"Этот вечер был одним из самых веселых в моей жизни", – пишет Екатерина в своих мемуарах.
Она стала капризной и требовательной. Обожание Понятовского, почтительное преклонение Вильямса, готовность к услугам Бестужева бросились ей в голову. Она неосторожна в своих развлечениях и высокомерна по отношению к своим врагам. Она насмехается над Шуваловым, резко обрывает французского посла и даже подчас недостаточно почтительна с Елизаветой. Она чрезвычайно похорошела, хотя ее красота и не так безупречна, как в свое время красота Елизаветы. Но зато она обладает гораздо более блестящим умом, все ее существо пышет весельем и отличается вместе с тем уравновешенностью, а главное – она отличается неподражаемым искусством обращаться с людьми.
Всякий, кто к ней приближается, неминуемо попадает под очарование ее личности. Большинство людей чувствует себя в ее присутствии особенно хорошо, потому что она умеет разговаривать с каждым на интересующие его темы и дает каждому возможность показать себя в выгодном свете. Только среди непосредственно ее окружающих лиц она иногда натыкается на противодействие: ее придворные фрейлины иногда как-то недостаточно почтительны. Они на стороне Петра, который дарит своим вниманием то ту, то другую из них, почему каждая и льстит себя надеждой сыграть в будущем роль маркизы Помпадур.
Больше всего шансов имеет в этом отношении графиня Воронцова. По отзывам Екатерины, она самая глупая и сама некрасивая женщина при дворе. Немец Шерер, апологет Петра, упоминает, что Воронцова "ругалась, как солдат, косила, дурно пахла и плевалась при разговоре". Стелин упоминает, что она была рябой и отличалась непомерно большим бюстом. Почему-то именно эта женщина пришлась Петру, несомненно отличающемуся каким-то ненормальным предрасположением, особенно по душе.
Екатерина понимает, что Воронцова значительно опаснее других – она племянница могущественного вице-канцлера и ее мечты идут значительно дальше того, чтобы сделаться царской любушкой. В интимном кружке Петра часто идут разговоры о необходимости "раздавить голову гадюки". В столь непосредственном соседстве с русским троном можно опасаться всяких насильственных актов. Екатерине известно, что Воронцова и во сне видит, как бы стать законной супругой Петра и российской императрицей: уже сейчас ясно, что после смерти Елизаветы враждебные отношения великокняжеской четы должны будут вылиться в острую форму.
В ноябре с Елизаветой приключается новый припадок. Пустота вокруг нее постепенно становится все больше. Не раз случается, что она желает переговорить с тем или иным вельможей и узнает, что данное лицо находится у великого князя или великой княгини. Каждый из них имеет свой клан, своих приверженцев как в России, так и за границей. Партия Екатерины при дворе слабее партии Петра – почти единственной ее опорой является Бестужев.
Тем не менее она не боится смерти Елизаветы: она знает, а еще более того чувствует всеми нервами, что позади своекорыстных участников обоих лагерей, позади стен дворца стоит темная, таинственная, исполинская сила – народ. И она знает, ощущает, что эта темная таинственная сила на ее стороне. Это-то и делает ее такой самоуверенной. Она не переоценивает своей силы и не недооценивает сил своих противников, она недооценивает только жизненные силы, таящиеся в больном теле Елизаветы. Императрице суждено прожить еще несколько лет, а Екатерине суждены еще тяжкие испытания до той поры, когда ее воспитание окажется завершенным и для нее пробьет решительный час.
Демонстративное восхищение Петра Фридрихом Прусским не беспокоит даже австрийского посла графа Эстер-гази, но тихие симпатии Екатерины к Англии не перестают тревожить французскую дипломатию. Все иностранные дворы убеждены в том, что как Екатерина, так и Петр могут быть подкуплены, и никто не находит в этом ничего предосудительного.
Мария-Терезия заключает с Петром как владетельным герцогом Гольштинским договор, согласно которому он получает сто тысяч гульденов и за это предоставляет в ее распоряжение свои гольштинские войска. Никто не сомневается в том, что эти вымуштрованные на прусский лад, носящие прусские мундиры и чувствующие по-прусски гольштинские войска окажутся в войне с Пруссией совершенно непригодными, но Мария-Терезия думает, что она подкупила жадного до денег Петра и сможет рассчитывать на его благодарную лояльность в случае его вступления на престол.
С Екатериной дело обстоит сложнее. Несмотря на отъезд Вильямса, подозрения насчет того, что в карманы Екатерины какими-то подземными каналами текут английские деньги, не утихают. Так как Франция в то время слишком бедна, чтобы прибегнуть к контрподкупу, то там помышляют о других путях, которыми можно было бы внушить русской великой княгине "соответствующие чувства".
Французы знают, что Екатерина переписывается со своей матерью, и так как они имеют столь же неверное представление о личности Иоганны-Елизаветы, как о ее влиянии на Екатерину, то в один прекрасный день на французского офицера маркиза де Френь возлагается щекотливое поручение навестить княгиню Цербстскую и побудить ее пустить в ход все свое материнское влияние для достижения "благой цели". Так как Цербстское княжество соблюдает нейтралитет, то маркизу, переодевшемуся в штатское платье, удается попасть через Гамбург в старый дворец, где его превосходно принимают.
С тех пор как услужливость княгини по отношению к Фридриху II принесла ей мало благодарности и почестей, но зато доставила много неприятностей, ее восхищение прусским королем в значительной мере охладело. Теперь она уже всецело мать российской великой княгини, получает от русской императрицы щедрую пенсию, а Франция союзная с Россией держава. Кроме того, де Френь приятный собеседник, а жизнь в Цербсте скучнее, чем была когда-либо. Иоганна-Елизавета радуется, что в Париже и Версале строят политические планы в расчете на ее персону. С той порывистостью, которая была ей всегда присуща в тех случаях, когда ей предоставлялась возможность сыграть политическую роль, она садится за стол и пишет обстоятельное письмо дочери, которое, однако, никогда не попадет в руки Екатерины, а попало, весьма вероятно, в руки Фридриха. Во всяком случае, Фридрих каким-то путем узнает о присутствии в Цербсте французского офицера и отдает приказ о немедленном аресте подозрительного иностранца.
Де Френь проводит целых пять лет в тюремном заключении, и только в 1763 г. Екатерине, к тому времени уже императрице, удается добиться его освобождения.
На княжество Цербстское налагается пеня в сто тысяч дукатов за то, что оно, вопреки своему нейтралитету, скрывало французского офицера.
