– Когда я прихожу к своей розе, вдыхаю её аромат, то забываю о всех своих горестях... Мне становится так легко и радостно, словно я самая счастливая девушка на свете...
– Ну что же ты замолчала? – тихо спросил Хрустальд. – Говори, говори...
– Эх, сударь, – с горечью ответила Катринка. – Я уже всё сказала. Завтра я срежу несколько самых красивых роз и преподнесу их вашей милости – счастливому жениху.
– Прошу тебя, – порывисто сказал Хрустальд, – не делай этого!
– Вы не хотите принять от меня такого скромного подарка? Ведь завтра ваша помолвка с принцессой!
– Помолвка! – с горечью сказал Хрустальд. – Если бы ты знала, Катринка!
– Всё я знаю, сударь, да не легче мне от этого. Будьте счастливы!
С этими словами она ушла.
– Так вот для кого я вырастил свою волшебную розу, – задумчиво сказал Хрустальд. – Пойду расскажу всё Ионасу. Что посоветует мне этот мудрый старик?
Хрустальд покинул кухню, а из кладовки вышли наши проказники поварята.
– До слёз жаль бедняжку, – всхлипнул Ватрушка.
– И как это удалось свинарю добиться руки принцессы? – удивился Гороховый Стручок. – Здесь какая-то тайна. И мы с тобой должны её разгадать.
– Ах, бедняжка Катринка, – снова всхлипнул Ватрушка, – до слёз её жалко.
– Не реветь надо, а действовать! – сурово промолвил Гороховый Стручок.
– Но чем мы можем ей помочь? – удивился Ватрушка.
– Если не можем помочь Катринке, то можем отомстить и принцессе, и свинарю. Не будь я Гороховый Стручок, если на свадебном столе принцессы и свинаря пироги не будут подгоревшими, котлеты и все остальные мясные блюда, соусы и салаты пересоленными, а в свадебном торте не окажется...
– Старая туфля дядюшки Красный Hoc! – весело подхватил Ватрушка.
– Опять кто-то идёт, – шепнул Гороховый Стручок, – давай живо в кладовку!
Поварята спрятались в кладовке, надеясь ещё что-нибудь подслушать, а в кухню вошла Катринка.
– А овощи так и не дочистили, – сказала она, – и цыплята не ощипаны. И куда это подевались эти мальчишки? Придётся самой всё доделать, иначе поварятам здорово попадёт.
Катринка села на место Ватрушки и принялась ощипывать цыплят.
– Не утерпела, – сказала она сама себе и утерла передником слёзы. – Вернулась, хотела ещё хоть разок посмотреть на него. А он ушёл. Вот и кончилось моё счастье. Да, если правду сказать, оно ведь и не начиналось. Просто я мечтала о нём. Теперь я его уже не увижу.
И она заплакала, опустив руки. Цыплёнок шлёпнулся на пол. А на кухню вошёл шут.
– Пришёл тебя проведать, племянница, – весело начал он, а потом, увидев, что девушка плачет, спросил: – Опять слёзы, куколка?
– Добрый мой дядюшка, раз вы позволяете мне так себя называть, – ответила Катринка, утирая слёзы, – разрешите считать, что вы и впрямь мой родной дядя.
– Я согласен, племянница. Но почему у тебя красные глазки, когда им полагается быть голубыми, и почему у тебя красный носик, когда он должен быть белым? Тебя обидел этот надутый индюк – повар?
– О нет. Просто мне страсть как хочется побывать на торжественной помолвке нашего кухонного мужика с принцессой.
– Из-за этого столько слёз? – недоверчиво спросил шут. – Ладно, не отвечай. Это твоё дело. Какое, признаюсь, догадываюсь.
– Ах, дядюшка, – смутилась Катринка.
– Ладно, ладно. Будешь на помолвке. Я уже знаю, как это устроить. Только не реви.
– Не буду, – обещала Катринка.
– Выше нос, племянница. Хочешь, я тебе спою хорошую песенку, послушай. – И он запел:
По щёчке катится слеза,
Румянец выжигает.
От плача портятся глаза,
Кто ж этого не знает?
– А теперь я вам спою, – сказала повеселевшая Катринка.
– Вот это уже лучше, – посмеялся шут. – Пой. Я слушаю.
И Катринка запела:
Пускай придёт ко мне беда,
Постигнет неудача.
Даю вам слово – никогда
Катринка не заплачет.
– Молодец! – сказал шут и запел:
Пока мы станем слёзы лить,
Не будет счастье с нами,
Победу надо нам добыть
Вот этими руками.
Шути над собственной бедой,
Над горем звонко смейся!
Иди смелей за счастьем в бой,
И сам его добейся!
