class="p1">Позади нас шли моя мама и Анаит. Мама плакала, а Анаит утешала ее… И я все вспомнил. Вспомнил то мгновение, когда я выстрелил в темноту. Раньше мне казалось, что при выстреле из револьвера оглушительно грохает. Но я услыхал только резкий треск, как будто хлыстом щелкнули. И затем — тяжелое падение тела у моих ног. И все.
Я знаю точно, что остался стоять. Но сознание мое отключилось. Я не потерял его, а просто оно отключилось. Не помню, что делала Анаит, как вышел Цолак из амбара, как они присоединились к маме и как все мы побежали к воротам… Только на улице до моего сознания смутно донесся чей-то крик:
— Бахшо!..
Мы добрались до угла какой-то улицы, и Цолак остановился.
— Анаит, вы оттведите матушку к доктору Миракяну в дом и попросите, чтобы он спрятал и вас и ее!
Если бы он предложил им взять с собой и меня, я бы с радостью пошел. Но, наверно, Цолаку я уже казался чем-то стоящим. Ведь это я убил Бахшо и спас Цолака…
— Мы с Гагиком пойдем к товарищу, — сказал он твердо, — к товарищу Тиграну… Боюсь, что положение у них тяжелое…
Анаит молча кивнула, и мама не возражала и не просила, чтобы я пошел с ними. Может, совсем растерялась от пережитого в этот день, а может, тоже считала меня уже взрослым и не хотела больше вмешиваться в мои дела.
Мы расстались.
Дождь прекратился, но ветер стал сильнее и холоднее. Я шагал по темной улице рядом с Цолаком, вобрав голову в плечи, хотя и не сознавал, что мне холодно.
Оба мы шли молча. Я ни о чем не думал, потому что просто очень устал.
Я шел рядом с Цолаком, не думая, куда он меня ведет. Казалось, его присутствие освободило меня от необходимости думать и самостоятельно действовать.
Вдруг следом за нами раздались звуки чьих-то тяжелых и торопливых шагов. Цолак тут же остановился, оттолкнул меня к стене и вынул из-за пояса маузер. Это удивило меня: он раньше никогда не носил с собой оружия. Но потом я понял: это был маузер Бахшо…
А Цолак, мгновение пристально вглядываясь в подходившего человека, вдруг закричал:
— Арсен!.. Это ты, Арсен?
— Цолак, Малыш?… Ребята! — забасил старшина.
Он подбежал к нам с радостными возгласами и вопросами. А я окаменел на месте:
«Арсен?.. Свободен? Но каким образом? А остальные?..»
— Ну, пошли, — сказал Цолак. — По дороге расскажешь, что с вами случилось.
И мы зашагали вперед.
Ребят освободил маэстро. После стычки с Багратуни он удалился в свою комнату. Там долго взволнованно шагал взад и вперед, думая об угрозах комполка, об арестованных оркестрантах и вообще о создавшемся положении.
Вскоре Багратуни в сопровождении группы офицеров ушел из казарм встречать остатки полка. Ему предстояло вести их к Иджевану, а Матевосян с другой группой отправился ловить меня, а через меня и большевиков.
Караулить арестованных музыкантов оставили двух вооруженных часовых.
Штерлинг наблюдал за происходящим из окна. После ухода офицеров он решил пройти к музыкантам. Часовые молча впустили маэстро. Для них он был офицером, да к тому же иностранцем, а иностранцы имели безграничные права в дашнакской армии.
Усевшись рядом с музыкантами, он попросил честно сказать ему, верно ли, что они большевики. При этом у маэстро были такие глаза, что ребята вдруг поняли: соврать ему нельзя. Они признались, что хотя еще и не большевики, но сочувствуют им, а Цолак вот даже и в самом деле большевик.
— Ай-яй-яй… Такой хороший музикант и занимается политика! — растерянно воскликнул маэстро. — Никогда не ожидаль…
— Эх, маэстро, — вздохнул Арсен, — теперь такие времена, что каждый должен решить, на какую ему сторону податься… Мы вот, к примеру, стали на сторону большевиков, а такой гнилой человек, как Киракос, побежал за теми…
— Да и вы, маэстро, ведь не удержались, каких слов полковнику наговорили! — напомнил Завен.
— О, да-да, — виновато подтвердил Штерлинг. — Я — музикант, никогда не заниматься политика, но я видеть, что армянский народ — честный, талант, хороший музикант, а дашнак управляет плохо… — И вдруг, повернувшись к Арсену, спросил: — А если придет большевик, в Армении будет порядок, прекратится воровство, маузеристы, голод, эпидемия?
— Это уж точно, маэстро, — подтвердил Арсен. — Для чего же тогда вся заваруха?
Поколебавшись еще немного, Штерлинг вдруг решительно сказал:
— Идем. Я вас поведу казарма…
Часовые у входа попытались воспрепятствовать: Матевосян, мол, приказал не выпускать арестованных. Но Штерлинг поднял крик:
— Молчайт! Это есть армия, ви есть зольдат… Если офицер сказайт — выпускай, зольдат выполняет приказ!
И напуганные часовые молча выпустили музыкантов.
В последнюю минуту Штерлинг сказал часовым:
— Вы тоже можете идти… Дашнакская армия больше нет, капут… Идите домой.
И, считая, что свершил свой долг, он вышел.
На улице, попрощавшись со Штерлингом, Арсен отвел всех в безопасное место, а сам поспешил к товарищу Тиграну справиться, что сталось со мной, какие вести от Цолака и вообще что делается в городе и в стране.
Выслушав Арсена, Цолак, в свою очередь, с горечью рассказал о наших приключениях. Когда он закончил, Арсен на мгновение удивленно остановился.
— Не может быть! — обратился он ко мне, — Неужели так и прикончил эту образину?..
Я молча пожал плечами.
— Ну и дела!.. — покачал головой старшина.
— Ладно, идемте… опаздываем, — заторопил нас Цолак.
Мы прибавили шагу и вскоре добрались до знакомого переулка.
— Арсен! — вдруг сказал я.
— Что? — спросил басист.
— Возьми. — Я вытащил из кармана револьвер и протянул ему. — Мне он не нужен, возьми.
Арсен удивленно посмотрел на меня, потом молча сунул револьвер в карман.
Когда мы подошли к калиточке, небо на востоке уже начало сереть. Цолак легонько толкнул калитку, и она сразу отворилась.
— Ва, не заперли? — воскликнул Арсен.
Это было действительно странно и подозрительно. Цолак сделал нам знак, чтобы сохраняли тишину, и, держа оружие наготове, вошел во двор. Мы, оглядываясь, медленно шли по аллее к домику. В окне виднелся свет. Дверь дома была тоже открыта. Войдя, мы тут же увидели распростертую на тахте женщину. Это была та самая старуха, которая всегда отворяла дверь. Она лежала на спине: то ли мертвая, то ли оглушенная ударом.
Пока я соображал, что же здесь произошло, до нас откуда-то поблизости донесся глухой непонятный шум…
Ковер, что висел на стене, был наполовину сорван, и за ним была дверь. Из-за этой-то двери и доносились звуки: как будто кто-то двигал тяжелые вещи.
Цолак одним прыжком очутился у двери, толкнул ее и вошел. Арсен и я
