Капитан сидел у себя в каюте на корме и показывался только вечером, когда единственный раз за день можно было поесть. Вооруженный мушкетом и палашом, он появлялся возле камбуза с подносом и приказывал Нэбу открыть дверь. Забрав свой жиденький кофе и тарелку жалкой похлебки, он наливал себе полкружки пресной воды и отдавал Нэбу обычные распоряжения.
— Слушай меня внимательно, парень, — говорил он, — я возвращаюсь к себе в каюту. Выстави на палубу кастрюли с похлебкой, кофе и воду для команды и сразу возвращайся на камбуз. Я ударю в колокол, матросы придут и возьмут еду. Утром я еще раз ударю в колокол, и они вернут пустые кастрюли. Забери их и снова запрись здесь. Если ты оставишь дверь открытой, эти негодяи убьют тебя, съедят твою собаку и очистят камбуз. Открывай дверь только мне. Понял?
Нэб, не сводивший глаз с капитана, отсалютовал ему в ответ и принялся за свои дела.
Лишь раз в какой-то из вечеров кто-то из команды рискнул выйти на палубу. Но направился он не на камбуз, у него была иная цель. Первый помощник капитана — немец Фогель, доведенный почти до безумия холодом и голодом, приблизился к каюте Вандердеккена. Отчаянное положение, в которое попал корабль, придало ему смелости, и он постучал в дверь капитанской каюты. Дверь не открывали, и он стал кричать:
— Капитан, это я — Фогель! Вы должны повернуть корабль назад! Если мы останемся здесь, все пропало! Капитан, прошу вас выслушать меня. Продовольствие и вода уже на исходе, матросы ослабли, они больны, в здешних водах корабль долго не продержится. Мы не двигаемся. Прикажите ради спасения развернуть корабль и убраться отсюда. Куда угодно — на Мальвины или в Байя Бланка. Рядом обе Америки, там можно починить корабль, продать оставшийся груз, взять другой и отплыть в Алжир, Марокко, в Испанию, даже домой, в Копенгаген. Если мы застрянем здесь, капитан, на судне начнется мятеж. Вы понимаете, что я дело говорю. Поверните корабль, капитан, умоляю вас во имя Всевышнего!
Вандердеккен взвел курок мушкета и выстрелил через дверь. Фогель погиб мгновенно. При звуке выстрела Нэб и собака подскочили от ужаса. Быстро перезарядив мушкет, капитан вышел из каюты, прихватив еще и палаш. Глаза безумца горели огнем, голос гремел как гром, и Нэб, и вся команда не могли его не услышать.
— Я — хозяин «Летучего голландца» Вандердеккен! Я не подчиняюсь ни Богу, ни людям. Меня ничто не остановит! Ни на земле, ни на небе — мне никто не указ! Забивайтесь от страха в свои каюты, бросайтесь за борт, какой мне прок от никчемного портового отребья! Называйте себя моряками! Это вы-то моряки?! Я покажу вам, что такое настоящий моряк и настоящий капитан! Как только я восстановлю снасти, и корабль будет готов, я снова пойду на Огненную Землю! Я сам, один проведу свой корабль вокруг мыса Горн! Слышите, один! Только попробуйте помешать мне, и я всех вас перестреляю!
Никто на борту не верил, что капитан сможет подготовить корабль к плаванию один. Но Вандердеккен смог. Всю ночь и половину дня было слышно, как он стучит, топает, взбирается на мачты, вытягивает из рундуков парусину, крепит канаты, закрепляет реи. Напоследок, чтобы не поддаться искушению отступить, он перерезал цепи обоих якорей, бросился к штурвалу и привязал себя к нему. «Летучий голландец» грудью встретил обрушившийся на него шквал. Словно олень, преследуемый вырвавшимися из ада собаками, корабль быстро понесся в открытое море, в зимние океанские просторы, он снова стремился к мысу Горн, навстречу судьбе.
Через неделю запасы провизии и воды закончились. Но Нэба страшило не это. Лишившись защиты капитана, он должен был заботиться о себе сам. Закрыв дверь камбуза на засов, он придвинул к ней стол и пустые бочки. Если кто-нибудь из команды, с трудом проковыляв по качающейся, кренящейся палубе, стучал в дверь камбуза, у Денмарка шерсть вставала дыбом, он оскаливался, как дикий зверь, поднимал отчаянный лай и лаял до тех пор, пока стучавший не уходил.
Каждый раз, когда корабль сбивался с курса и водовороты сине-зеленых волн относили его назад, Вандердеккен дико кричал и бредил. Он окончательно лишился рассудка: рвал на себе волосы, грозил бледным, бескровным, кулаком и океану, и небесам, то безумно хохотал, то заливался слезами.
После страшной недели такого плавания «Летучего голландца» в третий раз отбросило назад воющим ураганным ветром, несущим снег и дождь. Но теперь корабль несло прямо на восток, паруса были порваны, мачты треснули. В пустых трюмах, откуда ради спасения корабля был выброшен за борт весь груз, плескалась морская вода.
