был запланирован этот грабеж! — воскликнул Цолак. — Понимаете, дядя Степан, для чего вас той ночью забрали в армию? Забрали, чтобы вот так выстрелить в спину и бросить среди поля, чтобы богатство Аракела-аги увеличилось один к десяти, один к ста!..
В это время кто-то постучал в дверь. Ребята хотели задернуть занавеску, но мама сказала:
— Это Анаит… Она все знает…
Анаит вошла и, увидев сразу столько военных, испуганно отшатнулась. Но потом заметила Цолака и облегченно перевела дыхание. Ей тут же пересказали то, о чем я говорил, и Анаит подтвердила:
— Правильно, они сейчас у нас и пишут какую-то бумагу об этом.
— Кто там есть?
— Ну, этот… Матевосян, Бахшо, Како и Аракел.
— Значит, все эти подлецы сейчас здесь? — вскочил Арсен.
— Да… Матевосян вслух читал, что они написали, и я все слышала из-за двери… Стыдно подумать, что люди могут быть такими подлецами…
— И тем не менее я очень прошу вас, Анаит, перескажите нам, что вы слышали, — попросил Цолак.
— Там описывается, как большой отряд турок набросился на обоз, как солдаты обратились в бегство и только он, Матевосян, и «храбрый солдат по имени Дарбинян Степан» защищали обоз. Затем говорится, что после героической гибели солдата Дарбиняна Матевосян вынужден был отступить и оставить обоз неприятелю… Они читали и громко смеялись.
Пока Анаит рассказывала все это, мама, стоявшая у окна, сказала:
— Вон они… Выходят…
Мы все повернулись к окну. По лестнице действительно спускались Матевосян, Бахшо, Како. Вид у них был очень веселый, они переговаривались, смеялись… Потом Бахшо, указывая на наш дом, что-то сказал, и они опять расхохотались.
— Ах, мерзавцы! — снова зарычал Арсен и, вытащив из кармана мундштук своего баса, вдруг двинулся к двери.
Анаит вскрикнула от страха, а Цолак бросился вперед и преградил ему путь:
— Погоди, куда ты?
— Пусти. — Арсен с силой оттолкнул его. — Пусти, я им сейчас такое задам…
От ярости глаза у него налились кровью, огромный кулак, сжимавший мундштук, был угрожающе поднят. Если бы сейчас ему удалось выйти, этим троим действительно пришлось бы худо.
Но Цолак удержал его: так посмотрел в глаза Арсену, что тот, будто загипнотизированный, немедленно опустил кулак.
— Ну и анархист ты, — покачал головой Цолак. — И думаешь, это великое геройство?.. Ну, положим, стукнешь хорошенько одного, а другой хлоп тебя из маузера тут же, на месте…
«А Цолак-то боится, — подумал я. — Выходит, что бы эти подлецы ни творили, мы — молчок?.. Ах, с каким бы удовольствием я сам набросился бы на них, вцепился бы им в глотку и придушил…»
И невдомек мне было подумать, что он ведь и за отца моего боялся, оттого, может, и остановил Арсена. Злость затуманила мне мозги. Я даже разревелся от нее.
— Гагик!.. Что с тобой, Гагик?.. — окружили меня ребята.
Они подумали, что я испугался, и успокаивали меня.
Со двора послышался визгливый голос Верго:
— Анаит, куда ты опять запропастилась? Домой иди!.. Шушан, и ты поднимись ко мне, работа есть для тебя…
— Ах, чтоб моей работой можно было вас в могилу закопать! — с ненавистью вздохнула мама.
— Идите, не то еще прибежит за вами, — сказал Цолак. — И не показывайте виду, что знаете что-то.
Мама и Анаит вышли.
Некоторое время все молчали. Я сидел на тахте. Арсен, схватившись руками за голову, о чем-то все думал. Цолак вышагивал по комнате. Остальные молча курили.
— Что это за мир… — наконец сказал Арсен. — Вор, убийца у тебя на глазах разгуливает, а ты не можешь с ним расправиться!..
— Расправимся, Арсен-джан. Верь мне, расправимся, — обратился к нему Цолак. — Но ты хочешь один расправиться, этим своим мундштуком, а мы всех уничтожим, сверху донизу, с ружьями и пушками.
— Вы? — посмотрел на него Арсен.
— Мы, — подтвердил Цолак.
Тут Арсен быстро подошел к столу и взял его нотную папку. И тогда только я обратил внимание на то, что она заметно распухла с тех пор, как мы вышли из казармы.
— Можно глянуть на твои ноты? — Арсен уставился в глаза Цолаку.
— Погоди! — Корнетист поспешно схватил его за руку.
Мгновение они стояли так друг против друга, в упор смотрели один на другого. Казалось, они беседуют молча, только взглядами. Цолак посмотрел в сторону остальных ребят, которые затаив дыхание следили за происходящим.
— Нехорошо это, Цолак-джан, что ты не считаешь нас достойными доверия, — с горечью сказал Завен.
— Думаешь, мы не догадываемся, кто ты и чем занимаешься? — присоединился к Завену Корюн.
— «Сын купца…», «У Колчака служил…» Ты ври, а мы ушами хлопай, — протянул Вардкес.
Цолак, улыбаясь, открыл нотную папку и протянул Арсену какой-то листок. Арсен вытащил из нагрудного кармана ту листовку, которую я принес утром, расправил ее и, сравнив с листком, поданным ему Цолаком, вскричал:
— Говорил же я вам!..
Листки переходили из рук в руки, потом отец сказал:
— Дайте и мне поглядеть, ребята… — Он взял листовку, прочитал ее и довольно произнес: — Верно сказано!
Арсен кивнул и обратился к Цолаку:
— И давно ты по этим нотам играешь?
— Давно, — сказал корнетист. — Мой отец был большевиком, он погиб во время защиты Бакинской коммуны.
— Вот это уже другое дело, — протянул Вардкес. — А то — «сын купца»…
— Ну, а теперь говори: чем мы можем тебе помочь? — спросил Арсен.
— Пока поможете распространить эти листовки, — ответил Цолак. И повернулся ко мне: — Особенно ты, Малыш, можешь многое сделать. Тебя не заподозрят, ты маленький. Ну как, согласен?
Я молча кивнул.
— А сейчас самое главное — укрыть от глаз этих злодеев дядю Степана, поставить его на ноги, — продолжал он, подходя к отцу.
— И в самом деле, что мы будем делать? — сказал Завен.
Ребята предлагали разное. Но ни одно предложение не было осуществимым. Наконец Цолак сказал:
— Я не вижу другого выхода. Вам надо изменить свои имя и фамилию, дядя Степан…
— Как это изменить имя? Для чего? — послышались удивленные возгласы.
— Сейчас все вам объясню, — тряхнул головой Цолак. — В городской больнице работает врач Миракян; он сочувствует большевикам. Если изменить фамилию, врач сможет держать его в больнице и лечить там. Но в этом случае ни тетя Шушан, ни Гагик, конечно, не будут иметь возможность навещать дядю Степана. Однако через Анаит, которая там работает, мы все будем посылать ему записки и еду. И, может случиться, ребята иногда навестят его.
Что и говорить, лучшего никто из нас не мог бы придумать.
Вскоре вернулись мама и Анаит. Они тоже во всем согласились с Цолаком.
В ту ночь Цолак, Арсен и я,