18 октября 1989 года его сместили.
Ещё пытались посадить на его место несколько человек той же «масти», но они исчезли в молниеносной последовательности – сметённые или забытые.
Какими бы ни были его побудительные мотивы и какое бы будущее ни предстояло России, Горбачёв заслуживает вечной благодарности за то, что позволил Средней Европе идти своим собственным путем.
Стена, которая разделяла обе Германии, разрушилась без единого выстрела 9 ноября 1989 года. Люди с обеих сторон, плача, бросались в объятия друг другу. В один миг у всех на глазах предстала вся чудовищность насильственного раздела, и невероятно великодушное и сердечное гостеприимство, которое было оказано всем восточным немцам, показало другое лицо ославленного материализмом западного мира.
Молодые люди устремились в Берлин, чтобы присутствовать при историческом событии.
Бурное ликование, наполненное новой целью и ликующей радостью, омрачилось трагической тенью: чтобы дать лучший обзор телекамерам, построили легкую стальную конструкцию, на которую забирались и за которую цеплялось большое количество людей. Вскоре она рухнула с тяжелейшими последствиями. Но полицейские с обеих сторон трясли друг другу руки. Ненавистные Штази, агенты тайной полиции, и восточно-германская армия – остриё копья возможного советского нападения, растворились как дым. Вскоре можно было на каждом рынке за бесценок купить их мундиры и ордена Ленина и Сталина.
Распад начался с «Солидарности» Валенсы и мужественного сопротивления поляков ненавистному им режиму.
Венгрия пошла дальше. Беспощадную расправу с народной революцией 23 октября 1956 года венгры забыть не могли. 23 октября 1989 года, в годовщину неудавшегося восстания, они официально отвергли коммунизм. Подобно политикам других стран, их руководители попытались судорожно удержаться на обломках власти, что в конце концов обеспечило повсюду плавный переход.
Ещё 13 августа ГДР, находившаяся в твёрдых руках Хонеккера, праздновала годовщину сооружения Берлинской стены как символа железного занавеса, простиравшегося от Травемюнде на севере до Варны на Чёрном море: парады, почтовые марки, народное ликование. Но одновременно нескончаемая вереница «Траби» [35] тянулась к венгерской границе, которая открылась для беженцев.
В форме коробок разных цветов машины были похожи на русские пасхальные яйца. Молодые семьи, которые ехали в них, везли свои пожитки – сколько могли вместить эти маленькие машины.
Хотя негативно настроенная пропаганда и сеяла в этих людях сомнения относительно нового мира, в который они ехали, но для них всё было лучше, чем уныние, ложь и гнёт в своей стране.
Измученные, озабоченные и подавленные попадали первые тысячи переселенцев в объятия совершенно отлаженного западно-германского образа жизни. Деньги, питание, одежда, игрушки для детей, предложения на работу для специалистов и прежде всего западно-германский паспорт, который обещал поездки по миру, о которых они давномечтали: ходить под парусом в Средиземном море, Италия, страна, где цветут лимоны… Всё это было слишком, чтобы быть правдой!
Когда границы ГДР открылись, бесконечный поток беженцев сильно увеличился, и местное население встревожилось: существовала граница гостеприимства и возможностей принять чужих.
На этот случай имелось мощное и почти нереальное решение – восточно-немецкую марку приравнять к западной, взять на себя восточно-германские пенсии и поддержать любую попытку восстановления полностью разрушенного хозяйства и инфраструктуры. Может быть, беженцы остались бы тогда дома!
Вся восточно-немецкая телефонная сеть была перестроена ещё до выборов – при условии отрезать все тайные подключения. Служащие приступили к работе с лукавой радостью, но на следующий день разразилась волна протестов некоторых «отрезанных».
«Запишите по крайней мере этих людей, – был совет западного партнёра. – Тем самым вы тут же получите список агентов комитета государственной безопасности!».
Даже пессимисты в соседней стране не ожидали такого размаха бедствия: железнодорожные цементные шпалы были почти разрушены, и поезда могли ездить лишь с риском, все дороги были изрешечены пробоинами, каждое здание обветшало, больницы и санитарные сооружения находились в состоянии ужасного запустения.
Каждое западногерманское предприятие по строительству дорог пришло на помощь, чтобы сразу же привести в порядок свыше пятисот ведущих на Восток дорог. При этом открыли подземные туннели у пограничной линии, которые служили надёжным путём для шпионов и террористов.
Пограничная служба распалась. Но не было почти никаких указателей дорог, так что компас был почти так же необходим, как для Христофора Колумба.
Огромные «контейнеры» везли пачки банкнот для предстоящей денежной реформы. Новый, знакомый и всё же такой чуждый мир разворачивался перед нашими глазами.
В соседней Чехословакии чудо освобождения Вацлава Гавела из тюрьмы после нескольких лет заточения открыло за ночь границы.
Мы никогда не думали, что возвратимся туда. Постепенно воспоминания о людях и слухи из Кёнигсварта утихли – скрип каждой двери, запах старой кожи и роз…
Мы вели интенсивную и наполненную жизнь, и, когда посещали восточно-европейские страны, у нас было ощущение, будто мы прибыли с другой планеты.
Но теперь вдруг наши миры слились. Как бы фантастичен ни был конец коммунизма, следовало сожалеть, что едва ли хватит времени, чтобы стать свидетелями полного выздоровления Европы.
«Надежда – это духовная величина. Она не вне нас, но находится в нас самих».
«Равнодушие и безразличие – начало скатывания в ничто».
«Мера человека – его чувство ответственности».
(Гавел, из его писем к жене из тюрьмы)
29 декабря 1989 года писатель Вацлав Гавел был единогласно избран президентом Чехословацкой Республики.
Лишь за несколько месяцев до этого он был условно выпущен из тюрьмы.
Будучи арестованным несколько раз, он пережил более четырех лет принудительных работ.
Для своих земляков он был воплощением бесстрашной непреклонности. Солженицын сказал, что единственной возможностью противостоять гигантской лжи коммунизма является бесстрашное разоблачение искажения им правды. Чехам действительно посчастливилось открыть такого вождя, как Гавел, чьи высказывания равносильны ударам кулака – будь то в его знаменитой речи о силе слова, или в его приветствии к папе, или в объяснении миссис Тэтчер, что «объединение Германии следует рассматривать как мотор, а не как тормоз Европейского союза».
В своих пьесах и прозе он всегда пытался исследовать «моральные границы человеческого выбора». Ярко выраженное тяготение к театральным эффектам побудило его сделать следующее: выступая в Англии по телевидению, он поставил перед собой коробку, похожую на ту, в которой продают обувь. Совершенно спокойно он вынул из неё предмет, похожий на шар с рождественской елки и объяснил: «Сегодня это самая смертоносная бомба, называемая SEMTEX, ею был уничтожен самолёт над Локерби в Шотландии. Она была изготовлена в Чехословакии шесть месяцев тому назад советским КГБ для Каддафи в Ливии. Сейчас у него таких бомб имеется столько, чтобы совершать террористические акты во всём мире».
Этим он сказал больше, чем телезрители привыкли слышать.
Потом он пошёл на свободные
