Не раз и не два в разговорах упоминалось имя Столыпина, особенно острые разговоры возникали, как только речь заходила о его выступлениях в Думе: одни собеседники резко критиковали его, другие яростно защищали. Оно и понятно… Острые противоречия, породившие войну с Японией, и кровавые столкновения 1905–1907 годов по-прежнему раздирали Россию и многие страны Европы и Азии…
– Вы, Федор Иванович, конечно, не слышали, что Столыпин потребовал удовлетворения от депутата Думы, бросившего ему оскорбление за жесткость проводимой им политики, дескать, меры по пресечению развязанного революционерами терроризма назовут «столыпинскими галстуками». Пуришкевич вспоминал о «муравьевском воротнике», а тут с трибуны бросить такое обвинение сидящему в зале председателю Совета министров. Что тут поднялось… Скучноватый зал словно взорвался, будто по скамьям прошел электрический ток. Депутаты бежали со своих мест, кричали, стучали пюпитрами, крики слились в невероятный шум, даже звонок председательствующего потонул в этом шуме и гаме, пришлось прервать заседание. Тут и разнеслось по коридорам известие, что Столыпин вызывает Родичева на дуэль… Если б депутат не попросил прощения, кто знает, может быть, и мы стали б очевидцами дуэли между председателем Совета министров и депутатом…
«Какое-то поветрие дуэлей тут происходило без вас», – вспоминал Шаляпин слова одного из собеседников.
– Это мелочь по сравнению с дебатами по флоту. Вы представляете, Федор Иванович, в этой Думе дураков и проходимцев договорились до того, что утверждали, что Россия – не морская держава и флот ей не нужен. И Столыпину всерьез нужно было доказывать, что Россия – морская держава и ей нужен сильный, современный флот не только для охраны береговых укреплений, а для того, чтобы вновь стать великой державой, чтобы снова Андреевский флаг гордо реял на наших мощных судах. И если вы откажете в деньгах на флот, говорил Столыпин, то вы нанесете удар дубинкой по нашему престижу, но только нанесенный вами удар не будет ударом дубинки Петра Великого, ударом дубинки-подгонялки. «Вашим ударом вы вышибите из рук морского ведомства, из рук рабочего самое орудие труда, вы вышибите дух живой» – так говорил Столыпин, если память мне не изменяет. Да и вправду сказать… Если мы сворачиваем флот, то, значит, сворачиваем судостроительные заводы, увольняем рабочих, тем самым увеличивая горючий материал в обществе… «Промедление времени – смерти безвозвратной подобно» – вот какими словами Петра Великого закончил свою речь Столыпин.
И сколько раз Шаляпину приходилось слышать разных мнений о противоречиях думских депутатов и правительственных чиновников во главе со Столыпиным. Да и самому пришлось немало перелистать газет, просматривая театральную хронику, чтобы убедиться в правоте сказанного знакомыми и друзьями. В разных газетах – разные точки зрения, но общий смысл происходящего в России можно уловить и высказать в нескольких фразах: в России началась перестройка земельного положения раскрепощенного от рабства крестьянства. Общинный строй отживал, появилась реальная возможность для крестьянина стать хозяином, собственником своей земли там, где община стала тормозом развития хозяйственных отношений и начала расползаться…
«Прав Столыпин, вспомнивший слова Екатерины Великой: «Управлять – это предвидеть», – размышлял Федор Иванович о недавних дебатах о реформах Столыпина по крестьянскому вопросу. – Действительно, для многих сильных крестьян, самостоятельных, бойких, грамотных, община стала принудительным союзом, мешает его самодеятельности, сдерживает его развитие как личности. Действительно, необходимо дать ему свободу приложения своего труда к земле, пусть трудится, богатеет, распоряжается своей собственностью, пусть властвует над землей и свободно дышит, избавляясь, как от ночного кошмара, от кабалы одряхлевшего общинного строя… Конечно, один крестьянин, кто побойчее да посильнее, может прикупить себе еще землицы, удачно собрать урожай, продать его не менее удачно, другой не управился, собрал плохой урожай, заложил землю в Крестьянском банке, а потом и вообще продал ее, не справившись с трудностями… Пусть в таком случае и эта земля достанется удачливому хозяину, который знает, что с ней делать, чтоб она приносила доход ему и прибыль державе. Прав, конечно, Столыпин, когда говорит, что эти законы написаны для разумных и сильных, а не для слабых и пьяных, что пора упразднить кабалу общины, отменить гнет семейной собственности – эту горькую неволю многомиллионного крестьянства, это даст возможность избавить народ от нищенства, невежества и бесправия… Нужен деревне крепкий хозяин, на этого хозяина нужно делать ставку, а не на слабых и немощных. Прав Столыпин, что призывает к полному напряжению своей материальной и нравственной мощи тех, кто способен трудиться на земле, кто может владеть землей, кто может поднять производительные силы единственного источника нашего благосостояния – земли… Только это может поднять нашу обнищавшую, нашу слабую, нашу истощенную землю, так как земля – это залог нашей силы в будущем, земля – это Россия…»
Сколько противоречий, столкновений, конфликтов… Сталкиваются интересы государств, рас, партий, континентов… А какие могучие и вроде бы непримиримые разногласия возникают между людьми, близкими по своим интересам и симпатиям, «впряженными» в одну упряжку.
Недавно Шаляпин смотрел «Синюю птицу» в Художественном театре, побывал за кулисами, поговорил с друзьями в антрактах и после спектакля. И такое порассказали о постановке спектакля, о положении в театре, об интригах, которые здесь плелись, о постоянном противоборстве двух замечательных руководителей его – Станиславском и Немировиче-Данченко. И до этого Федор Иванович многое знал, давно по Москве ходили слухи об этих разногласиях и постоянных спорах двух выдающихся реформаторов театра, но сейчас эти противоречия приобрели характер просто непримиримый… Естественно, каждый из них – ярко выраженная индивидуальность, со своим характером, вкусами, симпатиями и антипатиями. Но ведь противоборство доходит до смешного: Станиславский увлекся постановкой «Синей птицы», а Немирович, говорят, увлекся «Каином» Байрона, тут же поспешив заявить, что к «Синей птице» он «совершенно равнодушен».
Конечно, Шаляпин разговаривал и со Станиславским, и с Немировичем-Данченко, оба восторженно встречали его и подолгу не отпускали, заставляя его рассказывать о своих поездках и впечатлениях. Но как они были различны, хотя и того и другого Шаляпин выслушивал с удовольствием, зная об их разногласиях.
