Москвы нас пригласили на первомайский военный парад на Красной площади. Кремлёвский холм был окружён сплошной стеной из военной техники и вооруженных до зубов солдат из частей КГБ – мрачных, с каменными лицами, тщательно следивших за каждым нашим шагом. В ста метрах от них, слишком далеко от кагэбистов, чтобы можно было переругиваться с ними, располагался ещё один кордон, через который нам нужно было пройти, – солдаты регулярной армии. Дружелюбные ребята в фуражках набекрень, весело между собой шутившие, бегло просмотрели наши документы, однако по всему было видно, что и они находятся под неусыпным надзором людей в синей форме.
Нам отвели место рядом со знаменитой трибуной над Мавзолеем Ленина; на ней, словно набитые соломой чучела, виднелись фигуры Хрущёва, Фиделя Кастро и компании. В воздухе не было самолётов, и это меня удивило, но вскоре мне рассказали, что недавно по вине младшего сына Сталина, генерала ВВС и известного пьяницы, над самым Кремлём произошла авария. А потому – больше никаких самолётов! Впрочем, данное обстоятельство могло объясняться недавним появлением самолётов дальнего действия, способных обеспечить бегство предполагаемого убийцы после покушения: к гибели на манер камикадзе русские не слишком склонны. В самом деле, подобная идея – смести этих кукол с вершины Мавзолея – могла показаться весьма соблазнительной!
Когда мы прибыли из Москвы в Ленинград, конфиденциальные беседы и намеки подтвердили наше первое впечатление о том, что, несмотря на железную руку советского правительства, в стране царит недовольство, а главное – о неотвратимом экономическом банкротстве коммунистической системы, которое стало совершенно очевидным в момент её краха в Восточной Европе в 1989 году.
Последующие путешествия по всей России в составе французских и английских делегаций вместе с крупными писателями помогли мне в работе над книгой «Семена надежды» и над историей развития страны, отразившейся в судьбе «некоронованной династии» Строгановых, которые завоевали в XVI веке Сибирь и, таким образом, на счастье или на горе, возвели Великое княжество Московское в ранг мировой державы.
Мы купили домик в Санкт-Антоне в Австрии, чтобы проводить там короткие зимние отпуска: нужно было укрепить лёгкие Павла после болезни, едва не стоившей ему жизни во время страшного отступления из России. Работа на важных постах в автомобильном мире заставила его, к моему удивлению и радости, отказаться от личного участия в автогонках. Вместо этого он увлёкся парусным спортом, и мы провели немало чудесных недель, путешествуя вокруг Балеарских островов на нашей маленькой яхте. Когда мы заходили в какую-нибудь небольшую гавань, наш матрос готовил восхитительные блюда, а я могла читать и заниматься живописью. Это были чудесные передышки в нашей в остальном чрезвычайно деятельной и напряжённой жизни, проходившей обычно между Испанией, где жили родные Павла, и Италией или Францией, где жила моя семья, а главное – Мисси и её дети, между совещаниями и конгрессами Павла и, наконец, Йоганнисбергом, который стал пунктом сбора наших друзей, а со временем и местом проведения музыкального фестиваля Рейнгау.
Новый советский лидер Горбачёв был твёрдый ленинец и хитрый аппаратчик, однако состояние экономики поставило его в безвыходное положение. Уступки стали неизбежными; вначале им предшествовали лозунги: «перестройка», которая так и не осуществилась, и «гласность», ограничить которую уже не удалось. Она смела плотины принуждения, окружавшие все сферы жизни в СССР: религию, информацию, общественное недовольство. Такого обвала Горбачёв не ожидал и справиться с этим процессом сам не смог. В январе 1991 года он попытался захлопнуть открытую дверь: государственные средства спешно переправлялись за границу, к власти был призван лицемерный большевик Янаев – всего этого страна не простила ему до сих пор.
Когда нас пригласили на телемарафон в Ленинград, мы впервые получили возможность привезти в Советскую Россию помощь от международных организаций (Красный Крест и Орден св. Лазаря). Поскольку у нас было огромное количество вещей (которые финская авиакомпания приняла без возражений), со мной прибыли две очаровательные племянницы. По прибытии в Россию мы столкнулись с первыми волнами паники, но финны заверили нас, что даже если все авиарейсы будут закрыты, они вывезут нас из России в целости и сохранности. Успокоившись на этот счет, мы продолжили нашу поездку, которая в целом была очень хорошо спланирована: посещение самых интересных достопримечательностей, встречи с городскими властями и, самое главное, распределение того, что мы привезли с собой: сотен слуховых аппаратов для глухонемых детей, одежды, игрушек и медицинского оборудования для клиник.
В целом эта первая поездка подготовила почву для деятельной помощи в будущем и позволила установить чрезвычайно полезные контакты в городе.
19 августа 1991 года Горбачёв решил навсегда перевести часы назад. Его план был сорван безотлагательными действиями Ельцина, объявившего коммунизму войну. И хотя статуя Дзержинского перед страшной Лубянской тюрьмой была низвергнута, тогда, к несчастью, ещё не пришло время для столь же крайних мер в отношении покоившейся в Мавзолее мумии Ленина, хотя число желавших её увидеть уменьшилось.
В 1993 году последовала новая попытка коммунистического переворота. Ельцин снова спас Россию от возвращения коммунизма.
Между тем наши проекты осуществлялись довольно быстро. В первую очередь они были связаны с заботой о детях – больных, здоровых, но бедных, уличных беспризорниках или брошенных детях, вновь появившихся в огромном количестве, и прежде всего – с помощью клиникам и больницам, самоотверженно делавшим своё дело в условиях крайнего недостатка средств.
На Рождество в нашей церкви в Йоганнисберге выступал хор мальчиков, прибывший на автобусе из Ленинграда (после 6 сентября 1991 года вновь ставшего Санкт-Петербургом).
Мы срочно собрали витамины, конфеты и игрушки. Этот великолепный хор имел громадный успех, поскольку русское хоровое пение по-прежнему оставалось для Запада откровением. Когда я спросила его 23-летнего дирижера (который сам тогда ещё изучал дирижирование, пение и композицию в Санкт-Петербургской консерватории), почему он решил обратиться именно ко мне, молодой человек ответил: «Мы знаем, что вы друг Собчака, а для развития нашей школы нам крайне необходимо отдельное здание, может быть, вы сумеете нам помочь».
В 18-летнем возрасте он начал с того, что вывешивал на стенах домов объявления, приглашая мальчиков от 9 до 13 лет в свою крохотную квартиру, где их обещали кормить и учить пению. Он всегда был не только музыкантом, но и учителем. «Но где же вы брали для них еду?» – спросила я. Оказалось, что помогали соседи, каждый приносил, что мог. Группа выросла с пяти до сорока двух ребят, которых мы и слушали у себя в Поганнисберге. Скоро их будет пятьсот пятьдесят. Между тем нам действительно удалось приобрести для них бывший Дом пионеров, который нуждался тогда в
