бесформенную кучу торчащих пустых зубьев; пронизывающая всё пыль едва заволакивала их отталкивающую наготу. Железнодорожные и трамвайные пути и другие средства сообщения и связи были, однако, восстановлены в рекордное время.
Природные же силы казались добрыми и мягкими; самые страшные летние грозы действовали успокаивающе. Беззаботно спалось, несмотря на грохочущие громовые раскаты; молнии воспринимались нами как касание птичьего пера, так как птиц не надо было бояться.
В Кёнигсварте мы разместили беженцев в нижнем этаже, а тем из них, кто были с детьми, были отданы комнаты на башне. Мы пытались им помочь, но всё-таки было невозможно создать для такого множества людей нормальные условия. Мы могли предоставить им свежие овощи, яйца и молоко. Дети быстро влились в местный детский сад и деревенскую школьную жизнь. В суровом и здоровом богемском климате они расцвели; летом они могли купаться и собирать ягоды, зимой – кататься на коньках и салазках; они наслаждались всеми радостями деревенской жизни, в то время как их матери вызывали глубокое сострадание.
Эти вырванные из своих корней, обедневшие женщины, разлучённые месяцами и годами со своими мужьями, с пошатнувшимися после бессонных ночей, проведенных в бомбоубежищах, нервами часто ссорились из-за ничтожных пустяков. Вскоре моим главным занятием стало миротворчество.
Я думала, что задача Соломона была легче, чем моя!
С озлобленной настойчивостью мариенбадский крейслейтер продолжал делать все, что было в его власти, для того чтобы помешать Павлу вернуться домой, несмотря на разрешённый ему отпуск. Он пытался усложнить любым способом не только нашу жизнь, но и жизнь людей, зависящих от него. Как представитель партии, он стоял также над всеми гражданскими службами.
Однажды утром пришёл к нам лесничий, господин Добнер, и сообщил, что произошёл трагический случай: над нашими лесами рухнул самолёт, и это повлекло за собой пожары и разрушения. Оба летчика погибли. Они были родом из соседней деревни и хотели сбросить над домом матери пилота подарок ко дню её рождения. Вероятно, они слишком низко опустились или при подъёме над Кайзервальдом допустили ошибку в расчётах.
Господин Добнер привёл с собой родителей, которые попросили меня вмешаться и поговорить с крейслейтером. Он, используя любой повод для издевательства, запретил устраивать христианские похороны погибшим. Если семьи будут на этом настаивать, заявил он, то он объявит пилота виновным в падении самолёта и запретит все воинские почести.
Я была готова просить о том, что не касалось конкретно нас, и поехала в Мариенбад. Крейслейтер был взбешён, что в дело включили меня, и отказывался удовлетворить просьбу. «Почему вы делаете это? Это не принесёт вам счастья», – сказала я. В ответ на мои слова он состроил гримасу сумасшедшего, его глаза почти выскочили из орбит, лицо набухло, словно он увидел привидение – или самого себя: «Мне нечего вам сказать. Уходите! – закричал он. – Уходите прочь!».
Слава Богу, мы могли обратиться и в более высокие инстанции в вермахте, и христианские похороны были разрешены, «чтобы не вызывать беспокойства у населения», как это было сказано в разрешении, так как даже наци вели себя в этом отношении пока осторожно.
В то время когда заслуживающие сожаления беженцы проживали дни в ожидании мрачного неопределённого будущего, наша жизнь всё более напоминала прошлые времена.
В длинные перерывы между редкими отпусками Павла мы возвращались к такому образу жизни, словно календарь был повёрнут назад, в прошлое.
За границу ехать было нельзя, и, таким образом, сменяющие друг друга времена года заменяли нам наши прежние поездки.
Таяние снегов весной принесло хлюпающую распутицу, бурные ручьи, текущие вдоль зарослей белых ландышей, и усердную работу: строить и обновлять, сеять и сажать, а также частое посещение хозяйств, чтобы считать цыплят, поросят и телят.
Наступило лето, надо было убрать до осени урожай. Красные ягоды рябины предупреждали о раннем наступлении новой, суровой, зимы.
Незадолго до Рождества открывались шлюзы прудов: мы попадали в уголок брейгелевской природы, в котором ловились карпы и форель в большие сети, а потом раздавались и продавались. Более мелкую рыбу отправляли назад, как жидкое серебро, соскальзывала она в быстро наполняющиеся пруды.
Снег стирал очертания и приглушал шумные звуки, когда дети в разноцветных куртках и шапочках катались на коньках и санках или играли в снежки.
Постоянная и неизменная смена времён года, казалось – особенно в деревне, – сохраняла людям душевное здоровье и составляла противовес всё более распространяющемуся безумию.
Даже использование работающих на газе автомобилей становилось всё более ограниченным. Поэтому из сараев снова доставали старые повозки, запрягали в них лошадей и пользовались ими как главным видом транспорта.
Кучер Крист – это имя часто встречается в Эгерланде – с гордостью взял на себя старые обязанности, правда, его чёрный сюртук и круглая шляпа позеленели от времени. Несмотря на тщательную чистку сбруи и полировку кареты и сидений, всё пахло затхлостью. Пружины стали слишком мягкими, так что во время езды нас укачивало, как в уютной колыбели.
Когда я выезжала одна, то брала высокую охотничью карету. Лошади из-за недостатка настоящего корма были не слишком рослыми, но сильными и бежали быстро.
Карета ждала нас на высокой песчаной дороге, а мы искали потайное место, к которому Павла раньше часто приводил отец; там находился спрятанный в густом кустарнике маленький клокочущий источник, вода которого обнаруживала странные свойства: мыши и другие мелкие зверьки, напившись из него воды, валились замертво и лежали на краю его.
Воду исследовали и установили в ней содержания радия; Павел намеревался после войны заняться этим делом.
Зимой доставали чёрные сани, сиденья которых были обтянуты тёмно-зелёной тканью; несмотря на возраст, их красиво изогнутые полозья делали сани элегантными. Тепло укутавшись в мешок из овчины, изрядно изъеденный молью, мы быстро скользили по мягкому снегу; в свежем воздухе весело звенели бубенцы, когда лошади вздымали головами.
Чудом Павел получил длительный отпуск, «чтобы собрать урожай» и позаботиться о хозяйстве, которое ведь служило и обществу; так как сельское хозяйство приобретало большое значение, оно вселяло во всех новую жизнь.
Мисси и Зиги Вельчек, как это бывало уже не раз и раньше, приехали, чтобы составить мне компанию. Павел нашёл, что мы побледнели, похудели и выглядели подавленными. Сразу же он принял энергичные меры: перед завтраком – плавание, затем он ставил нас в ряд и заставлял делать гимнастические упражнения, они становились поводом для взрывов смеха, разумеется, самого действенного из всех лечебных средств.
Мы тоже смеялись, когда увидели вечером, как после ванны Павел удобно сидел в своем кресле, распахнувшись и вытянув руки и ноги, в то время как Курт крутился вокруг него и
