А я думала — Луну съели.
— Хорошо, что не испугалась.
— Бабушка! Да у меня папа — капитан!
С мамой Поля ходила на базар три раза. Теперь они пошли на базар с бабушкой. Сначала по улице через сквер, где плакучие ивы, через дорогу с «зеброй», двором лежачего небоскрёба — так называют очень длинный дом. И тут Поля сказала «ах!» и замерла.
— Бабушка! Ну, куда же ты?!
Посреди двора росло несколько невысоких деревьев. Наверное, молодых. Три раза Поля мимо них проходила не задерживаясь. Она, конечно, приметила: у деревьев большие листья и какие-то прошлогодние висюльки, длинные, как шпаги.
И вот все деревца — как невесты у церкви, перед венчанием. Цветы от подола до вершины. Каждый цветок, как ёлочка, только вместо иголок белые колокольчики. Чашечки раскрыты широко, так глаза от удивления раскрываются. В чашечках сиреневое, ярко-оранжевое, а воздух — мёд.
— Бабушка, что это?
— Катальпы.
— Что?! Что?!
— Катальпа. Растение заморское, но в нашей Евпатории прижилось. В Евпатории все деревья привозные.
— Все, все деревья привозные? — Поля не поверила бабушке. — Здесь что же, ничего не было?
— У нас ракушечник, каменная степь. Нашего — колючки, чабрец, полынь. — Бабушка показала на серебристое корявое и, должно быть, очень древнее дерево. — И это наше — серебристый лох. Тамариск ещё.
— Бабушка, как, как называется?
— Катальпа.
Поля коснулась пальцами цветов, потом дала бабушке руку, и они пошли дальше. Перед воротами базара Поля остановилась.
— Бабушка, а ведь твои катальпы — теперь и мои подружки. Мы же теперь знакомые.
ЕЩЁ ОДНО НЕЖДАННОЕ ЗНАКОМСТВО
Вышла Поля из дома, чувствует, кто-то ей шею щекочет. Обернулась, никого.
Побежала на площадку, где гигантские шаги. Скок, скок, скок — будто в сапогах семимильных. Платье вьётся, но не так, как всегда, а будто кто-то его за краешек подола ухватил и тянет. У Поли косы девчонкам на зависть, тяжелые, но тоже летят, чёлка надо лбом — вихрем.
После завтрака бабушка с внучкой на море отправились.
— Пораньше нам надо вставать, — сказала бабушка. — Солнце-то какое жгучее. Наше южное солнце любит ранних людей. Кто рано встаёт, тому — свет, привет и ласка.
Жара пуще, пуще, будто земля — сковорода на огне.
Вдруг ветерок — в лицо дует, в грудь. Полегче стало идти. Ну, а тут море. Кинулась Поля к воде — опять её щекочут, за ушком. Девочка затаилась да как обернётся — никого!
Идут Поля с бабушкой с моря. Самый зной — солнце в зените, а ветер вот он. В лицо дует, в грудь, жар отгоняет.
— Бабушка! — удивилась Поля. — Ветер в нашу пользу переменился.
Обед бабушка подала на террасу.
Ест Поля борщ. Бабушкин борщ объеденье. А после моря без добавки голода не утолить.
Съела Поля первую тарелку, отпыхивается. И чувствует, щекочут ей шею тихохонько, тихохонько, будто соломинкой.
«Раз, — сказала Поля про себя, — два…»
А три говорить не стала, обернулась.
Никого. Засмеялась.
— Знаю! Знаю, кто ты!
Видит — у бабушки глаза большие.
— С кем ты разговариваешь?
— С моим другом.
— А! — сказала бабушка, будто ничего не случилось, но когда кончили обедать, головку внучке поцеловала, лоб ей потрогала. — Нет, надо нам пораньше на море ходить. Никак ты у меня перегрелась.
Поля взяла бабушку за руку, привела в ванную, дверь закрыла, а глазки смеются, сияет.
— Бабушка! Мой друг — ветер! Он за мной всюду ходит и шею мне щекочет, и за ушком. Он добрый и немножко шалун. За платье меня дёргал.
— Небось, твой ровесник. Мальчишка.
— И я так думаю! — радостно согласилась Поля, да тут же и взгрустнула. Друг-то хороший, очень хороший — вот только невидимый.
Ложась спать, Поля спросила:
— Бабушка, у нас дома зимой на голой ветке выросли листья. Это было чудо. И катальпа — чудо. У меня теперь два чуда. А сколько чудес у тебя?
— Поленька! — бабушка даже засмеялась. — У меня чудес как звёзд на небе, как песчинок в море.
— Бабушка! — обиделась внучка. — Я серьёзно спрашиваю.
— Утро три вечера мудренее. Поскорее засыпай, а завтра мы пойдём по чудеса, как по ягоды.
Поля удивилась и повернулась на бочок: пусть завтра наступит поскорее.
Разбудил Полю птичий визг. Так девчонки визжат, когда в море вбегают.
Вышла на балкон. Ласточки. Между домами тесно. Дорога да крошечный садик, а ласточки мчатся по кругу. Такая карусель — голова смотреть на них кружится. Ужас! Летит прямо на стену. Но над балконом, над Полиной головой — разворот, замирают на мгновение — и Поля видит, как ласточки раскрывают, будто веер, хвостовое оперенье. Веер чёрный, с белым кружевом по краю. И уж такой! Уж такой — ни единого перышка или даже пушинки растрепанной. Совершенство!
— Чудо наши летуньи? — спросила бабушка.
— Чудо! — согласилась Поля.
Они выпили чаю, без хлеба, без сахара, бабушка надела старую-старую, но уж такую красивую соломенную шляпу, а Поле белую шапочку с козырьком.
Басом гулькали горлицы.
— Как кукушки, — сказала Поля.
Прошли по тенистой улице под деревьями. Пересекли дорогу, трамвайные пути и дальше — пустырём, широкой тропою отдыхающих. Смотреть здесь было не на что, но бабушка остановилась и сказала:
— Вот оно, степное чудо наше!
Поля вертела головой — какое чудо, где?
Бабушка показала на полянку серебристой травы.
— Полынь, — сказала Поля.
— Полынь, — согласилась бабушка. — Чувствуешь?
Пахло полынью. Бабушка сорвала верхушку, потерла между ладонями. Ладони пахли — степью. Сладко, горько, солнцем, а в груди становилось прохладно.
— На обратном пути нарвём немножко. Когда полынь в подушке, спится, как в степи. — Поля наклонилась и погладила полынь ладонью. — В старину полынь пили для аппетиту, — сказала бабушка. — Для памяти, для разума. От чумы полынью оборонялись. Засыпят полынью пол, по стенам веников навешают.
Они пошли дальше, а Поля чувствовала: платье у неё полынью пахнет, и волосы, и на губах полынь.
— Согласна, — сказала Поля. — Полынь — чудо.
И тут они подошли к туям вдоль асфальтированной дорожки.
— Бабушка! Не наступи!
Асфальт был покрыт серебряными, алмазно сияющими узорами.
— Ишь как после дождичка наследили! — улыбнулась бабушка.
— Это следы? Чьи?
Бабушка, показала на ствол туи.
— Вот она, художница наша. Улитка.
— Простая улитка, и такое чудо! — изумилась Поля.
— Не простая, а виноградная.
За туями асфальтированная площадка: здесь ребята из дома технического творчества ездили на картингах.
Поле хотелось поскорее перебежать эту ужасную пустыню. Да так и замерла. Разорвав бетонную плиту, разворотив асфальт, рос крошечный, с Полин палец, цикорий. Рос
