— Я не видел.
— Может быть, ты, Сергей?
Сережа, густо краснея, отрицательно покачал головой.
— Выходит: соседи, — не унимался дед.
— Откуда нам знать? — пожал плечами Николка и отвернулся. — Мы играли, ничего не видели. Может, кошка свалила…
— Вот точно также когда-то давно-давно, когда Земля еще молодая была, случилась одна маленькая история в Африке… Да что же вы стоите? — говорит дедушка Матвей ребятам. — Присаживайтесь. Наигрались, отдохните теперь!
Ребята молча сели.
Так вот, случилась история… И история-то совсем пустяковая, а весь мир пострадал, и по сегодня страдает. Было тогда такое время, когда одной семьей жили и слон с муравьем, и кот с мышкой, и собака с кошкой, и вода с огнем, и огонь с палкой. Ни ссор никаких, ни драк между ними не было. У дикого кабана был в то время длинный и пушистый хвост. И жил тогда забытый теперь зверь Потомак. Я же говорю, что это так давно случилось, что, кроме меня и одного негра-старика в Африке, все об этом перезабыли.
Так вот. Однажды наелся Кабан, завалился на нору Потомака и заснул. А уж если Кабан заснул, то тут хоть из пушек пали — не услышит.
«Камень, наверное, свалился, — подумал Потомак, зубастый, как крыса, и с виду почти на нее похожий. — Боковой ход рыть надо».
Рыл, рыл и вдруг на что-то наткнулся.
«Корень, видно», — подумал Потомак и перегрыз его. Вылез наружу и обомлел. Не корень то был — хвост Кабана.
— Что же теперь с тобой будет? — спросил Потомака Слон. Он рядом стоял и все видел. — Эй, дядя, вставай! — толкнул он хоботом Кабана. — Хвост проспал!
Вскочил Кабан, заморгал на Потомака глазками:
— Ты, зубастый, хвост мне отгрыз?
Юркнул перепуганный Потомак под куст, затаился. А Кабан перебинтовал огрызок хвоста пальмовым листом и пошел к судье Бабуину с жалобой. Обезьяна Бабуин тогда на двух ногах как человек ходила и самой мудрой считалась. А Потомак выскочил из-за куста — и к Слону.
— Ты самый большой и самый сильный. Но если ты не подговоришь всех, чтобы друг на друга на суде наговаривали, — держись тогда. Не только хвост, и хобот, но и уши тебе отгрызу. А подговоришь — Бабуин никогда не найдет виноватого.
Хоть и огромный был Слон, хоть и сильный, а испугался угрозы: от Потомака всего ожидать было можно. Зашел он к Мышке, Коту, к Собаке, Палке, Огню, Воде, к Муравью. Научил всех, как на суде говорить.
А Кабан тем временем к Бабуину пришел.
— Накажи, — говорит он, — Потомака зубастого. Всей красоты меня лишил…
— Хорошо, — отвечает Бабуин, — позовите сюда Потомака.
Позвали Потомака, Бабуин спрашивает его:
— Твоя работа?
— Нет, — солгал Потомак: уж очень он боялся наказания.
— Это, наверное, Мышь. Я сам слышал, как она похвалялась, что отгрызет хвост Кабану и себе приклеит.
— Хорошо, привести Мышь.
Привели Мышь.
— Ты Кабана без хвоста оставила?
— Не-нет, — пискнула Мышь, — скорее всего, Кот. Он целый день вокруг Кабана прохаживался да на хвост его поглядывал.
— Хорошо, сыскать Кота.
Сыскали Кота.
— У Кабана хвост ты отгрыз?
— Что ты! — мурлыкнул Кот. — Знать не знаю Это — Собака. Она давно на кабаний хвост облизывалась.
— Хорошо, позвать Собаку.
Позвали Собаку.
— Ты откусила Кабану хвост?
— Никак нет! — тявкнула Собака. — Не иначе, как Палка. Это она от безделья третий день с ума сходит.
— Хорошо, принести Палку.
Принесли Палку.
— Ты отшибла Кабану хвост?
— Совсем и не я, — проскрипела Палка. — И что это за порядки пошли: что бы ни случилось — все я виновата? Огонь — некому больше.
— Хорошо, подать сюда Огонь.
Подали Огонь.
— Ты Кабану хвост отжег?
— Будто мне и делать нечего. Если кто и мог это сделать, — так только Вода.
— Хорошо, послать за Водой.
Послали за Водой.
— Ты отмочила хвост Кабану?
