Они были так близки к Германии и всё же за сорок пять лет так отдалены, как Луна. Расположенные высоко в Глацене озёра были прекрасной целью прогулок. Они лежали тихо и нетронуто, как и раньше, служа местом водопоя для оленей.
По дороге к аэродрому высоко на горе возвышалась маленькая церковь Пистау. Шпиль луковичной башни в стиле барокко уже издали вырисовывался в вечернем небе. Мерседес бесшумно скользил по извилистой дороге вниз в долину, чтобы потом по крупному серпантину подняться наверх.
Деревенские дома вокруг казались слишком ветхими, чтобы предположить, что в них кто-то живёт. Маленькая церковь выглядела не лучше, хотя крыша и башня были покрыты новым шифером. Наполовину разрушенную деревянную решетку легко было отодвинуть в сторону, но церковь была закрыта на замок. Казалось, что тут начали восстановительные работы, но внешние стены разрушались от сырости. Вокруг маленькой церкви рос редкий буковый лес между покинутыми, одинокими могилами, разбросанными тут и там, с покосившимися или совсем вырванными из земли надгробьями. Все имена на плитах были немецкие, но ни одной смерти после 1945 года. Пока мы бродили среди этих камней, появился мужчина в коротких брюках и с симпатичным открытым лицом. «Я прихожу сюда посмотреть, чтобы никто не проник в церковь», – сказал он, извиняясь; было видно, что мерседес произвел на него впечатление.
Павел представился как «Меттерних из Кинцварта», на что присматривающий за порядком мужчина начал сердечно трясти ему руку со словами: «Я был дружен с вашим садовником Хорватом! Чего только он не делал, чтобы спасти Кинцварт от этих варваров! Но когда он умер, они смогли вдоволь похозяйничать».
Он рассказал нам, что сейчас часто, даже ночью, приходят люди, чтобы побродить по заросшему маленькому кладбищу, как это сделали и мы. «Иногда они поднимают и восстанавливают надгробья, ищут своих предков. Вероятно, сами они тоже отсюда. Вы сами можете убедиться, что стало с этой местностью, после того как вы отсюда ушли!»
В 1945 году всё население области – свыше четырех миллионов местных жителей, говорящих на немецком языке, бывших подданных Австро-Венгерской монархии – было беспощадно изгнано со своей веками обжитой земли, своей родины. Им было разрешено взять с собой только четыре килограмма багажа. Эта насильственная эвакуация происходила часто при ужаснейших условиях. Например, 25 000 человек, большей частью женщин, детей и стариков, погнали так называемые «красногвардейцы» из Брюнна к австрийской границе. Лишь на пустынном перекрёстке дорог у Погорелице было похоронено 800 человек из них.
Разумные чехи – а их было много – не осмелились протестовать. Чтобы предпринять это жестокое «самокалечение», дали свободу разгулу самых низких элементов. Те же люди убили и нашего чешского пивовара Прохаску, а также чешского директора и многих других в Плассе, хотя они никогда не были в связи с наци.
Так же и Гавел был приговорён к четырем годам тюрьмы этим же самым «отрицательным выбором» народа! Чешское население невероятно страдало под этой сволочью, и самосожжение студента Палаха на Вацлавской площади в центре Праги было жестом отчаяния против гнёта.
Поэтому невозможно испытывать какое-то возмущение или отвержение кого-то, кто невиновен в убийстве и грабежах.
Точно так же, как судетские немцы скоро поняли, что они были использованы Гитлером лишь как орудие, чтобы оправдать свое вторжение в Чехословакию, их бывшие соседи, чехи, обнаружили, что они служили лишь предлогом для захвата власти коммунистами, что выразилось в советском вторжении.
Судетцы чувствовали себя в конце обманутыми нацистами точно так же, как и чехи коммунистами. Можно лишь надеяться, что одинаковые судьбы помогут им найти путь к примирению.
Для Чехословакии изгнание этой трудолюбивой, честной и творческой части населения было тяжёлой потерей, которая разрушила пострадавшие области. Судетские немцы в немалой степени способствовали немецкому и австрийскому благосостоянию, хотя прибыли как побитая нищая орда. Их глубокая тоска по потерянной родине возвращает многих из них, как туристов, назад, домой. Они ищут свои корни и могут стать важными посредниками между их новой и старой родиной и сильно способствовать восстановлению последней.
Коммунисты пытались заменить их цыганами или какими-нибудь другими элементами без родины и без корней: они не имеют никакого отношения к стране и ничего не сделали для неё.
Как первый шаг к приватизации состоялось возвращение церкви сорока семи монастырей и храмов. Существует ещё большая забота по их сохранению. Туризм прежде всего в восстановленных исторических местах, которыми так богата страна, мог бы стать источником дохода. Перед правительством Вацлава Гавела стояла огромная задача. Но старая привычка идти навстречу любой трудности с помощью «комитета» и анонимного «одобрения» очень трудно преодолима. Лишь личное участие и личная ответственность, которые влекут за собой и личную удачу или преимущество, как это было бы в случае с совместными проектами – joint ventures – могут продвинуть вперёд эти задачи. Без этого будут исчезать в пустоту необозримые суммы, в то время как сверхловкие дельцы уже творят чудеса с теми возможностями, которые позволяют условия рушащейся системы.
С очень небольшими исключениями каждый значительный памятник культуры в этой некогда «золотой стране» стоит перед одними и теми же проблемами. В течение более сорока лет для их сохранения не было сделано почти ничего. От коммунистов не следовало ожидать никакого ухода за ними, они даже не знали, как защитить и сохранить такие культурные ценности. Бесстыдное разграбление так называемых государственных музеев началось уже очень давно. Бессмысленное «распределение» знаменитых собраний произведений искусства и неквалифицированное обращение с ценнейшими предметами увеличили всеобщий распад.
Отчаянные попытки настоящих специалистов, пытавшихся изменить что-то, оказались безысходными.
Разрушение неудержимо ускорилось за последние десять-пятнадцать лет, как это произошло и во всех других коммунистических странах. Эта система была в действительности раковой опухолью нашего времени. Она породила особый тип, породу крыс, которая могла процветать лишь благодаря коррупции и разрушению, и показала себя неспособной создавать что-либо новое или хотя бы сохранить то, что ей досталось. Её власть покоилась на доносах и предательстве. Эта порода могла жить лишь прошлым, не умея его сохранить, и в каждой стране, где господствовала, она разрушила её сущность, обворовывая от имени государства само государство.
Ветер освобождения веет по Европе. Несмотря на все трудности, которые принесёт с собой восстановление нашего измученного континента, нельзя прежде всего забывать радоваться новому времени.
Публикуемые ниже последние страницы воспоминаний предназначались для английского издания моей книги. Я сочла возможным воспроизвести их и здесь в качестве послесловия к долгожданному русскому изданию и как признание в любви моим русским