– А теперь, – сказал шут, – пойдём, у нас с тобой будет секретный, очень важный разговор, Кстати, покажешь мне свою розу, о которой ты мне рассказала на днях?
– Охотно, дядюшка, пошли!
И они оба покинули кухню.
А что же поварята? Им не оставалось ничего иного, как вылезти из кладовки и снова сесть за работу.
– Досадно, – сказал Ватрушка, – что шут не начал этот секретный и серьёзный разговор здесь, на кухне. Мы бы с тобой сейчас были в курсе дела.
– Всему своё время, – задумчиво ответил Гороховый Стручок.
Королевский тронный зал пуст. Но вот скрипнула массивная дверь, и в зал вошла заплаканная гофмейстерина. Бедняжка, как она печальна и взволнованна. И так как у неё нет ни одного друга в обществе, в котором она вращается, ей пришлось высказать своё горе самой себе.
– Помолвка! – горестно воскликнула старуха. – Думала ли я, что доживу до такого позора! Я воспитала десять принцесс, и все они вышли замуж за принцев, а моя последняя воспитанница – наследная принцесса – отвергла пять благородных принцев и выходит замуж за кухонного мужика...
– ...свинаря, – подсказал ей подкравшийся незаметно шут. – Как я сочувствую вам, дорогая.
– Молчите, негодяй! – воскликнула гофмейстерина. – Я ненавижу вас.
– Спасибо, милая! И я вас нежно люблю. Боюсь только, что вы станете свидетельницей ещё более горестных событий!
Гофмейстерина открыла рот, чтобы произнести слова, выражающие её презрение и ненависть шуту, но замолчала, потому что в зал вошла принцесса и её придворные дамы.
– Очаровательная принцесса! – воскликнул шут. – Разрешите преподнести вам подарок!
– Опять какая-нибудь дешёвка в стиле моего папаши? – презрительно спросила принцесса.
– О, нет. Это будет именно в вашем вкусе. Разрешаете, ваше высочество?
– Ну ладно. Неси, – рассеянно ответила принцесса.
Шут выбежал из зала и тут же возвратился, неся в руках Катринку, одетую как кукла. В этом костюме все придворные видели её и раньше. К её плечу была приколота красная роза. Шут поставил её, неподвижную, неморгающую, на пол.
– Моя кукла! – воскликнула принцесса. – Где же она была? Кто её украл? Как ты её достал?
– О, – ответил шут, – её никто не крал. Все было совсем иначе. После того как вы изволили разгневаться на принца Хрустальда и убежать, я хотел немного развлечь вас – принести вам эту забавную куклу, но когда я её поднял, у неё почему-то отвалилась одна нога. Чтобы не огорчать вас, я снёс её ночью к мастеру, и вот сегодня её вернули мне с обеими ногами.
– Очень мило с твоей стороны, – улыбнулась принцесса, – но где же мой жених?
– Он здесь, ваше высочество! – ответил Хрустальд, входя в зал. Он был одет в чёрный плащ, скрывающий его статную фигуру.
– Неужели ты не мог одеться приличней! – недовольно произнесла принцесса. – Что за дурацкий плащ на тебе? Я ведь приказала выдать тебе всё необходимое!
– Не извольте гневаться, принцесса, – ответил Хрустальд. – Когда король объявит помолвку, вы останетесь довольны. Я сброшу плащ, и всё будет по вашему желанию.
– Зачем все эти глупые фокусы? – с досадой сказала принцесса.
– Ах, ваше величество, – вмешался шут, – не сдвигайте ваши очаровательные бровки. Не лучше ли вам развлечься, послушать песенку вашей куколки? Мастер научил меня заводить.
– Пожалуй, я послушаю, – рассеянно сказала принцесса. – Заводи!
– Хорошенько постарайся, куколка, повесели принцессу в такой торжественный для неё день.
Шут, приговаривая эти слова, сделал вид, что «заводит» куклу. Хрустальд прислушался к её пению, этот голос что-то напомнил ему, но что – он не мог вспомнить, а Катринка, изображая куклу, запела:
Ношу я платье из холста,
В шелка она одета,
Она знатна, а я проста,
Моё несчастье в этом.
Ax, вовсе мне не нужен шёлк,
Меня не бедность губит,
Мне потому нехорошо,
Что он меня не любит.
Мне потому нехорошо,
Что разлюбить не в силах,
Что от меня он к ней ушёл,
Что с ней погибнет, милый.
Катринка замолчала, с трудом удерживая слёзы.
– Ну и что дальше? – спросила принцесса.
– Простите, ваше высочество, завод кончился, и песня осталась недопетой, – оправдывался шут.
– Терпеть не могу недопетых и грустных песен, – сказал принцесса. – Пойдёмте в мою туалетную комнату, дамы. Я заметила кое-какие недостатки в своём туалете.
