class="a">[510] И тут, на треугольной трассе Реймс-Гу, он определенно вознамерился начать претворять эту беспроигрышную стратегию в жизнь, пустившись по залитому маревом от жаркого солнца и прямому как стрела на участках между поворотами дорожному полотну с места в карьер. Рене, однако, держался за ним как приклеенный, благо его 145-ка бежала на этот раз отлично. На третьем круге, отставая от его Bugatti T59 всего на два корпуса, Рене, разогнавшись под 200 км/ч, пошел было на обгон Жан-Пьера, – но тут вдруг руль в его руках забился крупной дрожью, а корму машины резко повело вправо. Лопнула шина.
Delahaye выписала три полных пируэта и врезалась задним колесом в бордюрный камень. Рене едва не вылетел, чудом удержавшись в кокпите до упора расставленными коленями, а 145-я, перемахнув через бордюр, сделала еще несколько оборотов по придорожному полю, прежде чем остановиться. Ошеломленный Рене вылез во взметенные ими клубы пыли. Рука мокрая. Посмотрел: кровь хлещет из рассеченного запястья. Быстро перетянул рану шарфом.
Когда пыль осела, Рене осмотрел лопнувшую переднюю шину. Корд покрышки изорван, не мудрено, что камера лопнула. Команда недавно сменила спонсора с Dunlop на Goodrich, а у тех резина оказалась явно непригодной к гонкам по жаре под такими нагрузками, которые дают вес и скорость Delahaye 145. [511]
Рене отправился на пит-лейн, бережно прижимая к груди раненую руку. В отличие от предыдущих аварий эта ничуть не вывела его из нервного равновесия; скорее, довела до холодного бешенства тем, что у него отняли реальный шанс на победу. Поэтому он направился прямиком к представителю Goodrich и набросился на него с упреками: он едва не убился из-за их дерьмовых шин! Как они вообще смеют продавать гоночным командам такой хлам?! Может, и здоровым кулаком бы ему двинул, но рядом оказался его брат Морис, который его и осадил доводом разума: «Довольно кричать, Рене. Лично он тебе ничего плохого не сделал, так что, ты не прав». [512]
В итоге Жан-Пьер в тот день победил, а Рене и Écurie Bleue вернулись из Реймса в Париж ни с чем.
Люси терпеть не могла поражений, но тем летом она в полной мере отдавала себе отчет в том, что гонки – всего лишь испытательный полигон. Цель же перед ней стояла куда более дерзкая – заявить о себе во весь голос как о хозяйке лучшей французской гоночной машины, а для этого: во-первых, этим же летом увести заветный «миллион» из-под носа у зарвавшихся наглецов из Bugatti, а во-вторых, уже в следующем сезоне скинуть зазнавшихся немцев с насеста, который они себе устроили из подиумов формульных Гран-при. Не больше и не меньше. И дифирамбы немецким гонщикам и их машинам, доносившиеся из-за океана с ее второй родины – и использовавшиеся для пропаганды нацизма в Европе – лишь подливали масла в огонь этого ее страстного желания.
Рене лично сомневался в достижимости даже первой из двух этих амбициозных целей Люси. Шансы их Delahaye показать до истечения крайнего срока среднюю скорость 146,5 км/ч на шестнадцати кругах по Монлери, а тем более превзойти результат Bugatti, если они первыми уложатся в этот норматив, выглядели призрачными. Что до «серебряных стрел» с такими асами как Караччола и Роземайер в кабинах, то они развивали такие скорости, до которых их Delahaye было еще очень далеко, так что вторую цель Люси Рене и вовсе всерьез не воспринимал, полагая, что у них нет ни малейших шансов что-то противопоставить немцам. [513]
25 июля вдоль всей трассы Нюрбургринга собралось до полумиллиона болельщиков, съехавшихся на Гран-при Германии. Десятки тысяч зрителей битком забили главные трибуны и амфитеатр у виража «Карусель» на противоположном от стартовой/финишной прямой сегменте трека. «Вся спортивная Германия будто лавиной сошла» [514] на горы Айфель понаблюдать за этой гонкой.
Все «сливки европейского гоночного спорта» [515] были в сборе, и все быстрейшие машины – в заявках. Ни малейших сомнений не оставалось: Гран-при Германии отнял у французского лавры главного и кульминационного события сезона.
«Стартуй идеально, главное тут – идеальный старт!» — накручивал себя Руди, застыв в напряженном ожидании сигнала с выжатым сцеплением на второй линии решетки. [516] Со включением зеленого он дал по газам и рванул вперед и обошел Бернда еще до первого поворота, после чего вся лидирующая группа занырнула в лес.
Во время практики лидер Auto Union всех поразил: приземлившись прямо на трассу на собственном спортивном самолете, Роземайер пересел в машину, показал лучшее время и отбыл тем же пижонским образом, что и прибыл. Руди же намерен был произвести на публику впечатление именно в день состязаний, поскольку все остальное – не более, чем пускание пыли в глаза. Шустро стартовав, он нацелился пройти все двадцать два круга ровно и хладнокровно – и это ему в полной мере удалось.
Бернд потерял время на внеплановом пит-стопе из-за проблем с шиной – и до конца гонки вынужден был сломя голову наверстывать упущенное, но безуспешно. Эрнст фон Дели-ус и Дик Симен борясь друг с другом на прямой на скорости в 250 км/ч, устроили жуткую аварию. Многие выбыли из-за технических проблем, а гонщики на Alfa Romeo, включая даже Тацио Нуволари, конкуренции немцам более не составляли.
Руди, не отступив от плана гонки с двумя пит-стопами и максимальным темпом без оглядки на возможные последствия для машины, не прогадал – и победил с солидным отрывом от пришедшего к финишу вторым партнера по команде Манфреда фон Браухича. Бернд довольствовался лишь третьим местом. Стоя на пьедестале, Руди вскинул руку в нацистском салюте “Sieg Heil” при объявлении его победителем и с улыбкой принял «Приз Гитлера» – весьма увесистый бронзовый бюст «Богини скорости» с развевающимися на ветру волосами и стрелами молний, бьющими из висков.
Бернд стоял рядом с ним на подиуме с удрученным видом и нервно курил, глубоко затягиваясь. Он только что узнал, что Симен от полученных травм оправится, а вот его товарищ по команде и лучший друг Делиус отправлен в реанимацию без шансов на спасение его жизни. Руди, однако, решил, что Бернд пребывает в столь явном отчаянии из-за очередного проигрыша ему. [517]
На следующее утро Ганс Бауэр, личный пилот Гитлера, доставил Руди и Манфреда в Байройт, баварское местечко, где находилась загородная резиденция фюрера. Встретил их Геббельс, а затем состоялась фотосессия с дружескими рукопожатиями гонщиков лично с Гитлером.
После обеда Бауэр обратился к Руди с вопросом: дескать, поговаривают в партийных верхах, будто он, Руди, то ли принял, то ли собирается
