целился из карабина в медведя, яркое солнце, отраженное от снежных просторов, освещало счастливые небритые лица.
– Я считаю, то, что ты делаешь, – это очень нужная вещь, это просто чудесно, – говорил брат, подхватывая для закуски пару ломтиков сырокопченой оленины и заворачивая в них оливки. – Вот эти лошади… да, вятской породы, они бы исчезли, ты говоришь. И эти вот утренники с юртой для детей-инвалидов… Понимаешь, Серёж, это называется – неравнодушие. Можно ведь так сказать – неравнодушие? По-моему, можно. Этого мало в мире, но это очень нужная штука. У меня друг, Андрюша Александров, тоже человек, которому не наплевать. Он – тренер, тренер от бога. Понимаешь, по-настоящему занимается с пацанами – гребля на байдарке. Не для результатов, не для того, чтобы бабки заработать, а чтобы они выросли нормальными людьми.
Сергей, наклонив набок голову, с интересом смотрел на нас.
– Нет, все-таки это фантастика! – подытожил брат. – Понимаешь, Серёж, некоторые же нагребут денег, нагребут – и сидят на них. А тут – лошади вятские, олени, сохранение природы… Хорошо!
Во время этих вторых посиделок вопрос с баней и ночевкой разрешился сам собой, и нашего водителя, который дремал в машине, накормили и отвели спать.
Баня, как объяснил нам прибывший (или вызванный?) печник Эдуард, держит пар неимоверно долго. Печь сделана специальная, в ней только одного чугуна полторы тонны. А если подойти к печи со стороны топки и приглядеться, то видно подобие буквы «П» в человеческий рост. Это он, Эдуард, специально так сделал, поскольку буква «П» – первая в слове «Петрович».
Баня была и правда хороша, хотя топили ее аж третьего дня, по словам печника Эдуарда и самого Сергея. Когда плескали из ковшика, пар вылетал плотной мутно-белой струей и немного перехватывало дыхание. На глаза тек пот.
После первого захода посидели за столом, еще раз обсудили печь, ее устройство, скрытый смысл, заложенный в оформлении фронтона, и выразили свое восхищение печнику Эдуарду. Эдуард в очередной раз рассказал, как пришлось поднимать потолок бани чуть повыше по мере строительства печи. Пригляделись и увидели, что раньше потолок действительно был ниже.
Потом слегка коснулись операции, которую недавно сделали брату.
– Пружинки такие вставили в коронарные сосуды у сердца. Один сосуд совсем забит был, другой наполовину.
– Называется «стентирование», – уточнил Сергей.
– И главное, говорят, – в области грудины должно болеть. У меня вообще нигде не болело. Я говорю – чуть в плече ныло, как будто мышцу потянул.
– Если слева болит – это все чепуха, хондроз. А если справа – срочно неотложку.
– Про то, что справа, не слышал, говорю, что мне врач сказал…
Затем речь зашла о пчелах, поскольку Сергей сменил направление беседы. Он часто так делал. Ему как будто скучно становилось терпеть одну тему в разговоре, и он вдруг сворачивал в совершенно неожиданную сторону. Вот и теперь он сказал брату:
– У вас же там, в вашей Америке, есть сторожевые пчелы.
– Нет, не слышал. Сторожевыми бывают гуси, насколько я знаю.
– Какие гуси? Я вам про пчел говорю. Если чужой на участке появится, они нападают и изжалят всего.
– Да ну, чепуха какая-то.
– Не чепуха. Я сейчас найду. – Сергей стал гуглить, набирать одним пальцем «американские сторожевые пчелы», но Гугл ничего такого не выдал.
Опять стали париться. Сергей с братом сходили окунуться в запруженную речку. Окунулись и вылезли. Постояли, исходя паром на улице. Сергей сказал, что нужно погружаться дважды, и брат с удовольствием погрузился второй раз. Вода была градусов десять.
Они были почти ровесники, брат чуть старше, чуть крупнее, попьянее как будто.
Потом выпили еще крохотку и парились уже по-серьезному, и в конце концов в парилке остался один брат. Долго сидели за столом молча, слушали, как из парной раздаются удары веником по телу, покрехтывание, вздохи.
– Здоров ваш брат, – сказал Сергей, и все с готовностью согласились с этим.
Я тоже согласился, возразить тут было нечему.
Наконец он вышел.
– О-о, хорошо! У нас там такого нет, это правда. Ни сторожевых пчел, ни нормальной бани. Серёжа, пойдем окунаться, – сказал брат, блестящий от пота и облепленный березовыми листьями. Без очков его лицо было проще, он счастливо улыбался и щурился на нас.
– Нет, я всё, – ответил Сергей. А когда брат ушел, спросил, не стоит ли присмотреть за ним. Все-таки операцию недавно человеку делали на сердце.
Я вышел, спустился к воде и протянул брату руку, помог вылезти на мостки.
– Ф-фу, кайф! – сказал брат. Утер ладонью лицо, разглядел меня. – Старичок, как ты?
Он стоял, как в исторических фильмах стоят рыцари после тяжелого удачного боя, покачиваясь. Ему не хватало меча, чтобы опереться на него. Нет, скорее, он смахивал на древнего грека, они же вроде голыми сражались. Так что вместо меча придется опираться ему на сияющий щит круговидный.
Он оперся на декоративную бочку, свернул ее с места, устоял на ногах и рассмеялся. Потом развернулся, прыгнул и, расставив руки и ноги в стороны, опять обрушился плашмя в черную воду.
– Второй раз и правда слаще, – подтвердил он, выбираясь на сушу.
После этого пошли долгие, неторопливые рассказы. Эдуард наконец полностью, детально рассказал, как он клал эту печь, которая держит хороший жар три дня после протопки. Как рассчитал размер, как начинил эту печь полутора тоннами чугунных шаров. Когда топишь, то шары раскаляются добела. Как он сейчас бьется над печами народов мира в павильоне и скоро полностью их закончит. За время рассказа все успели омыться в душе, завернуться в простыни и рассесться за столом.
Брат рассказал, как десять лет назад по дороге из Солт-Лейк-Сити он уснул за рулем на скорости семьдесят миль в час, и их с женой и ребятишками доставали из машины. Все обошлось, хотя это чудо, конечно.
Еще рассказал вкратце историю, как его дочка Ирочка познакомилась со своим мужем – пожарным из Рочестера по имени Джо. Вскоре после знакомства Джо поехал на вызов, а пожар, оказывается, устроил маньяк, убивший молотком свою бабушку, отсидевший за это полный срок и вышедший на свободу.
– О-хо-хох, сколько же у вас там маньяков, в Америке! – вздохнул Сергей.
В этот раз маньяк сам поджег свой дом, засел в кустах с винтовкой, дождался пожарных и открыл по ним стрельбу. Одного убил насмерть, а Джо тяжело ранил. И Джо, раненый, пополз дорогу перекрывать, машины останавливать, чтобы никого больше не подстрелили. Потому что чудесный парень попался, неравнодушный, герой. Ирочка потом с ним в больнице сидела, выхаживала. И Обама медаль вручил. А засевшую в костях пулю доставать не стали, побоялись.
