у меня больше в жизни ничего. Если я не вернусь в гонки – конец мне. Машины – единственное, что у меня осталось. Я в них нуждаюсь; я должен снова ездить по всему миру. Забыться мне это не поможет, но должен же я хоть чем-то облегчить свою боль». [788]
«Летучий мантуанец», которому на момент возвращения было уже 54 года, даже сумел одержать кое-какие победы в первых послевоенных сезонах, выступая на новых Ferrari, но возраст и старые травмы давали о себе знать все больше. Официально о завершении карьеры Тацио так и не объявил, но в последний раз вышел на трассу в 1950 году в возрасте пятидесяти семи лет. Через два года у него случился инсульт, приведший к частичному параличу, а на следующий год его не стало. В августе 1953 года в Мантуе за его гробом в сторону кладбища прошествовала многокилометровая процессия. А над семейным склепом, где захоронен его прах, начертано: CORRERAI PIU FORTE PER LE VIE DEL CIELO [789]. [790]
Что до Луи Широна, то он так и остался холостяком, зато продолжал выступать в гонках Гран-при до пятидесятивосьмилетнего возраста, а по завершении карьеры гонщика монегаск нашел себя в роли очаровательного, улыбчивого и разговорчивого церемониймейстера Гран-при Монако – гонки, которую он в свое время лично помогал запустить и раскрутить.
В годы немецкой оккупации Шарль Вайффенбах оставался в Париже и занимался тихим саботажем или, по его выражению, «конструктивным не-сотрудничеством» с властями, делая все возможное, чтобы завод Delahaye не выпускал чего-либо годного для нужд нацистской военной индустрии. [791] В своих подрывных усилиях он был отнюдь не одинок. Многие члены гоночного сообщества Франции участвовали в Сопротивлении. Особо преуспели в подрывной деятельности Робер Бенуа, Уильям Гровер-Уильямс и Жан-Пьер Вимилль, создавшие в Париже и окрестностях совместно с Управлением спецопераций Великобритании (оно же «Министерство неджентльменской вой ны») подпольную сеть сопротивления нацистским оккупантам. Развязка, увы, оказалась трагической: Бенуа и Гровер-Уильямс попались и закончили свои дни в лагерях смерти. [792]
В сентябре 1945 года, всего через год после освобождения Парижа вой сками союзников, возрождение европейского автоспорта как раз и началось с гонки на трассе длиной в 1,7 км в Булонском лесу. Имя этой первой послевоенной гонке дали более чем уместное – «Кубок Робера Бенуа». [793]
После вой ны мсье Шарль возглавил попытку снова реанимировать завод на Банкирской, но теперь уже без участия Жана Франсуа, скончавшегося в 1944 году от пневмонии. Вайффенбаху было уже далеко за семьдесят, но он оставался по-прежнему неутомимым и решил сконцентрироваться на производстве столь нужных теперь стране тяжелых грузовиков, а попутно и различных легковых модификаций старой доброй Delahaye 135. По его заказу ведущие ателье Анри Шапрона, Жака Савчика, Letourneur & Marchand, Figoni & Falaschi создали великолепные классические кузова для этих автомобилей; так что, как отметил один историк автомобилестроения, фирма Delahaye была «бесспорной главной звездой автосалонов». [794]
Невзирая на это, компании приходилось отчаянно бороться за выживание в условиях послевоенной разрухи и скатывания Франции к социализму. К середине 1950-х годов мсье Шарль и владельцы Delahaye были вынуждены пойти на слияние с другой бедствующей французской фирмой Hotchkiss. Не помогло. Через несколько месяцев объединенная компания была продана с молотка, и марка Delahaye канула в лету.
Вскоре после оккупации Франции нацистами Люси Шелл с сыном Филиппом отбыла в США, где их встретил Гарри. В Монако Люси с обоими сыновьями вернулась лишь по окончании вой ны. К автоспорту она больше никакого касательства иметь не желала. Прославленная американская королева скорости, целое десятилетие ходившая в числе записных фаворитов Ралли Монте-Карло, и первая и единственная в истории женщина-владелица топ-команды серии Гран-при была быстро предана забвению. В 1952 году Люси тихо скончалась и была похоронена рядом с любимым мужем Лори на кладбище в Брюнуа. [795]
Дважды в неделю Рене затемно отправлялся на своем Peugeot на Фултонский рыбный рынок на Манхэттене. Важно было попасть туда ровно к пяти утра: приедешь раньше – подсунут вчерашнюю тухлятину; опоздаешь – прибудешь к шапочному разбору. А в пять утра там есть все, что хочешь, и свежайшее – и гребешки, и мидии, и полосатый окунь, и нежнейшие крабы с мягким панцирем. Загрузив рыбу и морепродукты в багажник, он отвозил этот «улов» в глубь дебрей каменных джунглей на задах Рокфеллер-центра, где на востоке 49-й улице в доме 18 располагался ресторан Le Chanteclair, открытый им в 1953 году вместе с Моррисом.
Обычно к возвращению Рене с рыбного рынка брат уже был на месте. Вдвоем они обходили гулкий пустой зал, мысленно приготовляясь к дневному наплыву посетителей. Затем братья возвращались в Куинз, в район Форест Хиллз, где обосновались в паре кварталов друг от друга, и расходились по домам отдохнуть пару часиков, прежде чем отправляться обратно на Манхэттен к открытию ресторана. [796]
К началу вечера в Le Chanteclair стояло бурление от гомона и смеха под старые добрые французские вина и блюда классической кухни. Роль мэтров заведения попеременно исполняли Рене и Морис, – непременно в элегантных костюмах и при галстуках они встречали дорогих патронов и, весело балагуря с ними, сопровождали гостей к их излюбленным местам у стойки или в глубине зала. Сестра Сюзанна была у Дрейфусов за кассира и администратора на телефоне. Шесть дней в неделю, зачастую по четырнадцать часов в сутки в поте лица трудилась эта троица в семейном ресторанном бизнесе.
Более четверти века Le Chanteclair был излюбленным местом сбора и отдыха нью-йоркских участников и энтузиастов автогонок. Стена напротив длинной барной стойки была вся увешана фотографиями с автографами знаменитостей – и старой гвардии в лице Нуволари, Широна, Вимилля и даже-таки Караччолы, и нового поколения, представленного столь славными гонщиками как Фил Хилл, Стирлинг Мосс, Эй-Джей Фойт, Джеки Стюарт и иже с ними. Были среди представителей этого нового поколения и завсегдатаи Le Chanteclair, и у этой когорты Рене и вовсе почитался чуть ли не за крестного отца.
Бар располагался при входе, а обеденный зал – дальше, в глубине. Стены его были расписаны видами Франции, в частности, на одной была в деталях воспроизведена площадь Согласия. Посетители редко расходились, не дождавшись кого-нибудь из знаменитостей, и не только автогоночных. Частенько захаживали в Le Chanteclair и Уолтер Кронкайт [797], и Нил Армстронг, и Эдит Пиаф, и Билли Джин Кинг [798], и Уильям Фолкнер. Всех их влекла сюда не только отменная кухня и знатная коллекция французских вин
