Лондоне радиотрансляции из По и испытывал потрясающее чувство гордости. Для Вайца, будущего преуспевающего американского предпринимателя, модельера и автогонщика-любителя, пробовавшего себя также и на ниве конструирования автомобилей, Рене тогда являл собой ничто иное как олицетворение «возмездия свыше» за страдания своего народа. [770] Ближе к концу 1938 года нацисты приступят к массовым еврейским погромам на всей территории Третьего Рейха. После печально знаменитой «Хрустальной ночи» они примут характер систематического террора, массовой языческой оргии на пепелищах сотен сожженных синагог и руинах тысяч разгромленных еврейских лавок, а сами евреи будут десятками тысяч сгоняться в концентрационные лагеря. Вестники надежды в таких условиях были востребованы как никогда остро. [771]
В начале сезона 1939 года Рене исполнялось 34 года, но он рассчитывал еще пару лет погоняться на высшем уровне, хотя и успел договориться с мсье Шарлем о том, что по завершении карьеры тот включит его в состав правления Delahaye в должности директора по продажам. Их громкие успехи в гоночных состязаниях не пропали впустую, придав фирме второе дыхание и на коммерческом фронте – вплоть до того, что серийные модели на базе 145-й стали гвоздем программы Парижского автосалона 1938 года.
В планах на не такую уж и далекую перспективу у Рене было обосноваться в столице с Шушу, тем более что и его брат Морис обручился с парижанкой. Вот они с ним и осядут там по соседству семьями, обзаведутся детьми и займутся их воспитанием. Пора уже было переключаться мыслями на подобные вещи.
Продолжавшиеся проблемы с Delahaye 155 не позволили Écurie Bleue вступить в сезон 1939 года с первых гонок. К тому же Люси на некоторое время стало не до команды. По дороге из Монако в Париж перед последней прошлогодней гонкой их команды Лори попал в аварию. Он сумел продолжить путь, а по прибытии в Париж поздно вечером остановился в отеле, откуда отзвонился Люси, сообщил, что с ним все в порядке, и лег спать. Проснувшись посреди ночи, Лори хотел было протянуть руку к тумбочке – и не смог: в результате аварии у него развился частичный паралич.
Впервые команда стартовала лишь в июле на Гран-при Франции в Реймсе, где Рене финишировал седьмым с отставанием в несколько кругов. Через несколько дней после этого он отправился на Гран-при Германии, и поездка эта виделась ему весьма зловещей, если учесть, что в кармане у него лежало мобилизационное предписание французского командования на случай начала вой ны с Германией, которая, похоже, была не просто неизбежной, а очень и очень близкой. [772]
На Нюрбургринге Рене удалось финишировать четвертым. На званом обеде после гонки представитель команды Mercedes поднял тост “Vive la France!” [773], а также за него лично и его мужественное противостояние превосходящим силам соперников по гонке. После пересечения границы Рене повсюду на территории Третьего Рейха встречали со всячески подчеркиваемым уважением, однако от его наметанного глаза не ускользнуло усилившееся до лютости издевательски-злобное обращение нацистов с евреями. Правила хорошего тона требовали от Рене подыграть и поднять бокал со словами: “Vive L’Allemagne” [774]. Он же вместо этого остался сидеть, опустив глаза и не притронувшись к бокалу. Над столом повисла неловкая тишина.
Выступление на Гран-при Германии оказалось последним для Рене за рулем Delahaye. Выйдя, как это у нее водится, из терпения дожидаться завершения застопорившейся работы над Delahaye 155 и будучи к тому же по-прежнему обижена на всю Францию из-за несправедливого решения Fonds de Course, Люси решила пересадить свою команду на итальянские Maserati 8CTF. Но и на «итальянке» с рядным восьмицилиндровым двигателем Рене 20 августа финишировал в гонке за Гран-при Швейцарии с круговым отставанием от трио гонщиков Mercedes, оккупировавших пьедестал. [775]
Первого сентября нацисты вторглись в Польшу. Через день Франция объявила вой ну Германии, – и понесся по миру опустошительный смерч. Не прошло и месяца, как Люси и Лори, возвращаясь в Париж со своей виллы в Монако на пассажирском сиденье, попали в страшную аварию: их шофер столкнулся в лоб с грузовиком. Шеллы получили серьезные травмы, от которых Лори в середине октября скончался. Получив увольнительную, капрал военно-транспортного корпуса Рене Дрейфус прибыл на похороны в Брюнуа. Безутешная Люси даже не смогла проводить любимого мужа и партнера по раллийному экипажу в последний путь, поскольку сама оставалась в больнице в тяжелом состоянии. На кладбище Рене, как мог, поддерживал сыновей Шеллов, Гарри и Филиппа, хотя те и так были уже вполне взрослыми юношами. [776]
В начале января 1940 года у Рене умерла мать. На похоронах Люси сообщила Рене, что планирует отправить его в Америку на 500 миль Индианаполиса. Он ее заверил, что столь длительной увольнительной ему никто не даст. В начале мая капрала Дрейфуса вызвал к себе командир части и сообщил, что сверху получен приказ откомандировать его в США защищать честь Франции в автомобильной гонке. Люси еще раз подтвердила, что умеет добиваться своего.
Рене пытался уговорить Шушу отправиться за океан вместе с ним, но та отказалась, сославшись на то, что не хотела бы оставлять без присмотра во Франции свою больную мать. К тому времени отношения между супругами и так начали уже́ давать трещину, причем Рене никак не мог разобраться, в чем причина их разлада.
Так и вышло, что Рене оказался в компании девятнадцатилетнего баламута Гарри Шелла на пароходе посреди Атлантики в день массированного вторжения гитлеровских вой ск на территорию Франции. Все, что ему, как пассажиру, оставалось, – это читать сводки новостей и содрогаться от ужаса. И сладость его первого знакомства с Америкой была омрачена событиями на родине и оставила, в итоге, горьковатый привкус. На Инди 500 он стартовал на хорошо знакомой Maserati и занял десятое место, хотя мог рассчитывать и на большее, – но всю стратегию ведения гонки ему спутали диковинные заокеанские правила, в частности, запреты на обгон под дождем, который, как назло, и зарядил как раз тогда, когда он, окончательно освоившись на этом полуовале с дорожным участком внутри, собрался обходить вереницу медленных соперников.
Ситуация в Европе тем временем стремительно ухудшалась. Рене хотелось на родину, но и Люси, и Морис буквально бомбардировали его телеграммами: «Оставайся в США!» Вскоре пал Париж, Франция оказалась под Гитлером, а Рене в одночасье превратился в беженца, невесть какими ветрами занесенного к берегам Америки, да еще и без знания английского языка, и с малой наличностью в кармане из-за заморозки оккупантами его банковских счетов на родине. Но американским духом Рене явно проникся и
