class="empty-line"/>
23. Товит обвиняет Анну в краже козленка. 1626
Дерево, масло
Национальный музей, Амстердам
Слепота как физический недостаток (в противоположность неведению) является темой ряда живописных работ, рисунков и гравюр Рембрандта, вдохновленных апокрифической Книгой Товита (по сути, их темой опять является утрата и возвращение дара духовного постижения). В истории Товита и его сына Товии больше от волшебной атмосферы «Тысячи и одной ночи», чем от библейской. Товит, старый еврей из Ниневии, праведный человек и благотворитель, страдает от незаслуженно тяжелой судьбы, подобно Иову. Однажды, когда жаркой ночью он спал во дворе своего дома, экскременты воробьев попали ему в глаза, и он утратил зрение. Сам он не мог путешествовать, поэтому отправил своего сына Товию в Мидию, чтобы тот получил серебро, которое Товит когда-то оставил у своего компаньона. В сопровождении загадочного незнакомца Товия идет на запад по берегу реки, но на него нападает, выскочив из воды, огромная рыба, которую ему удается победить и убить. Спутник велит ему сохранить сердце, печень и желчь этой рыбы, потому что они обладают целебными свойствами. Далее Товия использует их, чтобы изгнать демона, прежде владевшего его нареченной Саррой, и возвращается домой с молодой женой и деньгами, чтобы вернуть отцу зрение. После этого чуда незнакомец, сопровождавший Товию, говорит присутствующим, что он – архангел Рафаил, а затем расправляет крылья и возносится в небо, окруженный сиянием.
Рембрандт обращался к этому романтическому, сюрреалистическому сюжету еще в начале своей карьеры в картине на дереве «Товит обвиняет Анну в краже козленка» (1626) (илл. 23). Ее можно воспринимать как жанровую сцену: чета пожилых крестьян, одетых в лохмотья, готовится принести в жертву животное – единственное, судя по их лицам, оставшееся от стада (тут уместно вспомнить братьев Ленен, писавших примерно в это же время голодающих крестьян Пикардии). Однако этому мешает неуместное пламя на деревянном полу на переднем плане и прямо напротив него – собака со странными затененными глазами, словно застывшая в ожидании чего-то или кого-то (приближающегося ангела?), а главное – похожие на яйца-пашот, помутневшие от катаракты глаза Товита. Подлинной темой картины являются глаза и носы. В глазах Товита написано чистейшее страдание, это впечатление усиливает трепет его ноздрей, словно сам процесс дыхания мучителен для него. Узкий нос Анны выглядит как перевод на язык костей и плоти того негодования и смятения, которое читается в ее широко открытых глазах (Товит только что обвинил ее в краже козленка). Морда собаки похожа на выпученный третий глаз, обшаривающий пространство перед картиной. А морда и блестящие глаза жертвенного козленка красноречиво говорят о невинности, обреченной на заклание. Собака снова присутствует на картине, когда Рембрандт возвращается к сюжету этой «еврейской притчи» о Товите (так ее называли догматичные кальвинисты) почти через десять лет еще раз, когда ему уже под сорок и чуть за сорок [21]. Рембрандт подходит к этому сюжету с разных сторон и с разной степенью эмоциональности – от беспристрастности до сентиментальности, играет с различными истолкованиями его смысла. На гравюре 1651 года (илл. 24) совершенно сбитый с толку Товит, чей рот открыт в приветственном или отчаянном крике, а костистый нос и впалые щеки туго обтянуты кожей, бредет с протянутыми вперед руками, спотыкаясь об Аннину прялку и рычащую собаку, навстречу своей тени на стене рядом с открытой дверью, в которую, как он надеется, войдет вернувшийся Товия. Это – слепота мести, самый ужасный из всех образов слепоты, и тот факт, что головокружительный шквал штрихов, которыми он был создан, возник благодаря протравливанию металла кислотой, только усиливает его воздействие.
24. Товит, идущий встречать Товию. 1651
Офорт
Национальный музей, Амстердам
Напротив, на рисунке пером «Исцеление Товита от слепоты» (около 1645) (илл. 25), который хранится в Музее искусств Кливленда и на котором собака отсутствует, изображена настоящая хирургическая операция по удалению катаракты, пусть и под руководством полупризрачного архангела Рафаила с расправленными крыльями. Товит снова сидит в своем массивном деревянном кресле, откинувшись назад и вцепившись в ручки, а единственная тщательно прорисованная фигура на этой картине, где остальные – лишь набросаны, больше похожа на элегантного молодого доктора в халате, чем на утомленного путешествием Товию. Он прокалывает роговицу левого глаза иголкой: обычный метод удаления катаракты. Как бы усиливая остроту инструмента, острый нос хирурга, соответствующий острым как бритва чертам лиц остальных персонажей, готов вонзиться в беспомощное лицо пациента, укороченное в ракурсе и обращенное к зрителю ноздрями, такими же большими и уязвимыми, как его глазные яблоки.
25. Исцеление Товита от слепоты Около 1645
Бумага, перо коричневым тоном, белая гуашь
Музей изобразительных искусств, Кливленд
В раннем и куда более мягком варианте этой сцены «Товия возвращает зрение своему отцу» (1636) (илл. 26) четыре головы – архангела Рафаила, который выглядит несколько встревоженным, Товии, при усах и в тюрбане, еще более встревоженного Товита и Анны в профиль, которая с видом бесконечной любви держит мужа за руку, – находятся в золотом продолговатом пятне света среди тусклого водоворота медных бликов и зеленовато-синих теней. Среди них смутно видны сломанные стропила кровли и полуразрушенная деревянная версия винтовой лестницы из картины «Размышляющий философ», хранящейся в Лувре; винный бочонок и поблескивающий котелок на очаге; несколько сидящих фигур – кажется, что слышен их шепот; перевернутая корзина из ивовых прутьев и зад пса, похожего на пуделя, который бредет прочь от окна и происходящего рядом с ним чуда [22]. Сама хирургическая операция растворяется в беспорядке этой милой и сонной вселенной, замкнутой в себе, как лента Мёбиуса. Эта пленительная, богатая фактурными эффектами, насыщенная музыкой картина полна тайных значений и глубинных слоев; она одновременно простая и изощренная, написанная свободно и тщательно скомпонованная; в ней нет ничего от проповеди и не чувствуется постановочности, характерной для многих крупных работ Рембрандта. Поток белесого света льется из окна слева, омывая поверхность песчаника, золотые крылья ангела и чеканные черты лица Товита: глаза, нос, рот, серебряные завитки бороды; а пространство между его обращенным кверху лицом и склоненными к нему головами трех других персонажей становится пространством целительного сияния.
26. Товия возвращает зрение своему отцу. 1636
Дерево, масло
Государственная картинная галерея, Штутгарт (картина приписывается кисти Рембрандта)
Как гончие, смыкающие кольцо
В том же году, когда была создана эта светлая медитация на тему обретения зрения, Рембрандт сходным образом, но гораздо более драматично, используя яркие
