начал пробовать выковать себе новую жизнь с нуля. Сняв себе угол в полуподвальном этаже в Бруклине, он стал подыскивать, чем бы заняться, и тут узнал, что его жена Шушу сошлась на родине с чиновником фашистского правительства Виши и подала на развод на том основании, что он, Рене – еврей. И это была последняя весточка, которая долетела к нему из Франции. Он теперь даже не знал, живы его родные или нет.
Однако, собравшись с духом и силами, Рене изыскал возможность жить дальше, открыв в Нью-Джерси ресторан французской средиземноморской кухни вскладчину с бывшим земляком-офицером ВМФ родом из Ниццы, у которого также оставались кое-какие сбережения. Уж что-что, а толк в деликатесах Рене понимал и контакты налаживать умел от рождения, и ресторан их быстро стал пользоваться несказанной популярностью, особенно среди богатых эмигрантов из Европы. Так что Рене вполне обходился лишь французским и итальянским, но это лишь разжигало в нем ностальгию по родине.
После нападения японцев на Перл-Харбор Рене вступил в ряды армии США и прошел через учебно-тренировочные сборы на базе Форт-Дикс в Южной Каролине, где, наконец, усвоил базовый английский. Заодно и американское гражданство получил. Наконец весной 1943 года старшего сержанта Дрейфуса отправили на европейский театр военных действий. В судовой газете его транспорта только и писали о том, что у них знаменитость на борту: «Рене Дрейфус для французов значил примерно то же, что Бейб Рут [777] для американцев». После краткой стоянки в Марокко Рене в сентябре 1943 года принял участие в высадке десанта союзников на Апеннинский полуостров. Во главе колонны из 200 грузовиков Рене сумел под шквальным огнем немецкой артиллерии высадиться на плацдарме на пляжах Салерно. Ужасы, свидетелем которых он стал в ходе этой военно-транспортной операции, запомнились навсегда.
По окончании той битвы Рене тут же повысили в звании и перевели на штабные должности сначала в Неаполь, а затем в Рим, где он служил переводчиком на допросах итальянских военнопленных. В августе 1944-го, как только вой ска союзников освободили юг Франции, Рене первым же попутным военно-транспортным бортом вылетел в Ниццу – выяснять, выжили ли его брат и сестра под режимом Виши. Он ведь с ними не виделся с похорон матери и не списывался почти четыре года.
Первым делом он отправился по последнему известному ему адресу сестры Сюзанны и еще только на подходе к двери, как он потом признавался, почувствовал, что она там. Тут же последовали и объятия, и слезы, и обмен непередаваемыми словами чувствами. Муж Сюзанны тем временем бросился звать Мориса, а тот, едва заслышав, что его младший братик Рене не просто жив-здоров, а лично объявился в городе, побежал его встречать, как был, полуодетый.
Как воссоединилась эта троица – два брата и сестра, – так вроде бы и был положен конец дурному сну, и расплелись их языки, повествуя о том, кому что довелось пережить за время разлуки. Морис и Сюзанна оба были членами Французского сопротивления, а Морису из-за предательства бывшего соратника пришлось месяцами мотаться по стране, скрываясь по тайным явкам от гестапо…
Когда начало светать, все трое наконец заговорили о будущем.
– Америка! – возвысил голос Рене, – Там нам самое место. [778]
Вой на застала Руди и Бэби в их швейцарском семейном шале, где они и предпочли остаться. И хотя здоровье только что позволяло ему состязаться на высшем уровне в гонках Гран-при, Руди решил откланяться и освободить себя от долга дальнейшего служения Германии, выправив себе медицинское свидетельство об инвалидности. Столкнувшись с продовольственным дефицитом в магазинах, они с Бэби обустроили приусадебное хозяйство, превратив свой цветущий сад в огород, где выращивали картофель, кукурузу и стручковую фасоль. И даже собственный курятник у них имелся. В общем, пока по всему миру гремели сражения, супруги предпочли затворничество и практически не покидали свою виллу “Casa Scania”.
В середине 1941 года Руди все-таки отважился на вылазку в Штутгарт. Но цель он при этом преследовал сугубо практическую и при этом весьма дальновидную: разжиться полуторалитровой «серебряной стрелой» W165, на которой завоевал второе место на Гран-при Триполи 1939 года, проводившемся в предпоследний год своего существования только в классе voiturette. По окончании вой ны Руди хотел немедленно вернуться в гонки и верно рассчитал, что возобновлены они будут поначалу как раз среди уцелевших малолитражек, а значит ему нужно загодя обзавестись выигрышной машиной этого класса. Не мог он думать ни о чем, кроме гонок, такой это был человек.
Киссель дал добро, но лишь при условии, что Руди сам раздобудет у властей официальное разрешение на вывоз этой единицы стоящей на строгом учете у Рейха автотехники за границу. На такую дерзость Руди отважиться был пока что не готов и вернулся в Швейцарию с пустыми руками, решив выждать и посмотреть, не будет ли послаблений в таможенном режиме. Так он и упустил свой последний шанс отхватить личную «серебряную стрелу», поскольку руководство Daimler-Benz, опасаясь вражеских авианалетов, в скором времени распорядилось запереть и опломбировать формульные Mercedes-Benz W154 и часть voiturette W165 в бетонных бомбоубежищах, а остальные надежно спрятать в замаскированных под амбары и коровники секретных хранилищах в сельской местности.
На протяжение всего 1942 года, пока его бывшие товарищи по команде, в частности, Манфред фон Браухич и Герман Ланг, продолжали несение воинской службы (хотя и не на передовой), Руди оставался в Швейцарии, исправно получая при этом на банковский счет начисляемую ему в Германии пенсию по инвалидности. В какой-то момент на это обратил внимание кто-то из нацистских бонз, которому очень не понравилось, что один из их лучших гонщиков пересиживает вой ну в нейтральной Швейцарии, по сути, на иждивении у Третьего Рейха. К тому же до Берлина дошли слухи, что Руди чуть ли не ведет там антинацистскую пропаганду – как минимум, дурно отзывается о шансах Германии на победу.
Альфреду Нойбауэру даже пришлось за него вступаться, заверяя власти в том, что Караччола по-прежнему верен своей второй родине, а нести действительную службу ему реально мешают последствия тяжелых травм. В итоге режим ограничился лишением Руди ежемесячного пособия по инвалидности, а Нойбауэр строго-настрого наказал ему носа не высовывать за пределы Швейцарии. [779]
В годы вой ны концерн Daimler-Benz продолжал оставаться ведущим производителем военной техники для нужд Рейха. На его конвейерах собирали авиационные двигатели, танки, бронетранспортеры и тяжелые грузовики; кроме того, заводы Daimler-Benz обязаны были производить и поставлять в достаточном количестве все необходимые для обеспечения боеспособности запасные части и узлы. Для этих целей концерном