— Где уж мне, — тихо плеснулась Вода. — Слон оттоптал, вот кто. Вон какой он верзила!
— Хорошо, пригласите Слона.
Пригласили Слона.
— Ты оттоптал Кабану хвост?
— Разве это на меня похоже? Муравей. Один он на такое способен.
— Хорошо, тащите Муравья!
Притащили Муравья.
— Ты за что Кабана без хвоста оставил?
— Ох, до того ли мне? В муравейнике крыша осела, третий день ремонтирую.
— Но кто же? — спросил Бабуин.
— Потомак! — хрюкнул Кабан.
— Мышь! — взвыл Потомак.
— Кот! — запищала Мышь.
— Собака! — замяукал Кот.
— Палка! — зарычала Собака.
— Огонь! — заскрипела Палка.
— Вода! — зашипел Огонь.
— Слон! — заплескалась Вода.
— Муравей! — затрубил Слон.
— Не я! Не я! Не я! — закричали все хором.
Посидел Бабуин, посмотрел, подумал и сказал:
— Значит, никто не признается? Значит, виноватый не находится? Значит, наказывать некого? Что ж, наказывайте тогда друг друга.
— Кот, кусай Мышь!
Кот — цап Мышь за хвост.
— Собака, кусай Кота!
Зарычала Собака, вцепилась в Кота.
— Палка, бей Собаку! Огонь, жги Палку! Вода туши Огонь! Слон, пей Воду! Муравей, грызи Слона между пальцами.
Такое тут началось — пыль солнце закрыла!
— Ах ты, лгун! — взревел Слон. И прихлопнул ногой Потамака.
А судья Бабуин как увидел, что мудрость его наделала, с перепугу забыл вдруг, как на двух ногах ходят.
Вот и пошло с того дня, что кот мышей ест, собака за котами гоняется, палка собак бьет, огонь палки жжет, вода огонь тушит, слон воду пьет, слону муравьи житья не дают, а из-за Бабуина все обезьяны на четвереньках ходят. От лгуна Потомака даже воспоминания не осталось.
— Вот что натворила маленькая ложь, когда Земля еще молодой была, — закончил свою сказку дедушка Матвей.
Сережа, который на протяжении всей сказки сгорал со стыда, потупя глаза сказал:
— Дедушка, я у мамы денег спрошу, — куплю вам сахарницу.
— Не сахарница дорога, — сказал тут дедушка, — честность. Ее ни за какие деньги не купишь.
Пустая берлога
юбознательный был мальчик Николка. Как-то, подтаскивая чернотал [1], он внимательно приглядывался к дедушке Матвею, который ловкими движениями рук быстро вплетал пучки хвороста между кольями. И ему очень захотелось поскорее вырасти большим и делать все так же ловко и красиво, как дедушка.
Когда они порядочно устали и сели отдохнуть на вязанку хвороста, дедушка Матвей неожиданно спросил:
— А знаешь, кто плетень разметал?
— Бугай «Ураган».
— А вот и не знаешь!
— Нет, знаю! Сама бабушка говорила. Это когда я в пионерлагере был.
— И все думают, что «Ураган», да ошибаются. Только Пустобрех и Мурлыка наверняка знают, да я вот теперь знаю, потому что Мурлыка во всем мне покаялся.
Дедушка Матвей, приставив к губам ладонь трубочкой, прошептал на ухо Николке, словно доверяя ему важную тайну:
— Медве-едь!
— Ой ли! Все шутишь, дедушка?!
— Верно говорю. А знаешь, как это вышло?
За Косым оврагом, что в Гореловском лесу, есть медвежья берлога под дубом. Но в том-то и беда, что берлога-то осталась, а Медведя и след простыл.
Прожил он в той берлоге ровно полвека. Был он, подобно всем Михайлам Иванычам и Потап Потапычам, — бурый, косолапый, лохматый, нерасторопный, а, главное, скромный.
Но однажды показалось ему, что он все на свете знает, все объяснить может. Куда скромность делась.
«Я теперь умнее лисы, мудрее ежа-мудреца, — подумал Медведь, — пойду всем расскажу, пусть все знают».
Идет он по лесу, слышит: вверху зашуршало. Взглянул: куница по веткам прыгает, во рту что-то держит. Подскочила к дуплу и — юрк! — внутрь. Потом высунулась, повернула мордочку вправо, повернула мордочку влево — никто не заметил! — причесала усы, скользнула по веткам и скрылась из глаз. А Сорока-болтунья как тут была. Заглянула в дупло — прочечекала что-то по-сорочьи, опять заглянула и опять прочечекала.
