готова.
Весь апрель Жан Франсуа продолжал биться над постройкой своего нового двигателя. В начале года уйма времени ушла на освоение технологии отливки блока цилиндров из магниевого сплава: литейщики пробовали и так, и этак, но в расплаве всякий раз образовывались пузыри газа. После застывания отливка оказывалась пористой и не держала давление при опрессовке водой. Блок выглядел будто изъеденным термитами. У Delahaye было достаточно опыта в отливке чугунных блоков, а тут легкий магний, который и ведет себя совершенно иначе…
Но справились, и в конце весны Франсуа наконец собрал работающий двигатель. Затем, естественно, возникли проблемы в ходе стендовых испытаний нового мотора – снова преподнес сюрприз легкосплавный блок: коэффициент тепловых деформаций сильно отличался от стали, из которой были выполнены шпильки крепления головки блока. Из-за этого двигатель буквально разрывал сам себя при прогреве.
И без того расстроенный из-за массы непредвиденных проблем Франсуа, узнав о сорванном Bugatti первом куше из заветного призового фонда, пришел в такое отчаяние, что совсем уже был готов забросить переставший ладиться проект. И когда мсье Шарль уже отчаялся пришпорить его своими бестактными понуканиями, Люси просто сказала: «Работайте спокойно, пока все не заработает». [467]
В мае Рене неожиданно для себя самого после долгого перерыва снова оказался за рулем Maserati – на этот раз на Гран-при Триполи и в самом хвосте кавалькады стартующих. Красная полуторалитровая voiturette [468] выглядела игрушечной на фоне выстроившихся в первых рядах машин формулы Гран-при, пилотируемых немцами и его бывшими партнерами по Alfa Romeo. [469] В первой половине сезона-1937, в те выходные, когда соревнований спортивных авто не проводилось, Рене с разрешения Люси выходил на старт состязаний в классе voiturette в качестве независимого гонщика на машине, предоставленной ему для этого Maserati [470].
Организаторы Гран-при Триполи в том году допустили полуторалитровые машины до общей с формульными гонки, чтобы заполнить рассчитанное на тридцать участников стартовое поле, хотя понятно было, что конкуренции старшим сородичам они составить не в состоянии. Так Рене и оказался в числе одиннадцати гонщиков на машинах класса voiturette, среди которых разыгрывался отдельный приз, сумма которого составляла треть от гонорара Гран-при. В любом случае, Дрейфусу приятнее было участвовать в гонке хоть на чем-то, чем слушать в Париже радиотрансляцию из Триполи. [471]
На трассе вокруг лимана Меллаха стояла сорокоградусная жара, когда лично губернатор Бальбо дал старт гонке отмашкой государственным флагом Италии. Формульные машины – мешанина из «серебряных стрел» из двух немецких колчанов и красных Alfa Romeo – успели выйти из первого скоростного поворота к тому времени, когда Рене на своей вяло стартовавшей по этому пеклу Maserati в него только вошел. А затем еще до завершения им первого круга автодром окутала такая мгла из взметенного гонщиками песка и дымного марева выхлопных газов, что не только горизонта, но и вовсе никаких ориентиров в поле зрения не осталось, – все расплылось и стерлось.
Его Maserati, однако, оказалась достаточно юркой и прыткой зверушкой, и Рене вышел в лидеры в своем классе задолго до середины дистанции и уверенно отрывался все дальше от преследователей. Но при этом его снова и снова с истошным ревом обходили на круг формульные машины, возникавшие будто из ниоткуда, проносившиеся мимо в вихрях песка на скорости 280 км/ч и тут же растворявшиеся в знойной мгле. Находиться с этими тварями на одной трассе было просто жутко. Тем не менее, Рене финишировал первым в своем классе, проявив и мастерство, и железные нервы, то есть, именно то сочетание качеств, которое в прошлом и делало его топовым гонщиком Гран-при.
Первым же к финишу прискакал впервые вышедший на старт официальной гонки Mercedes W125. Вот только победу на нем праздновал и награду из рук Бальбо принимал двадцативосьмилетний Герман Ланг, опередивший не только соперников из Auto Union, но и Руди с Манфредом фон Браухичем – к их немалой досаде. [472] Ведь этот выходец из механиков команды Mercedes всего лишь год назад обслуживал их машины. Когда дошло наконец до выпивки в баре, Манфред громко распорядился: «Всем шампанского!.. Ах, да… И одно пиво – Лангу». [473] До Рене же и его победы в своем классе на Maserati никому там никакого дела вовсе не было.
В перерывах между соревнованиями спорткаров и voiturette Рене частенько наведывался на завод Delahaye справиться о том, как продвигается постройка 145-й. Жан Франсуа продолжал корпеть над двигателем до тех пор, пока не справился с течами блока цилиндров, разбалтыванием клапанов и структурной слабостью конструкции. В итоге магниевый блок у него вышел вдвое легче аналогичного чугунного. В грубом приближении, при том же весе, что и у прежнего двигателя, которым оснащались Delahaye 135, новый V12 вышел на 50 % мощнее и на 1000 об/мин оборотистее старого. [474]
В начале июня Рене неожиданно получил по телефону странное приглашение от Бэби Хоффман заехать и составить ей компанию за обедом для важного разговора тет-а-тет. Странным оно было хотя бы потому, что Бэби со времен его гонок за Ferrari считалась лучшей подругой его жены, – и какие такие секреты у нее могут быть от Шушу? Заехав за ней, Рене застал Бэби за сбором чемоданов.
– Вот, съезжаю от Луи, – сказала она. – И выхожу за Руди. [475]
Рене не стал ее отговаривать. Ее жизнь – ее право. Но и желаемого одобрения от него она не дождется. Луи – один из его самых близких друзей. Более того, хотя Рене ничуть не верил в то, что Руди действительно разделяет нацистские идеи и симпатизирует им (в отличие о Манфреда), он откровенно прогнулся под их давлением и безропотно встал в первые ряды героев, салютующих Гитлеру. Все это Рене проговорил сугубо про себя, а так – просто отвез Бэби с вещами до вокзала.
На следующее утро Рене проснулся от того, что кто-то ломится к нему в дверь, встал, открыл. На пороге квартиры стоял разъяренный Луи: «Как она только могла так со мною поступить?! Может, ты мне объяснишь?!»
Ни объяснить другу чего бы то ни было, ни успокоить его Рене был не в силах. Луи был просто невменяем от злости, иначе и сам бы мог припомнить, что несколько лет назад в точности так же увел Бэби у ее первого мужа. Луи ушел от Рене в такой же ярости, в какой пришел.
Смерть, соперничество, измены, старые счеты, политика – все это смешалось в мире Гран-при