И тут, повинуясь какому-то внезапному капризу природы, шторм стих! Словно по приказу свыше, снег, дождь и ветер прекратились. Над Атлантикой повисла звенящая, пронизанная желтоватым светом тишина. Пораженный столь внезапной переменой Нэб рискнул выйти с Денмарком на палубу. Матросы покинули свои убежища и тоже осторожно выползли наверх посмотреть на притихший океан. Казалось, будто небо, сговорившись со всеми стихиями, решило сыграть с «Летучим голландцем» безжалостную шутку.
— Ах-х! Ах-х! Ах-х!
Все повернулись к капитану, ибо это кричал он, кричал, как приговоренный к смерти, которого тащат на эшафот. Схватив палаш, он принялся лихорадочно рубить канат, которым привязал себя к штурвалу. Сорвав свои путы, никого не замечая, он поднял палаш к небу и разразился яростными ругательствами, проклиная и погоду, и свое поражение, и… самого Бога!
Команда состояла из людей, привычных к любой брани, но такое богохульство капитана ошеломило матросов. Нэб упал на колени и крепко обнял охранявшего его пса.
Вдруг на востоке на хмурое синеватое небо невесть откуда выползли огромные черные как смоль грозовые тучи. Кипя и громыхая, они с пугающей быстротой затмили дневной свет.
Удар грома, казалось, сотряс весь океан, и нескончаемая череда молний с треском разорвала облака. От этой сверхъестественной жути не было спасения. Зеленые огни Святого Эльма зажглись на всех мачтах, на каждом брусе, на всех реях, озарив корабль призрачным зеленым сиянием. Вандердеккен, выкатив глаза и раскрыв рот, навалился на штурвал, палаш, пылающий зелеными огнями, выпал из его онемевших рук.
Нэб зарылся лицом в собачью шерсть, но Денмарк ничком лег на палубу, невольно открыв глазам своего хозяина все, что на ней происходило.
Над палубой парило неземное создание. Высокое, ослепительно белое, не мужчина и не женщина, в руках его сверкал длинный меч. Повернувшись, оно указало мечом на Вандердеккена. И над океаном раздался его прекрасный, но наводящий ужас голос, похожий на звуки тысячи арф, струны которых перебирает ветер:
— Смертный человек, ты всего лишь песчинка в бескрайнем океане. Твоя жадность, твоя жестокость, твоя наглость ввергли тебя в грех гордыни и ты восстал против Создателя. Отныне и на. все времена твой корабль и все, кто на нем находятся, отринуты от неба. Ты будешь вечно бороздить моря и океаны!
И тут Нэб увидел на палубе Скрегса и Синдха, Петроса, Фогеля и двух матросов, смытых с рей. Все они, бледные, не произнося ни слова, стояли возле живых матросов, с них капала вода, мертвыми глазами они смотрели на своего капитана.
Все последующие века эта сцена преследовала Нэба во сне. Разбитый морем корабль, команда, состоящая из мертвецов и тех, кто никогда не найдет избавления в смерти, — все они стояли, залитые зеленым светом, молча обвиняя капитана, навлекшего проклятие на них и на «Летучего голландца».
Неожиданно стихия снова разбушевалась. Как только гром грянул во второй раз, волны опять взметнулись вверх. Сбоку налетел ледяной дождь со снегом, воющий ветер нагнал огромную волну, ударившую корабль в левый борт. Нэба и его пса смыло с палубы прямо в Атлантический океан. Вцепившись обеими руками в ошейник собаки, мальчик не заметил деревянного бруса, о который ударился, не знал он и того, что верный пес затащил его на этот самый брус, который принес им спасение. Последнее, что запомнил Нэб, была холодная, заполнившая все темнота. «Летучий голландец» исчез в этой штормовой тьме, оставив за кормой выброшенных в пучину пса, с трудом удерживавшегося на брусе, и распростертого рядом с ним потерявшего сознание мальчика.
Проклятый Вандердеккен
Увел «Голландца» в туман,
Бросив двоих несчастных
В бушующий океан.
Пес и маленький мальчик
Барахтались в волнах,
Что бьются в мыс Горн от веку
На беду морякам и на страх.
О, чудо! Явился Ангел,
Слова его были ясны.
И поняли пес и мальчик,
Что теперь они спасены.
«За чистоту и невинность
Вторую жизнь вам даю,
За веру Отец Небесный
Являет вам милость Свою.
И для грядущих деяний
Я дать вам дары пришел:
Вечную молодость, ясность ума
И на уста — глагол.
Через века и страны,
Там, где люди в нужде,
Вы проявляйте участье
И помогайте в беде.
Воюйте с неправой властью,
А тем, кто болен и сир,
Путь укажите к надежде,
Несите радость и мир».