что-то новое, и это новое мне нравилось. Не такой уж он и глупый, вовсе он не «мелочь». Жаль только, что вреднючий такой. Зато глаза у него тёплого шоколадного цвета.
Посреди урока физики Жанка, сидевшая прямо передо мной, вдруг согнулась пополам и схватилась за живот.
– Бортникова, тебе плохо? – спросила физичка.
Жанка, бледно-серая, как привидение, кивнула.
– Иди домой.
– Можно, я её провожу? – вызвалась я.
– Ну иди, Доронина, – махнула рукой учительница.
Я всегда провожала Жанку домой, если она заболевала. И не оттого, что хотела прогулять урок. Просто я знала, насколько Жанке бывает плохо, как будто мне передавались её страдания. Знала, как знает только девчонка, которая терпит такие же мучения раз в месяц. И почему в эти дни не дают больничный? Это же невыносимо – терпеть тянущие боли, внезапно схватывающие живот и поясницу железным капканом. К этому прибавляется страшная мигрень. Никакие обезболивающие не помогают.
Жанка еле доплелась до первого этажа. Возле раздевалки она села на скамейку и скрючилась. Лицо её стало цвета школьного мела. Теперь уже само привидение шарахнулось бы от неё.
– Посиди пока, я возьму куртку, – сказала я.
Жанка прислонилась к железной сетке и со стоном прикрыла глаза. Без меня она с места не сдвинется.
Я взяла на вахте ключ от нашей раздевалки. В школе стояла тишина. Обожаю эту атмосферу, когда весь шум заперт в классах, а тебе нужно идти куда-то по пустым гулким коридорам. Только в такие моменты школьные стены ко мне доброжелательны.
Я сняла наши с Жанкой куртки с вешалки и вдруг услышала в соседней раздевалке шорох и возню.
Отодвинув одежду, я заглянула сквозь сетку. Мало ли, может, кто-то по карманам шарит. У меня пару раз пропадали перчатки и карманные деньги.
Я пригляделась в полумраке. В раздевалке стояли двое. Не в силах пошевелиться и отойти, я безвольным истуканом стояла и слушала их негромкий разговор.
– Нам не надо больше общаться, – твёрдо сказал парень.
– Почему? – спросила девушка.
– Не хочу, чтобы кто-нибудь нас увидел. Не хочу позориться.
– Позориться? А раньше ты не позорился?
– У тебя жених есть. И вообще… Ты меня старше.
– Сегодня жених есть, завтра – нет. Я его не скрывала. И то, что ты называешь «вообще» – тоже.
– Ты хочешь испортить мне карьеру? Мне нужна хорошая характеристика.
– Ах, вот как? Значит, всё? А если… – тут голос девушки дрогнул.
– Всё! – уверенно сказал парень. – Я тебя не знаю, ты меня не знаешь!
Я опустила чужие пальто, словно задёрнула штору. Мерзкий спектакль. Главные герои сцены – Сабина и мой Идеал. Она пыталась обнять его, а он отклонился в сторону, как от моей меченой кружки. Зачем я это увидела? Значит, так нужно.
Я тихо закрыла железную дверь и вернулась к Жанке. Меня знобило. Я не могла до конца понять этот разговор и сопоставить его с образом моего Идеала. Как же так? Он – чистый, благородный, светлый, и она – хохочущая, смуглая, смутная, чужая невеста… Как же они? Закружилась голова, так что меня саму надо было выносить на руках. Но я должна помочь подруге одеться.
– Пошли, Жанка. Вот так, тихонечко. Держись за меня.
Мы прошли мимо охранника, который посмотрел на нас с беспокойством и даже придержал перед нами дверь. Две бледные девчонки, поддерживающие друг друга, вышли из душной школы и вдохнули ясный, колючий воздух.
– Я всё слышала, – сказала Жанка. – Ты не переживай. Скорее всего, он тут вообще ни при чём. Это она его окрутила.
– Ага, верёвками… Или зельем приворотным.
Я довела Жанку до её дома, дала таблетку ношпы и уложила в кровать. Она свернулась калачиком, прижав колени к животу.
Я пошла куда глаза глядят. В сторону школы они не глядели.
По дороге я зажмурилась, но не от зимнего солнца. От невыносимого воспоминания. Ещё почему-то вспомнилось, как мы с мамой ходили в гости к Сабине. Я остановилась возле картины с изображением девушки с цветком в волосах. Она была очень похожа на Сабину, только красивее. Девушка была обнажена до пояса, и её тело прикрывали только чёрные волосы.
– Это вы? Кто вас так? – спросила я.
– А, местный Гоген. Ему, как и Гогену, нравится такой тип девушек. Он считает меня несусветно красивой!
Сабина сказала это с гордостью, с блеском в глазах.
– А жених не ревнует? – наивно спросила я.
– Ему всё равно. Он считает, что красота – понятие относительное… Как-то он это объяснял, сейчас вспомню… «Мозг воспринимает и анализирует суммарную информацию, симметрию, пропорции…» Э-э… Что-то такое, дальше я забыла, – захихикала Сабина.
– Скучища! – сказала я, и Сабина со мной согласилась.
– Зануда! – сказала она.
Сначала мне было жалко полу-профессора – умного, богатого и одураченного. Но как-то мне пришлось с ним пообщаться – он явился к Сабине в гости одновременно с нами. После пяти минут общения с ним мне стало невыносимо скучно, до духоты, и я в какой-то степени поняла Сабину.
Но всё-таки я считала их отношения нечестными. Если человек раздражает – не встречайся с ним, вот и всё. Кого-то он будет не раздражать, а радовать.
Я долго бродила по дворам, а когда пришла домой, застала Сабину. Она была зарёванной, как маленькая девочка, которую обманули и отняли игрушку. Лицо опухло, веки покраснели, и экзотическая красота превратилась в обычное безобразие.
– Он меня бросил, – пожаловалась она моей маме и ойкнула, потому что мама ущипнула её за локоть.
Я отняла у Сабины свою кружку и стала яростно тереть её губкой с моющим средством.
Сабина не обратила на это внимания, она была поглощена только своим личным (как ей казалось) горем.
Я вошла в свою комнату и вывалила из ящика шкафа всё его содержимое. Откопала подарки Сабины. Методично, ровными полосами, изрезала её подарки в лапшу.
– Всё! – сказала я и вытерла глаза, но не от слёз.
Я не пролила ни слезинки. Только всё время хотелось что-то смахнуть с лица, с век. Что-то вязкое, назойливое и неприятное, словно налипшая паутина.
В комнату вошла мама. Я сидела на полу с лоскутками тряпок.
– Не осуждай её, – попросила мама. – Ты ещё маленькая и много чего не понимаешь.
– А мне это надо? – с тихой злостью удивилась я. – Надо понимать это?
Я увидела, что под моим столом лежит открытка. Портрет Бакунина выпал из ящика. Бакунин глядел на меня немного испуганно и боязливо.
– Не волнуйся, ты ни в чём не виноват, – похлопала я его по нарисованному плечу.
Перед сном мне стало душно, я приоткрыла окно, но воздуха не хватало
