ничего не было слышно, но мне почему-то было тревожно.
Чувство тревоги заставило меня сорваться с места и вскарабкаться наверх. Я почти бежал.
Наконец добрался до большой скалы и остановился. За скалой было шоссе. Что там кроется — опасность или радость? Могло быть и то и другое. Смотря кто идет по дороге. Но кругом царило гробовое молчание. Я вышел из-за скалы и лицом к лицу столкнулся с каким-то человеком. Он неподвижно восседал на белом коне и был в трех шагах от меня. Молодой, загорелый, голубоглазый, с мужественным лицом.
Одет он был в кожаный полушубок. На голове буденовка. Из-под нее на лоб выбился светлый чуб. Мгновение я и незнакомец разглядывали друг друга. Потом я спросил:
— Ты кто?
Он сделал знак, что не понимает меня,
— Ты рус? — сказал я по-русски. — Красный?
— Рус, рус, — улыбнулся всадник. — Красный…
Но я все не сводил с него взгляда, потому что еще не верил ни глазам своим, ни ушам. Мне казалось, что он сейчас станет невидимкой, исчезнет, как сон…
Но русский продолжал стоять на месте и с улыбкой смотрел на меня. И тогда, резко повернувшись, я кинулся вниз к ущелью, к нашим…
В Армении в это время года обычно начинается зима. Но в тот день утром была теплая и ясная погода. С высокого неба улыбалось земле торжественное и спокойное солнце. Веял легкий, приятный ветерок… И нам казалось, что снова пришел май.
Да, ведь в этом году у нас в стране не было весны.
Правда, как обычно, в горах растаял снег, побежали вниз журчащие ручейки, а в садах расцвели алые розы, но люди не заметили пробуждения природы. Затаив дыхание они прислушивались к грохочущим по всей стране выстрелам, к глухим ударам сердец героев, осажденных в Карской крепости.
Полные надежд, вслушивались они в грохот пушек бронепоезда со стороны Александрополя и смотрели то в сторону Баязета, то в сторону Казаха, Сарикамыша, Дилижана, откуда ветер доносил горячее дыхание боев.
Потом, когда в горах прекратились выстрелы и восставших сломили, люди с прежней тревогой и гневом прислушивались теперь уже к доносившимся из темниц стонам мучеников и содрогались от залпов, раздающихся время от времени в ночном мраке…
И тысячи губ вполголоса, как клятву, повторяли ставшие отныне священными имена борцов за народное счастье: Алавердян, Мусаэлян, Гукасян, Гарибджанян, Сару-ханян…
И теперь вот она, долгожданная весна!
Когда мы с пламенеющим, как солнце, знаменем вместе с Красной Армией вошли по Канакерскому шоссе в Ереван, из домов на улицы хлынули толпы людей. Стоя на тротуарах, они ликующими возгласами приветствовали проходящих четверками всадников, бросались обнимать этих голубоглазых, русоволосых людей, кричали: «Да здравствует Красная Армия!», «Да здравствует Ленин!», «Да здравствует свободная Армения?»
Потом навстречу нам полилась музыка.
Это были они, наши ребята. Они шли навстречу освободителям, играли гимн, который призывал к борьбе весь мир голодных и рабов. Гимн союза и братства всех народов.
И люди улыбались, смеялись и обнимали друг друга.
Да, наконец пришла весна.
Алани — сушеные персики специального приготовления, начиненные орехами.
Тахт — трон и тахта.
Манташев — один из крупнейших бакинских нефтепромышленников.
Я не понимаю (нем.).
Дмбуз — кулак.
Лаваш — тонко раскатанный хлеб из кислого теста; каурма — мясо, нажаренное впрок, на зиму.
Обращение к девушке, к женщине.
Кюфта — армянское национальное блюдо из отбивного мяса.
Парон — господин.
«Багдагюли» — название танца.
Ахтунг (нем.) — внимание.
