня своими глазами-изюминами.
— Может быть, поговорим об этом вдвоем, попозже, — сказал я.
— Чепуха. У нас нет секретов. — А для Барлоу Бодин пояснил: — Джейк уверяет, что понял, почему упал самолет «Евроспейшл». — В его тоне было что-то нарочитое, словно он мне не верил.
— Может, все-таки потом? — сказал я, заметив, что к нам приближаются Шерил и Эли.
— Может, все-таки сейчас? — проговорила Шерил. — Я бы хотела послушать. Садитесь за стол рядом со мной.
Бодин посмотрел на меня с неподдельной ненавистью.
Длинный стол был накрыт в большом зале. Спустилась ночь, и оконное стекло стало как полированный обсидиан. Было слышно, как волны мягко накатывают на берег.
Шерил Тобин заняла место во главе стола. Я сел рядом с ней, слева. С другой стороны от меня сел Аптон Барлоу, затем Хьюго Ламмис, чей живот был столь объемист, что ему пришлось отодвинуться от стола, чтобы его разместить.
Стол был покрыт крахмальной белой скатертью и уставлен дорогим фарфором с золотыми ободками. Серебряные приборы сверкали. На каждой тарелке — льняная салфетка, сложенная веером, и карточка с каллиграфически выведенным именем гостя.
Так что решение Шерил усадить меня рядом с собой отнюдь не было спонтанным. И если она хотела, чтобы я для нее шпионил, то я ничего не понимаю.
Хэнк Бодин сидел чуть подальше от меня, но все равно что в полной глуши, если верить в смысл размещения за обеденным столом. Эли была с другой стороны, между Кевином Броссом и англичанином Клайвом Райлансом. Оба альфа-самца ее обхаживали.
Два официанта-мексиканца разливали по тарелкам суп из омара, третий наливал белое вино. Аптон Барлоу сделал глоток, удовлетворенно хмыкнул.
— Я без очков — это мюрсо или сансерр? — спросил он меня.
Я пожал плечами:
— По-моему, это белое вино.
— Полагаю, вам ближе бутылки с отвинчивающейся пробкой.
— Нет, что вы. Я предпочитаю пакеты.
Рон Слеттери беседовал с Шерил Тобин.
— Ну, вы запугали целый отдел, и это прекрасно.
— Надеюсь, не слишком запугала, — отвечала она. — Страх — это непродуктивно.
— Не забывайте, самолет не полетит, если топливо не под давлением и не под воздействием высоких температур, — возражал он.
— Но без системы охлаждения тоже нельзя, так ведь?
— Логично, — усмехнулся он.
И тут, несколько повысив голос, она обратилась ко мне.
— Раз уж мы об этом заговорили, почему упал самолет?
Она явно хотела, чтобы я рассказал это на публике, перед всеми.
— Закрылок, выломавшись из корпуса, повредил фюзеляж.
— Объясните, пожалуйста. — Совершенно незачем ей было говорить так громко.
— Трехсотфунтовый снаряд, летящий со скоростью триста миль в час, может нанести очень серьезный ущерб.
— Это очевидно. Но почему он выломался?
— «Цыплячьи заклепки».
— «Цыплячьи заклепки», — повторила она. — Не понимаю.
Народ уже вовсю слушал нас.
Притом что Шерил раньше занимала пост вице-президента «Боинга», было непонятно, много ли на самом деле она знает о том, как строятся самолеты. Многие директора во всем полагаются на своих экспертов.
— Ну, новый самолет «Евроспейшл» в основном сделан из пластика, так?
— Если вам угодно называть полимер повышенной прочности пластиком, а не композитом, то так.
Кое-что она понимает, подумал я.
— Большинство поборников старого доброго металла, представители старшего поколения, не доверяют этой штуке.
— Представители старшего поколения в «Хаммонде»?
— Повсюду.
— И что?
— Все закрылки тоже сделаны из композита. Но стержни алюминиевые. Со стороны крыла они крепятся на алюминиевую конструкцию, а изнутри врезаны.
— Эти шарниры вклеиваются?
— Нет, изначально их ставят на клей, а потом спекают. Своего рода металлический сэндвич на композитном хлебе, если можно так выразиться. И, очевидно, конструкторы «Евроспейшла», не вполне доверяя клею, вгоняют в стержни заклепки, прямо через композитную обшивку.
— «Цыплячьи заклепки», — повторила она неоправданно громко, как мне показалось. — А почему их так назвали?
Я огляделся. Почти все за столом смотрели на нас.
— Потому что это делают только «цыплята» — из страха, что клеевая сцепка не удержит. Это как вместе с ремнем надевать еще и подтяжки.