предложение обменять собаку на любое количество папирос.
В Гмундене, где хотели встретить Рождество, мы получили наконец известие от Мисси, которая хотела встретить нас в Кицбюэле: она неожиданно обручилась с американским офицером – ошеломляющая новость! Питер Харнден, наш будущий свояк, приехал с общими друзьями в Йоганнисберг – там он и нашёл Мисси. Архитектор по профессии и по призванию, он считал военный мундир не больше чем временным переодеванием. Его великодушие, его никогда не исчезающая доброжелательность и его захватывающее жизнелюбие привлекали к нему друзей повсюду, где бы он ни появлялся.
В крестьянском доме под Кицбюэлем, где мы наконец нашли комнаты, он занялся тем, что отпилил ножки стола, в безнадежно неуютной большой комнате над коровником положил к стене матрацы и всё покрыл армейскими одеялами; он принес свечи, яичный порошок, арахисовое масло и коньяк, в то время как мы, остолбенев, наблюдали за ним.
Мисси и я спали в единственной спальне на матрасах на полу; Питер запротестовал против высоких, похожих на крепости кроватей. Наконец-то мы смогли рассказать друг другу обо всех пережитых приключениях и обменяться впечатлениями.
Мы обвенчали молодых в церкви Кицбюэля – с русским хором и священником; всё это мы достали, как по волшебству, из близлежащих лагерей для беженцев.
Свадьба представляла собой пёстрое общество приглашённых: французские офицеры со своими женами, Джонни Херварт (будущий немецкий посол в Лондоне) и его жена – друзья Питера, и наш старый дядя Сергей Исаков со своей семьёй, который как раз только что покинул Польшу.
Всё это казалось далеким от действительности началом и всё же явилось основой большой семьи и многих счастливых лет. Оба уехали в спортивном автомобиле BMW, который Питер вытащил из Рейна, – он гордился тем, что никогда ничего ни у кого не отнял во время войны.
Снег начал таять, в ручьях и реках поднялись, журча, воды; молодые люди сидели в красивых тирольских костюмах у своих деревянных домов и играли на цитре. Цветочные ящики под окнами ломились от цветов, из-за них в низкие комнаты едва проникал свет. Мы могли кататься на лыжах высоко в горах и ждали когда наконец мы получим свои французские пропуска.
В один приём необузданной несдержанности мы съели за три дня весь запас продуктов на месяц: одно яйцо на каждого, четверть фунта масла и кусочек колбасы, а сушеный горох, хлеб и овсяную муку мы подарили соседям. В последний момент сломалась машина, и, после того как мы получили необходимую запасную часть в обмен на мою австрийскую блузку, мы наконец смогли отправиться в путь!
Когда мы пересекли австрийскую границу у Фельдкирха, дежурный таможенник загорелся желанием просмотреть содержимое моей сумочки. В путешествиях я возила свои драгоценности в красном кожаном мешочке, в котором раньше хранились «тапочки для поездок». В темной комнате чиновник рылся в сверкающих камнях. Он вытащил булавку для галстука, бриллиантовая головка которой представляла собой крошечного петуха. Он подержал её против тусклого света и спросил: «Видимо, золото?» Я безмолвно смотрела на него и смогла лишь вымолвить: «Может быть…» – «Ну ладно, берите это с собой», – сказал он дружелюбно и собрал снова всё в сверкающую кучку. Мы были одеты просто, и он посчитал драгоценности за безделушки и карнавальные украшения. Запоздало я вспомнила, что в одной из анкет стояло: «Никаких ценных предметов!». В мыслях я уже попрощалась со своими драгоценностями.
Выставленное открыто напоказ очевидное благосостояние Лихтенштейна было просто ошеломляющим!
Улицы были такими чистыми, что на них можно было спать; дома и машины казались нетронутыми, как игрушки, вынутые из коробок; магазины переполнены часами; коровы мирно паслись на зеленых, как салат, лугах; упитанные сельские жители с гладкими лицами поднимали неодобрительно брови, если видели непрошенных гостей, побуждая, как в гипнозе, показывать лучшие манеры.
Мы сразу же почувствовали себя законопослушными гражданами.
Несколько дней мы жили у Лихтенштейнов в Вадуце, в их сказочном замке, полном невероятных сокровищ. Наши хозяева покинули Вену, после того как два года назад в замок попала бомба. Нас приняли с большой теплотой: князь Иосиф использовал своё положение главы этого карликового государства, чтобы помочь, насколько это было возможно, столь многим своим родственникам и друзьям; Джина, урожденная Вильчек, обладала всем очарованием и обаянием своей семьи, она, конечно же, с интересом слушала новости о своих родственниках.
В Цюрихе мы одну ночь провели в отеле Baur au Lac. Нам дали номер люкс с огромной гостиной; пышный букет цветов украшал стол, рядом с букетом стояла корзина, полная фруктов, – не только ежемесячный апельсин.
Думать о том, во что это нам обойдётся, не хотелось. В довершение всего, когда мы решили обменять наши английские фунты, служащий холодно сказал: «Они фальшивые». Наше ошеломление подействовало на него, и он объяснил, что нацисты подделывали иностранную валюту в большом количестве; даже их шпионы расплачивались этими деньгами.
Когда мы ехали по Франции, нигде не могли поесть из-за нехватки денег, и так наконец добрались до испанской границы. Пограничник собрал наши странно выглядевшие документы и исчез с ними на какое-то время в своей будочке: они ещё никогда не видели ничего подобного и не могли взять на себя ответственность разрешить нам въезд. Но мы уже покинули Францию и не могли туда больше возвращаться с нашей транзитной визой. Было поздно звонить в Мадрид, и, кроме того, испанские телефоны проиграли бы конголезским барабанам. «Demora» («Задержка») звучало одно и то же объяснение, сопровождаемое неуверенным жестом.
Мы чувствовали себя, как бегуны, которых в последнюю минуту перед целью тянут за веревку назад, мы ожидали трудностей везде, но не здесь.
На следующее утро, после жалко проведенной ночи в одной «fonda», наш звонок дошёл до Мадрида. Всё здание пограничной службы зазвенело от неумеренных извинений; нам приветливо помахали вдогонку.
Поездка в Кёнигсварт и Пласс. 1964 год
Я бы предпочла никогда больше не возвращаться в Кёнигсварт. Но у Павла было ощущение, что он должен ещё раз съездить туда, чтобы навсегда освободиться от тоски по дому.
Мы думали, что будет лучше, если мы пересечем чехословацкую границу хорошо отдохнувшими, в оптимистическом настроении; мы решили быть у границы утром, поэтому переночевали в близлежащем Марктредвиц.
Приехав рано утром на границу, мы оказались там в этот час одни, и все же Павлу пришлось очень долго ждать в маленькой будке пока приготовили документы и выдали визу – на один день. Когда он возразил, что хотел бы остаться на два, то получил
