После этого открылась еще одна винокурня — в Канаде, — а следом, всего через несколько лет, новые заводы на Мартинике, в Панаме, в Испании. Теперь, когда заводов «Бакарди» стало так много и их разделяли тысячи миль, остро встала задача контроля над качеством. Компания «Бакарди» всегда славилась неизменностью вкуса независимо от места производства рома. Она очень гордилась тем, что может гарантировать, что бутылку белого рома «Бакарди», откупоренную в Германии или Бразилии, невозможно отличить от такой же бутылки, откупоренной в Нью-Йорке или Мехико. Покупателям нравилось знать, что они приобретают. Однако давно миновали те дни, когда Даниэль Бакарди проверял ром, плеснув его на руки и понюхав ладони. Теперь в фаворе были лабораторные анализы и техническая оценка на основе методов, разработанных Хуаном Грау. Например, Грау установил, что отличие мексиканского рома от его кубинской и пуэрториканской версий было вызвано высоким содержанием сульфита в мексиканской мелассе. Тогда Грау придумал процедуру очистке мелассы перед ферментацией и таким образом нейтрализовал нежелательный привкус. Его методология разъяснялась в техническом руководстве, которым пользовались на всех заводах «Бакарди» по всему миру. Инженеры-химики на каждом заводе надзирали за производством и следили, чтобы ром соответствовал техническим стандартам компании. В головной конторе «Бакарди энд Компани Лимитед» в Нассау была оборудована техническая лаборатория, и все предприятия «Бакарди» ежемесячно отправляли туда пробы рома на анализ сотрудникам лаборатории и специалистам по рому.
С начала шестидесятых до конца семидесятых годов «Бакарди» совершили беспрецедентный в истории производства спиртных напитков рывок в развитии. В 1960 году, в год экспроприации кубинского завода, компания продала по всему миру 1 700 000 ящиков рома по дюжине бутылок в каждом. К 1976 году ежегодные продажи рома составляли свыше десяти миллионов ящиков — так что в среднем продажи в этот период возрастали на 12,5 процентов в год. Хуан Прадо, размышляя о развитии компании в годы после Кубы, предположил, что экспроприация кубинской собственности, в сущности, подхлестнула ее развитие. «Многие полагают, будто Бакарди должны благодарить Кастро за все, чего мы добились, — говорил он, — ведь если бы мы остались на Кубе, нам бы это не удалось». Важнейшая перемена, как утверждает Прадо, состояла в том, что утрата кубинского завода заставила «Бакарди» раз и навсегда отказаться от пивного бизнеса и сосредоточить все усилия на роме. Пиво «Атуэй» за границами Кубы было практически никому не известно и столкнулось бы с такой мощной конкуренцией, с какой рому «Бакарди» никогда не приходилось иметь дела. Более того, высокие затраты, необходимые для строительства пивоварни и транспортировки продукции, сделали инвестиции в новое пивное предприятие неоправданно рискованными. Лишившись дочерних предприятий «Атуэй», компания «Бакарди» волей-неволей была вынуждена расширять производство рома в разных странах ради самосохранения. Расширилась — и добилась процветания.
* * *
Изгнание раскололо историю «Бакарди» на «до» и «после». Пока компания «Ром «Бакарди»» была частным предприятием в героическом городе Сантьяго и находилось в собственности одной кубинской семьи, тесно связанной с революционным наследием города, она оставалась только и исключительно кубинской. Это изменилось, когда семья, руководство и технический персонал вывел компанию и название «Бакарди» за рубеж — на Багамы, в Майами, на Бермуды, в Пуэрто-Рико, в Мексику, в Бразилию и другие страны.
Переход от маленькой кубинской фирмы, рассчитанной на местный рынок, к корпорации мирового масштаба к 1960 году уже начался, но после событий этого года резко ускорился. К 1970 годам маркетинговые исследования в Пуэрто-Рико показали, что устарелые представления о роме «Бакарди» как о кубинском продукте, в сущности, мешают продажам, очевидно, потому, что кубинские эмигранты, осевшие в этих местах, заслужили среди коренных жителей репутацию заносчивых снобов. В ответ компания пересмотрела свою маркетинговую политику и постаралась сделать так, чтобы ром «Бакарди» теснее ассоциировался с пуэрториканскими традициями, в частности, стала спонсором ежегодной ярмарки кустарных промыслов на территории завода неподалеку от Сан-Хуана, где выставлялись лучшие ремесленники Пуэрто-Рико.
Однако опыт изгнания не разорвал связи «Бакарди» с Кубой — только, пожалуй, перевел их в частную сферу. Изнутри «Бакарди» оставалась кубинской. Компания попрежнему находилась в собственности исключительно членов семьи, и сами Бакарди ни на миг не забывали о своем кубинском прошлом, как и работники «Бакарди», которые уехали с Кубы вместе с семьей владельцев и остались верны компании. В изгнании привязанность Бакарди к компании и друг к другу в рамках расширенного семейного круга стала способом сохранить кубинское самосознание. Мануэль Хорхе Кутильяс, инженер компании и правнук Эмилио Бакарди, убедился в важности этих связей много лет спустя, когда стал председателем совета директоров «Бакарди». «Благодаря «Бакарди» мы как семья пострадали в изгнании не так сильно, как многие другие кубинские семьи в этой стране, — сказал он. — У нас была «Бакарди», она стала нашей страной. Мы смогли сохранить в себе кусочек Кубы».
Личная зависимость Бакарди от фирмы в первые годы изгнания — и с точки зрения финансов, и с точки зрения самосознания, — укрепила семейный характер компании несмотря на то, что «Бакарди» становилась все более интернациональной и по ориентации, и по образу действий. В 1963 году Бош перевел головную контору американской компании «Бакарди Импортс» из Нью-Йорка в Майами. Этот ход совпал с прибытием на юг Флориды сотен тысяч кубинцев и дал «Бакарди» американский дом в самом сердце общины кубинцев в Америке. Хотя «Бакарди Импортс» была одной из нескольких компаний, входивших в «Бакарди», местоположение в Майами позволило ей стать центром диаспоры «Бакарди». Члены семьи Бакарди были рассеяны по нескольким континентам, но в Майами их было больше всего. Этот город всегда был деловым и коммерческим центром Латинской Америки в целом, а прилив кубинского населения лишь упрочило его положение.
Для новой головной конторы в Майами Бош заказал ультрасовременное восьмиэтажное здание в виде башни. Две стены этого здания покрыты бело-голубой керамической плиткой, выложенной цветочными узорами по эскизам бразильского художника из Ресифи по имени Франсиско Бреннан. Каждая из двадцати восьми тысяч плиток размером шесть на шесть дюймов перед глазировкой и обжигом была раскрашена вручную в студии Бреннана. Само здание стоит на четырех колоннах, под которыми расположен открытый двор, так что оно словно бы парит в воздухе. Здание заняло лишь небольшую долю участка земли на бульваре Бискейн, оставив много места для зелени.
