он сел на место, я не нашелся с ответом. Такая вот была программа. Конечно, я не подготовил речь, не подумал о Керзоне и о том, что он может сказать, но я встал, Фрэнк, и сказал о нем истинную правду, и все приняли это, как горчайший сарказм, радовались и аплодировали, хотя то, что я сказал, было просто чистейшей правдой. Я рассказал, как тяжело было Керзону работать и учиться в Оксфорде. Все хотели с ним познакомиться из-за его положения в обществе, поскольку он собирался в Парламент, где наверняка стал бы видным деятелем, все перед ним заискивали, но он знал, что нельзя поддаваться такому соблазну, поэтому сидел в своей комнате, обвязав голову влажным полотенцем, работал и работал непрерывно.
На первых порах, сдавая экзамены, требующие лишь хорошей памяти, он получал наивысшие оценки. Но даже успех не мог заставить его расслабиться: дни его были наполнены трудами, к каждому экзамену в колледже он относился очень серьезно, он записывал даты красными чернилами и развешивал их по стенам, заучивал наизусть страницы описаний неинтересных событий и записывал их синими чернилами в своей памяти, и в конце концов получил выпускной аттестат вторым в классе. И теперь, заключаю я, «сей образцовый юноша выходит в жизнь, и, конечно же, он отнесется к жизни со своей серьезностью, конечно же, любой ценой станет вторым в классе, сделает великолепную и достойную всяческого восхищения карьеру».
Фрэнк, все расхохотались, и Керзон, следует воздать ему должное, потом подошел ко мне и извинился, он был очарователен. Меня буквально носили на руках, мы прекрасно провели ночь.
Помню, мы говорили всю ночь, или, вернее, я говорил, а все прочие слушали, поскольку в английском обществе наконец-то начали понимать важность великого принципа разделения труда. Хозяин подает превосходные блюда, превосходное вино, превосходные сигареты и превосходнейший кофе - такова его роль, а гости слушают: это - их роль, а я в это время - говорю, и звезды сияют от удовольствия.
Уайндхэм тоже там был, ты ведь знаешь Джорджа Уайндхэма с его прекрасным лицом и точеной фигурой: он бесконечно умнее Керзона, но у него нет напора Керзона, или, следуя твоей формулировке, он не так хорошо понимает среднестатистического человека, как Керзон. Со мной он был очарователен.
Утром мы все вместе отправились любоваться рассветом. Несколько юношей, опьяненных молодостью и весельем, в том числе, конечно же, и Керзон, разделись, бросились в озеро, начали плавать и нырять, словно школьники. Очень много от школьника есть в душе каждого англичанина - вот почему они такие милые. Выбравшись из озера, они бегали по траве, чтобы высохнуть, а потом начали играть в теннис, как были - абсолютно голые, будущие правители Англии. Никогда не забуду эту сцену. Уилфред Блант пошел в апартаменты жены и переоделся в какую-то фантастическую пижаму, внезапно открыл окно верхнего этажа, вышел на балкон, уселся, скрестив ноги, смотрел на безумную игру в лаун-теннис, точь-в-точь как розово-зеленый Будда, а я прогуливался с кем-то, заказывал горячий кофе, пока безмолвный рассвет не озарил серебром прекрасную зелень парка...
Теперь лорд Керзон играет в короля Индии, Уайндхэм - на пути к власти, а я скрываюсь в нищете и позоре здесь, в Париже, отверженный изгнанник. Что же тут странного, если я не могу писать, Фрэнк? Ужасная несправедливость жизни сводит меня с ума. В конце концов, что такое их достижения по сравнению с моими?
Если мы сейчас уснем, и проснемся через пятьдесят или сто лет, никто ничего не будет знать про Керзона, Уайндхэма или Бланта, всем будет всё равно, живы они или умерли, а мои комедии, рассказы и «Баллада Рэдингской тюрьмы» - все будут знать эти произведения, их будут читать миллионы, и даже моя несчастная судьба будет вызывать всеобщее сочувствие».
Всё это было довольно верно, и об этом нужно помнить, но даже когда Оскар говорил о людях более великих, чем он, подход у него был точно такой же: он ценил себя невероятно высоко. Он никогда не сравнивал свои произведения с чьими-либо другими, не переживал, стараясь найти свое подлинное место в литературе - а ведь это волновало даже Шекспира. С самого начала, с юных лет он был уверен, что он - великий человек и его ждут великие свершения. Многие из нас лелеют такую веру и столь же убеждены в этом, но не у всех эта вера сохраняется на всю жизнь, как у Оскара, определяя каждый их поступок. Например, однажды я заметил, что почерк Оскара очень характерен, незабываем. «Я вырабатывал его, - объяснил Оскар, - еще в детстве. Я хотел, чтобы у меня был особенный почерк - разборчивый, красивый и характерный именно для меня. В конце концов, мне удалось выработать такой почерк, но это потребовало времени и усилий. Мне всегда хотелось, чтобы у меня всё было особенным», - улыбнулся Оскар.
Он гордился своей внешностью, был чрезмерно доволен своим высоким ростом, даже тщеславно этому радовался. «Благодаря высокому росту можно выделиться», - заявлял Оскар, а однажлы даже сказал: «Наполеона невозможно представить коротышкой: всегда думаешь о его великолепной голове, и забываешь о его маленьком толстом тельце. Должно быть, он очень досадовал из-за этого - коротышки не внушают уважения».
При этом Оскар абсолютно не осознавал тот факт, что большинство высоких мужчин не носится со своим ростом как с преимуществом. В целом он соглашался с Монтенем, который утверждал, что высокий рост - главное украшение мужчины: это делает представительным.
Оскар ничего не вынес из критических замечаний, он был исполнен чувства собственного достоинства, несмотря на добродушие, и если в его произведении находили изъяны, он в ответ просто туманно улыбался или менял тему разговора, словно его это не интересовало.
Я продолжал давить на его самолюбие, чтобы заставить его писать, но в ответ всегда слышал одно и то же:
- О Фрэнк, я не могу писать в столь отвратительных условиях.
- Но ты можешь прямо сейчас улучшить свои условия, и получить много денег, если начнешь писать.
Оскар в отчаянии покачал головой. Я пытался вновь и вновь, но мне не удавалось его растормошить, даже когда я соблазнял его деньгами. Тогда я не знал, что он регулярно получает больше 300 фунтов в год. Я думал, что Оскар абсолютно беден, зависит от случайной помощи друзей. У меня сохранилось его письмо примерно тех времен - он просил у меня хотя бы 5 фунтов, словно находился в крайней нужде.
Во
